Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого - Сюзанна Симард Страница 8

коленке. В этом волокнистом лоскутном одеяле ползали улитки и ногохвостки, пауки и муравьи. Чтобы забраться глубже, дядя Джек снял заступом гниющий слой толщиной с лезвие. Под этим ковром поблескивал гумус – настолько разложившийся, что походил на пасту из темного какао, сахара и сливок, из которой мама делала нам горячий шоколад. Я сосредоточенно жевала березовый грунт. Забавно, но никто из родственников – ни брат, ни сестра, ни родители – никогда не дразнил меня за поедание земли. Мама сказала, что забирает Робин и Келли на блины, но я не собиралась пропустить эту драму. Когда мужчины вскрывали очередной слой, в пористых комьях, отброшенных в сторону, извивались многоножки и мокрицы.

– Sacrébleu![12] – выругался дедушка.

Тонкие корни в слое гумуса стали плотными, как тюк сена. Но дед был самым стойким человеком, которого я когда-либо знала. Однажды, когда он в одиночку валил кедр бензопилой, ветка срезала ему ухо. Он обмотал голову рубашкой, чтобы остановить кровотечение, поискал потерю под ветками, нашел и проехал тридцать километров до дома. Отец и дядя Джек отвезли его в больницу, где доктор целый час пришивал ухо.

Джиггс только тихо скулил. Дед взял заступ и стал крошить спутанные корневища. Почти непробиваемые корни, образовавшие плетеную корзину земляных тонов. Приглушенные оттенки белого, серого, коричневого и черного. Теплая палитра умбры и охры.

Я наслаждалась своим шоколадно-сладким гумусом, пока мужчины пробивались в подземный мир.

Дядя Джек с отцом сняли слой гумуса и добрались до минеральной почвы. Они счистили рядом с уборной всю лесную подстилку – опад и слой перегноя – на ширину в две лопаты. Заблестел мелкий светлый песок, такой белый, что казался снегом. Позже я узнала, что подобные поверхностные слои есть у большинства почв в этой гористой местности, словно сильные проливные дожди убрали из них всю жизнь. Возможно, песок на пляжах имеет такой бледный цвет, потому что штормы вымывают из него кровь жуков и грибные нити. Среди этих поблекших минеральных зерен армию корней пронизывали еще более плотные заросли грибниц, которые высасывали из верхнего горизонта почвы все оставшиеся питательные вещества.

Еще одна лопата вглубь, и белый горизонт уступил место малиновому. Над нами пронесся ветерок с озера. Земля раскрывалась шире, а я все быстрее пережевывала свой сладкий перегной, как старую жвачку.

Казалось, проявляются пульсирующие артерии почвы, а я была первым свидетелем. Я подошла ближе, завороженно уставившись на фрагменты нового слоя. Зерна цвета окисленного железа, будто они из крови, покрывала черная смазка. Эти комочки почвы походили на целые сердца.

Дальше пошло хуже. Во все стороны торчали корни толщиной с предплечье моего отца, и он рубил их лопатой. Он взглянул на меня и улыбнулся тщетным усилием своих тонких губ. Каждый корень выглядел по-своему цепким, хотя все одинаково стремились привязать деревья к земле. Белую бумажную березу, пурпурно-красный кедр, красновато-коричневую пихту, черно-коричневую тсугу. Корни не давали мамонтам уронить деревья. Дотягивались до глубоко находящейся воды. Создавали поры, по которым просачивалась влага, и проползали жучки. Шли в глубину, чтобы получить доступ к минеральным веществам. Не давали обвалиться яме сортира. Чертовски мешали копать.

Лопаты уступили место топорам, пытавшимся прорубить этот древесный фундамент леса. Затем они снова пошли в дело, но быстро наткнулись на камни, испещренные белыми и черными пятнами. Камни всех размеров – большие, как баскетбольные мячи, и маленькие, как бейсбольные мячики, – впечатывались в землю, как кирпичи, вмурованные в стену. Отец побежал в плавучий дом за ломом. Мужчины вытаскивали каждый камень из его тесного укромного уголка – поворачивали, скребли, выуживали. Меня осенило, что песчанистая почва – просто масса измельченных зерен камня. Избиваемые осенними дождями, высыхающие до пыли летом. Замерзающие и трескающиеся зимой, оттаивающие весной. Разрушающиеся сочащейся водой на протяжении миллионов лет.

Джиггс увяз в слоеном пироге: верхний слой состоял из опавших частей растений, нижний – из измельченной породы. Еще метр, и малиновые породы уступили место желтым. Цвета светлели с глубиной так же постепенно, как менялось утреннее небо над озером Мейбл. Корни попадались все реже, а камни – все чаще. На половине глубины ямы камни и почва стали пастельно-серыми. Джиггс устало тявкал и хотел пить.

– Все хорошо, Джиггс! – крикнула я ему вниз. – Ты уже почти на свободе!

По всему плавучему дому у бабушки Марты стояли ведра для сбора дождевой воды, я сбегала и принесла полное. Привязав веревку к ручке, я спустила его так, чтобы Джиггс мог упереться в него передними лапами и попить.

Потребовался еще час и много ругательств на французском, прежде чем мужчины вчетвером легли на живот плечом к плечу и, свесившись по пояс в расширенное отверстие, ухватили собаку за передние лапы.

– Раз, два, три! – крикнули они.

Джиггс пронзительно завизжал, когда его вытащили из жижи. Отряхнувшись, он ступил на опору, образованную плетеным ковром из яркоокрашенных корней, и, моргая, побрел ко мне; к заляпанной рыже-черно-белой шерсти пристали клочья туалетной бумаги. Он не мог даже вилять хвостом. Уставшие мужчины достали сигареты и устроили перекур. Я прошептала:

– Давай, мальчик, – и через несколько шагов мы ринулись в озеро отмываться.

Потом я сидела на берегу и бросала в воду деревяшки. Джиггс приносил их. Ни он, ни я не подозревали, что его приключение открыло передо мной целый новый мир. Мир корней, минералов и пород, которые составляли почву. Грибы, жуки и черви. Вода, питательные вещества и углерод, проходящие через почву, ручьи и деревья.

Каждое лето в плавучих жилищах на озере Мейбл я знакомилась с секретами моих предков, отцов и сыновей, которые всю жизнь занимались валкой леса. Делом, которое вошло в нашу плоть и кровь. Дождевые леса, которые вырубала моя семья, казались неуничтожимыми: огромные старые деревья выступали хранителями сообщества. Важно, что в какой-то момент заготовители останавливались и тщательно оценивали природу тех или иных деревьев, подлежащих рубке. Из-за транспортировки по лоткам-водоводам и рекам эти лесозаготовки шли медленно и не отличались размахом, уже позже грузовики и дороги позволили увеличить масштабы работ. Что же лесозаготовительная компания в горах Лиллуэт делала совершенно неправильно?

Папа любил рассказывать Робин, Келли и мне о своей юности в лесах. Глаза у нас округлялись, как у сумасшедших, – особенно когда истории оказывались жуткими. Например, как дядя Уилфред потерял палец в петле, обернутой вокруг сосны белой, которую тащил Принс – серый тяжеловоз весом в две тысячи фунтов. Дедушка остановил Принса только тогда, когда Уилфред заорал громче бензопилы. Или как на спину деду рухнул со свистом кедровый ствол, после чего он