Дарио Фо - Несчастный случай? Страница 9

СУМАСШЕДШИЙ. Громче! Голос. (Хватает полицейских за плечи, взбадривает их).

Нет у нас близких, нет и родных,Скитаясь по свету, забыли мы их. Голос, черт вас возьми!Идея свободы — вот наш кумир,Родина наша — весь мир, весь мир!

(постепенно хор поющих уходит в затемнение).

Действие второе

В темноте все четверо начинают петь, как в финале первого действия. К завершению куплета на высокой ноте сцена освещается полностью.

СУМАСШЕДШИЙ (аплодирует, обнимает, пожимает руки). Браво, браво! Ну, вот теперь все в порядке. Теперь уже никто не сможет усомниться, что анархист был более, чем умиротворен!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Я бы осмелился заметить, что он остался весьма доволен.

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, он чувствовал себя прямо как дома. Словно в какой-то из римских секций, где всегда больше переодетых полицейских, чем настоящих анархистов.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Пулеметная очередь наших лживых утверждений ни в коей мере не затронула его психику.

СУМАСШЕДШИЙ. Значит, никакого раптуса не было. Раптус возник позже. (Обращаясь к комиссару). Когда?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Около полуночи.

СУМАСШЕДШИЙ. Чем же он был вызван?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я думаю, причиной…

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, нет, упаси Боже! Вы ничего не думаете… Вы ничего не должны знать об этом, синьор начальник полиции!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как это не должен знать?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, черт побери, мы здесь можно сказать на ушах стоим, чтобы вытащить вас из этой истории, доказать, что вы никакого отношения не имеете к смерти железнодорожника… потому что вас здесь даже не было…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы правы, извините… я невнимательно слушал вас…

СУМАСШЕДШИЙ. Да, но вы что-то уж очень часто оказываетесь невнимательным… Будьте внимательнее… Итак, как говорил Тото в одной старой комедии: «В тот момент начальника полиции в полиции не было!» Но был комиссар.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, я был, однако вскоре вышел…

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, опять начинаем перекладывать на кого-то. Ну, будьте молодцом, расскажите, что произошло около полуночи.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нас было в этой комнате шестеро: четыре агента, я и еще один лейтенант карабинеров.

СУМАСШЕДШИЙ. А, это тот, кого потом произвели в капитаны.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, именно тот.

СУМАСШЕДШИЙ. И что ж вы делали?

ВТОРОЙ КОМИССАР, Допрашивали.

СУМАСШЕДШИЙ. Еще? «Где был? Что делал? Говори! Не хитри!» Черт побери, после стольких часов допроса, представляю, как вы все устали, как были взвинчены… раздражены.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ничего подобного, ваша честь, мы все были абсолютно спокойны.

СУМАСШЕДШИЙ. Разве вы не приложили его слегка? Ну, хотя бы по физиономии наотмашь не влепили?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет, что вы…

СУМАСШЕДШИЙ. Не били лежачего

ВТОРОЙ КОМИССАР. Тем более, ваша честь.

СУМАСШЕДШИЙ. И не рубили его?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Как это — рубили?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, как делают массаж женщинам при ожирении… (показывает). Так так-так… (Бьет ребром руки). Ах, это очень полезно: так так-так!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да нет, синьор судья… и массаж не делали. Мы его допрашивали с шуточками…

СУМАСШЕДШИЙ. Будет вам — неужто «с шуточками»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Уверяю вас… Спросите агента. (Подталкивает его к сумасшедшему).

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, не нужно, это невероятно. (Показывает лист бумаги). Но это отмечено и в рапорте судьи, который сдал дело в архив.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Конечно, и он ничуть в этом не усомнился.

СУМАСШЕДШИЙ. Я тоже верю… только в каком смысле «с шуточками»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. В том смысли, что шутили… Допрашивали так, чтоб можно было посмеяться.

СУМАСШЕДШИЙ. Не понимаю. Играли, что ли, в «солдатскую пощечину»?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ну, не совсем так, конечно… Но в общем старались шутить. Поддразнивали… изобретали каламбуры… отпускали шуточки…

СЕРЖАНТ. Да, да, очень смешно было. Знаете, ваша честь, наш комиссар, на него и не подумаешь, а он большой затейник… Видели бы вы его, когда он в ударе, какие гремучие допросы устраивает… Так смешно бывает, что животики надорвешь! Ха-ха!

СУМАСШЕДШИЙ. Теперь мне понятно, почему в Риме решили изменить ваш девиз.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Девиз итальянской полиции?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, ваш, в Министерстве решили.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как же его изменяют?

СУМАСШЕДШИЙ. Вернее било бы сказать, дополняют… Как он звучит сейчас?

ВТОРОЙ КОМИССАР. «Полиция стоит на службе граждан».

СУМАСШЕДШИЙ. А отныне и впредь он будет гласить: «Полиция стоит на службе граждан, чтобы развлекать их!»

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ха-ха, да вы смеетесь над нами.

СУМАСШЕДШИЙ. Ничуть. Я больше чем убежден, что вы действительно «с шуточками» обращаетесь с допрашиваемыми, как уверяете… Помню, однажды мне довелось присутствовать в Бергамо на допросах так называемой «банды понедельника». Помните, в нее входили священник, врач, аптекарь… почти весь город был повязан, а потом оказалось, что все невиновны… Так вот, я остановился в одной маленькой гостинице возле квестуры, где проходили допросы, и почти каждую ночь меня будили вопли и стоны. Поначалу я думал даже, что там людей избивают, топчут ногами… Но потом догадался — это же взрывы смеха. Да, это был смех, довольно, резкий, правда. Допрашиваемые кричали: «Ах, ох, ох, мама! Хватит! 0й, ой! Помогите, не могу больше! Комиссар, хватит, а не то помру от смеха!»

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Не будем иронизировать, синьор судья, вы же знаете, что из той банды все, от главаря до самого последнего боевика были осуждены?

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, по причине чрезмерной смешливости. (На лицах полицейских появляется недовольное выражение). Нет, нет, я не шучу. Вы даже не представляете, сколько совершенно невиновных людей придумывают разные небылицы, наговаривают на себя, только бы их забрали в полицию! А вы принимаете их за анархистов, коммунистов, профсоюзных и рабочих деятелей… Но на самом деле речь идет только о несчастных больных в депрессивном состоянии, ипохондриках, меланхоликах, которые выдают себя за революционеров, лишь бы вы допросили их… чтобы залиться хохотом, здоровым смехом! Одним словом, чтобы поднять немного настроение!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я бы сказал, синьор судья, вы уже не только смеетесь над нами, но и, похоже, издеваетесь!

СУМАСШЕДШИЙ. Да что вы, я никогда не позволил бы себе подобное…

ВТОРОЙ КОМИССАР. И все же клянусь вам, что в тот вечер мы шутили с анархистом!

СЕРЖАНТ. Да, да, шутили, я тоже клянусь.

СУМАСШЕДШИЙ. А ты помолчи! Только начальство может клясться! (Начальник резко отталкивает агента). Ну, ладно, допустим. И над кем… над чем же вы шутили?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Больше всего над анархистом-танцором.

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, да, помимо прочего он был еще и хромым. Хромой анархист-танцор. (Смеется).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, и над этим…

СУМАСШЕДШИЙ. И наверное еще над тем, в каком костюме он появляется, иногда на сцене и какие позволяет себе иной раз вольности, не так ли?

СЕРЖАНТ. Ха-ха! Анархист позволяет себе вольности!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчать!

ВТОРОЮ КОМИССАР. По правде говоря, до вольностей мы не дошли…

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, ладно, не будем скромничать. Одно несомненно — вы шутили довольно грубо над его другом танцором, и он, железнодорожник, обиделся! Это так?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Я думал, пожалуй, так и получилось.

СУМАСШЕДШИЙ. Он вдруг вскочил!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, он вдруг вскочил…

СУМАСШЕДШИЙ…и принялся кричать: «Хватит! Не допущу оскорблений! Мой друг — танцор, это верно, он хромой, он изображает иной раз не то, что хотел бы… Но он мужчина, черт подери!» И с этими словами стрелочник вскочил на подоконник, изобразил па-де-де и выбросился!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, примерно, так оно и было, однако могу поклясться, я уже говорил, что в этот момент выходил из комнаты.

СЕРЖАНТ. Зато я оставался. Если хотите, могу поклясться и я.

СУМАСШЕДШИЙ. Ты лучше помолчи.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Однако какой обидчивый этот монархист — выбрасывается из окна только потому, что посмеялись над его другом!

СУМАСШЕДШИЙ. Но вы же затронули его больное место — анархисты очень ревниво относятся к мужским достоинствам! Ревнивее всех! Вам не приходилось когда-либо читать книгу Отто Вейнингера «Секс и анархия»? Нет? Это классик.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но обижаться за насмешку над приятелем, с которым он даже не был в хороших отношениях… По его собственному заявлению, не забывайте: он даже пустил в него солонкой!

СУМАСШЕДШИЙ. Ну вот! Хорошо, что напомнили мне об этом! Значит, он не мог быть по-настоящему расстроен, рассержен!