Османская империя. Шесть веков истории - Оливье Буке Страница 64

В провинциях: компромиссы власти

В глазах путешественников и дипломатов из соседних стран, например марокканцев, султан по-прежнему выглядит верховным правителем крупнейшей страны ислама[284]. Однако в некоторых провинциях, находящихся под его властью, авторитет правителя постоянно подтачивается, а деньги собираются с трудом: часто арендаторы земли не платят обещанные суммы. Для поддержания если не реальной, то по крайней мере видимой власти Порта имеет единственный рычаг: принятие наличия влиятельных посредников между султаном и его подданными до тех пор, пока они продолжают демонстрировать лояльность к официальным институциям. В прошлом правительство при сборе налогов и обеспечении общественного порядка опиралось на местные власти. Оно продолжило делать это: регулируя свою позицию в зависимости от баланса сил с конкретными людьми, империя взвешивала ожидаемые затраты и выгоды прямого вмешательства. Порта то разрешает Тунису двигаться к режиму полной автономии, то в 1786 году вдруг решает послать экспедицию в Египет, чтобы положить конец ситуации, которая уже пятнадцать лет как полностью вышла из-под контроля. Однако неверно полагать, что имперская администрация повсюду сдает позиции: там, где в прошлом она играла ведущую роль, она договаривается о компромиссах, делегирует новые полномочия назначенным ею же властям и извлекает из этого множество выгод.

Так, в 1704 году Стамбул дал губернатору Багдада Хасан-паше карт-бланш на восстановление власти Порты над территорией, соответствующей, за исключением провинции Мосул, нынешнему иракскому государству. После смерти Хасан-паши в 1723 году ему наследовал сын, Ахмад-паша, стоящий во главе правительства, отныне прочно укорененного в торговом пространстве и ставшего более динамичным и более вооруженным перед лицом иранской угрозы. За счет развития судоходства по Тигру и Евфрату Ирак увеличивает снабжение зерном, металлами и древесиной, доставляемыми из Восточной Анатолии, отстраивает и развивает форты, мосты и дороги, улучшает инфраструктуру святых мест Наджафа и Кербелы, увеличивает интеграцию провинции в имперскую экономику[285]. В последующие десятилетия характер положения чередуется: то происходит возвращение власти генерал-губернаторов (Сулейман-паша после 1780 года; Давуд-паша с 1817), идущее на пользу Порте, то начинается борьба соперничающих фракций мамлюков, которые в 1760–1770 и 1802–1817 годы ослабляют и дестабилизируют Ирак в целом. Таким же образом на другом конце империи, в Черногории, Порта договаривается о продолжении политики интеграции православного духовенства в османскую администрацию второй половины XVII века. И наконец, в 1754 году она возлагает на епископов и знать Кипра заботу о поддержании общественного порядка, отправления правосудия и уплаты налогов среди христианских подданных острова.

На многих территориях (Эгейские острова) или в городах (Алеппо, Иерусалим) семьи главенствовали, не устраняя своих соперников, а высшие функции оставались прерогативой небольшого числа домов, искавших поддержки у Порты[286]. Есть и другие, где знати удавалось использовать существующую организацию, чтобы пробиться наверх: Ахмед Джеззар-паша использует Акру как базу влияния, которое выходит далеко за пределы цитадели и делает его ключевым игроком на Ближнем Востоке. В Стамбуле паши и их верные сторонники получают власть от союзов с высшей региональной аристократией. В 1808 году, чтобы стабилизировать ситуацию после восстания Алемдара Мустафы-паши, правительство даже подписывает документ (sened-i ittifak), признающий власть магнатов Русчукского края. Взамен последние помогают подавить восстание, включают свои силы в имперские армии и выполняют налоговые обязательства. Однако существовала красная черта, которую не следовало переходить: отвергать власть Османской династии над территориями империи. В этом случае Порта решала устранить главаря мятежа. Именно это произошло с Дахиром аль-Умаром, лидером зейданов в Галилее, в 1775 году. Иногда империя считала необходимым устранить родственников и верных соратников мятежника, – таким был, например, случай с сыновьями Али из Янины. Иногда, напротив, Порта предлагала потомкам свергнутого эмира войти в высший эшелон исполнительной власти государства: так случилось с потомками курдских лидеров, бедирханов. Наконец, Порта могла решить воспользоваться возможностью восстановить прямую власть, как в Ираке в 1831 году.

Признание престижа

Необходимо различать отдельные полномочия, официально признаваемые властями. Термин аян обозначал не только знать в широком смысле, но и функцию, должным образом признаваемую центральной властью и сопровождаемую привилегиями. Официальные представители населения, аяны, являлись адресатами губернских и императорских постановлений – указы 1765, 1779 и 1784 годов требовали, чтобы любое назначение аянов утверждалось службами великого визиря. Однако Порте не удается ни контролировать их расходы, ни ограничивать злоупотребления, совершаемые против подданных. Она также не может помешать наиболее крупным из них стать местными правителями во второй половине XVIII века. Империя оставляет большую автономию потомственным курдским, туркменским, друзским, арабским, албанским, славянским или валахским племенным вождям и соглашается с передачей губернаторских должностей в руки потомков бывших великих семей, которые по-прежнему пользуются престижем (Рамазаноглу в Адане, Салтукоглу в Эрзуруме или Джанболатоглу в Килисе).

Стремясь сохранить авторитет и преемственность династии, единственным гарантом которой он выступает, султан отказывается признавать иное дворянство, кроме своего. Однако приходится делать исключения. Первое касается потомков Пророка. Хадис повелевает учить своих сыновей «трем добродетелям: любви к Пророку, любви к Ahl al-Bayt [ «людям Дома» Мухаммеда], чтению Корана». Во второй половине XVII века шерифы включаются в категорию аскери. Султаны реагируют на опасения специалистов по генеалогии и преграждают путь злоумышленникам, незаконно вторгшимся в эту категорию: статус потомка Пророка должен быть в обязательном порядке подтвержден представителем, именуемым накиб аль-ашраф (nakib ül-eşraf). В конце XVI века данные им преимущества становятся предметом сарказма Мустафы Али. Полтора века спустя эта категория описывается как средоточие всяческих узурпаций. В провинциях, где они неизвестны местным жителям, люди расхаживают в зеленых тюрбанах, бывших привилегией шерифов, в надежде, что таким образом они смогут зарегистрировать своих детей в этом статусе. Следует отметить, что признание статуса шерифа являлось источником ценных возможностей. Оно освобождало от налоговых и военных повинностей; открывало доступ к управлению важными вакфами; вызывало уважение в самых священных местах; наконец, использовалось Портой как инструмент привлечения на свою сторону покоренных династий.

Та же политика побуждала султана крайне почтительно обходиться с потомками гази, борцов за веру и победоносных героев завоевательных кампаний. Среди самых известных назовем фамильные ветви Эвренос, Турахан, Михал и Малкоч. Все говорит о том, что деятели, связанные с этими знаменитыми именами, «начальники походов» (удж-беи), считали себя равными первым османским беям, с которыми их связывал общий интерес к завоеваниям. Они участвовали в осуществлении власти, отрезали себе поместья в полную собственность, затем передавали их потомкам, а также наделялись тимарами и учреждали вакфы на завоеванных территориях. Эти семьи сохраняли независимость, уже не соответствовавшую их пользе в качестве авангардного отряда (сократившейся из-за стабилизации границ), и потому Мехмед II старался сократить