Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь Страница 3

— Ты с ума сошла, они же испортят регистрационную книгу.

— Но я хочу, чтобы они тоже подписались, — настаивала я. — Если Родольфо подпишется, то и они тоже должны. Мы с ними вместе играли.

— Ну хорошо, пусть подпишутся, — уступил Андрес. — Кабаньяс, пусть дети поставят свои подписи.

Никогда не забуду, как мои братья и сестры расписывались в книге. Прошло не так много времени, как мы переехали из Тонансинтлы, и они еще не вполне избавились от деревенской застенчивости. Барбара в испуге распахнула глаза и прошептала, что я сошла с ума. Тереса наотрез отказалась участвовать в этой игре. Зато Маркос и Даниэль с их нечесаными вихрами со всей серьезностью поставили подписи. Причесывались они лишь когда фотографировались, остальное их не волновало.

На голове у маленькой Пиа был шиньон с нее ростом. Глаза ее находились на уровне стола, а чуть выше колыхался огромный красный бант в белый горошек.

— И не говори потом, что твоя семья не выпендривается, — шепнул Андрес, чтобы услышал папа, и ущипнул меня на талию. Тогда я этого не понимала, но сейчас уверена, что он сказал так специально для папы. С годами я выучила, что Андрес ничего не произносит просто так. И что ему нравилось уязвить моего папу. Накануне вечером он с ним разговаривал. Сказал, что хочет на мне жениться, и если папа не согласен, то он сумеет его убедить, по-хорошему или по-плохому.

— По-хорошему, генерал. Это честь для меня, — ответил отец, не в состоянии возразить.

Годы спустя, когда Лилия, дочь Андреса, тоже собралась замуж, он мне сказал:

— Думаешь, я буду вести себя с дочерьми, как твой папаша? Да ни за что. Моих дочерей не уведет на всю ночь какой-нибудь подонок. Мои дочери вовремя попросят меня выяснить, что за кретин собрался их увести. Я своих детей подарками не осыпаю. Тот, кому понадобятся мои дочери, будет меня умолять и отдаст всё, что имеет. Придем к соглашению — хорошо, а не придем — пусть катится к черту. И венчаться они будут в церкви, плевал я на Хименеса и его споры со священниками.

Пиа еще не умела писать, а потому вместо подписи нарисовала рожицу с двумя глазками. Судья потрепал ее по щеке и тяжело вздохнул, изо всех сил стараясь скрыть раздражение. К счастью, на этом все закончилось. Родольфо и Чофи — так все называли Софию — быстро поставили свои подписи, эта парочка толстяков просто умирала с голоду.

Потом мы все отправились завтракать в галерею. Андрес заказал для всех кофе, горячий шоколад и тамале [3].

— Я хочу апельсиновый сок, — сказала я.

— Будете пить кофе и шоколад, как все, — заявил Андрес. — Не устраивайте переполох.

— Но я не могу завтракать без сока.

— Чего тебе не хватает, так это побывать на войне. И первое, чему тебе придется научиться — это обходиться без сока. Откуда я тебе возьму сок?

— Папа, скажи ему, что я пью сок по утрам, — попросила я.

— Принесите апельсиновый сок для девочки, — потребовал отец столь решительно, что официант бегом бросился исполнять поручение.

— Хорошо, — сказал Андрес. — Пей свой сок, гринга. Ну какой земледелец в этой стране начинает день с сока? Не думай, что всегда будешь получать желаемое. Жизнь с военным нелегка. Скоро сама узнаешь. А вы, дон Маркос, не забывайте, что она уже не ребенок и что за этим столом командую я.

Ответом ему было долгое молчание; которое нарушал лишь звон золотых браслетов Чофи.

— Ну так в чем дело? — спросил наконец Андрес. — Почему мы молчим, когда у нас такой праздник? Дети, ваша сестра вышла замуж, могли ли вы рассчитывать на такую удачу?

— Удачу? — ответила Тереса, известная своим острым язычком. — Да вы с ума сошли!

— Что ты сказала? — переспросил Андрес.

— Счастья вам и долгих лет жизни! — воскликнула Барбара, посыпая наши головы рисом.

— Счастья тебе, Кати! — повторяла она, продолжая сыпать рис мне на голову, а я провела ладонью по волосам, чтобы его стряхнуть. — Счастья вам!! — с этими словами она порывисто обняла меня и стала целовать, пока мы обе не расплакались.

Глава 2

Мы были совершенно особенной парой, не похожей на остальные. В первое время после свадьбы мы всегда и везде ходили вместе.

Андрес любил демонстрировать меня своим друзьям и никогда на упускал случая обнять меня у них на глазах. Мы часто принимали его друзей в нашем доме номер 9 на Северной улице. Этот дом был слишком велик для двоих. Он находился в самом центре города, рядом с рынком, магазинами и домом моих родителей.

Я везде ходила пешком и никогда не оставалась одна.

По утрам мы совершали верховую прогулку; сначала садились в «форд» Андреса и добирались до Пласа-дель-Чарро, где держали лошадей. На другой же день после свадьбы Андрес купил для меня гнедую кобылу, которую звали Кошмар. Сам он ездил на жеребце по кличке Аль-Капоне.

Вставал Андрес с первыми лучами солнца и отдавал мне приказы, как солдату своего полка. Проснувшись, он уже больше ни на минуту не смыкал глаз. Потом он скакал и бегал вокруг кровати, повторяя речь о необходимости физических упражнений. Я же прикрывала глаза и лежала тихонько, думая о море или улыбках. Иногда я оставалась в постели столько времени, что Андрес возвращался из ванной, где запирался с газетой, и кричал:

— Вставай, лежебока! О чем ты опять задумалась? Жду тебя внизу. Считаю до трехсот; если не спустишься, я ухожу.

Я, как сомнамбула, вылезала из ночной рубашки, натягивала панталоны, пятерней приглаживала волосы, потом застегивала блузку перед зеркалом, с трудом нашаривая пуговицы. Затем, держа в руках ботинки, сбегала вниз, где ждал Андрес.

— Двести девяносто восемь, двести девяносто девять... — считал он. — Имей в виду, в следующий раз не дам тебе времени надеть сапоги. Будешь тогда знать, копуша несчастная! — ворчал он, забираясь в «форд» и заводя двигатель.

Я просовывала голову в окошко, целовала его и трепала по волосам, а потом обегала машину и садилась рядом.

Чтобы добраться до Пласа-дель-Чарро, необходимо было выехать за пределы города. Солнце уже начинало припекать, когда парнишка-конюх выводил лошадей. Андрес вскакивал в седло без посторонней помощи, но прежде всегда помогал мне взобраться на Кошмар, никогда не упуская случая погладить ее по шее.

Далеко вокруг тянулись поля. Так что мы могли мчаться, куда глаза глядят, как если бы вся земля принадлежала нам. Тогда мне и в голову не приходило, что мне могут понадобиться все обширные земли, которые появились у нас позднее. В те дни мне хватало и одного поля.

Иногда Аль-Капоне неожиданно бросался в галоп. Тогда Андрес отпускал поводья, позволяя ему бежать, куда глаза глядят. Поначалу я не знала, что лошади имеют привычку повторять действия друг друга, и очень испугалась, когда Кошмар тоже пустилась в галоп, хотя мне этого не хотелось. Я едва смогла выдержать эту скачку: ягодицы при каждом шаге бились о седло, и к вечеру на них выступили обширные синяки. При виде их генерал едва не умер от смеха.

— Ты бьешься о седло, потому что все время сидишь, — наставлял он. — Привставай на стременах, когда скачешь.

Я старалась исполнять все его указания, как если бы мне давал их сам Бог.

Он очень любил ставить меня в тупик, а потом смеяться над моим невежеством.

— Ты не умеешь ездить верхом, не умеешь готовить, не умеешь трахаться. Даже интересно, на что ты потратила первые пятнадцать лет своей жизни?— допытывался он.

Домой мы всегда возвращались к обеду. Я стала посещать кулинарные курсы сестер Муньос и вскоре научилась бесподобно готовить жаркое. А уж сделать пирожные для меня было проще, чем расчесать волосы. Научилась я также готовить и индейку под шоколадным соусом моле, и чили с грецкими орехами, и чалупу, и тингу. Много всего.

На занятия мы собирались к десяти утра, по вторникам и четвергам. Учениц было двенадцать, и лишь я одна замужняя.

К тому времени, когда Хосе Муньос кончала диктовать, у ее сестры Клариты было уже все готово для приготовления очередного блюда, и мы принимались за работу.

Работали мы парами. Однажды, когда мы готовили шоколадный соус моле и как раз растирали кунжутные зерна деревянными пестиками, Пепа Ругарда, которая вскоре собиралась выйти замуж, тронула меня за плечо и спросила:

— Скажи, правда, что во время этого нужно закрывать глаза и молиться Богородице?

Я рассмеялась. Весь тот день мы растирали кунжут и проговорили до самого вечера. Еще одна моя подруга, Моника Эспиноса, в это время обжаривала на горелке тыквенные семечки. Ее мы тоже пригласили к нам присоединиться.

Когда все ингредиенты были обжарены, нам предстояло их измельчить.

— Ничего не поделаешь, — вздыхали сестры Муньос. — Наступают трудные времена, так что будет лучше, если вы научитесь пользоваться ручной мельницей.

И мы учились. По очереди вертели ручку мельницы, бросая в нее то арахис, то стручки чили, то миндаль, то семена кунжута. Но нам так и не удалось измельчить все как следует.