Иван Горбунов - На реке

Иван Федорович Горбунов

На реке

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Дедушка Степан, старик, лет 60, сторож опустевшей барской усадьбы.

Иван, крестьянин, егерь.

Владимир,

Ардалион, лакеи

Вася,

Настя,

Гришка,

Дема и другие. Крестьянские дети из ближнего села

Жареный, 16 лет, учился в Петербурге у портного, отдан родственникам по приговору Окружного суда.

На берегу реки, поросшем ивой, землянка. Из реки выдался в берег большой камень. На противоположном крутом берегу старый барский дом, с заколоченными окнами.

ЯВЛЕНИЕ I

Дедушка СТЕПАН сидит у землянки, чинит сапог, ИВАН подходит.

Иван.

Бог помощь, дедушка Степан.

Дедушка Степан.

Спасибо, милый человек, спасибо тебе. Что Бог дал?

Иван.

Плохо!.. Пару чирят… (к собаке). Куш, ляжь тут, подлая!

Дедушка Степан.

Что мало?

Иван.

С ружьем что-то… оченно отдавать стало… нет никакой возможности. Утрось зайца хлестанул, насилу сам на ногах устоял… В кузницу надо зайти, казенник отвернуть… Ильич не проходил?

Дедушка Степан.

Выпалил тут кто-то по реке.

Иван.

Должно он, окромя его некому. Надо полагать, он теперича к Кривому колену ударился.

Дедушка Степан.

Отошел он, значит, от генерала-то?

Иван.

Отошел, места ищет.

Дедушка Степан.

А житье, кажись, ему было хорошее.

Иван.

Умирать бы не надо, но только и терпеть нет никакой возможности.

Дедушка Степан.

Ну!

Иван.

Оченно уж дерется… Так дерется – страсть! Ежели он теперича стреляет и как, например, мимо – сейчас егоря в ухо. Лучше не стой близко… Сапожки гоношишь?

Дедушка Степан.

Да, парнишке Мавриному… починить просил…

Иван.

Это черненький-то?

Дедушка Степан.

Да, черненький. Вчера прибежал: дедушка, говорит, почини. Такой шустрый мальчишка, я таких и не видывал. Даром что махонькой, от земли не видать, а пойдет говорить – складнее барского сына. Ежели бы его в ученье в какое хорошее…

Иван.

Ты ребят уж больно балуешь, сказывают.

Дедушка Степан.

Целый день они у меня тут. Вот жар-то посвалил, все сейчас прибегут. Васютка уж вон там под ивой старается, удит. С большим мне, друг, хуже, верно тебе говорю… не люблю… а парнишко придет – первый он у меня человек. Ты думаешь – парнишко что? Он все понимает, все смыслит, только ты его не бей, не огорчай его…

Иван.

Что ты, дедушка Степан, разве возможно их не бить? Первое дело – без этого он не вырастет, а второе дело – ежели его не бить, он тебя почитать не станет… Не оченно чтобы бить, а так потрепать инный раз – это оченно им в пользу.

Дедушка Степан.

Стало быть, ты слов не умеешь, коли малого ребенка бьешь…

Иван.

Да я не бью, мне, примерно, все одно, только словно бы без этого невозможно… Нас тоже лупили порядочно… В фалеторы меня махонького взяли, так бывало кучер тебя прибьет, да дворецкий тебе накладет… а в трактир-то в ученье отдали, там пять годов сряду били… Оченно уж раз мне пришлось, пошел хозяину жаловаться, так меня сейчас за бунтовство в часть отправили, да чуть было на поселенье не сослали, целый день у хозяина в ногах валялся… (Собака бросается за птичкой). Еси сюда, подлая!.. Убью!..

Дедушка Степан.

Хорошего мало, милый человек.

Иван.

Ну, постой! Так будем говорить: наше дело простецкое, а по купечеству теперича, не к нам их к мужикам приравнять: – теперича я на фабрику к купцу Гладкову дичь представляю к механику к англичанину, так вот я тебе что скажу: так этот купец своих детей жучит, что лучше требовать нельзя. А купец значительный, дочь у его за полковником… Значит, следует.

Дедушка Степан.

Бьет шибко, а дети все пьяницы повышли.

Иван.

Пьяницы как есть, это что говорить… Пьяницы настоящие. Намедни было фабрику пьяные сожгли… а Семен Митрич вот из этого самого ружья у тешиловского мужичка лошадь застрелил. Блажной!.. Опух теперь весь и хозяйка от его сбежала, в Москве путается… (Раздается выстрел). Это Ильич!… Прощай, дедушка Степан…

Дедушка Степан.

Дай Бог час!

ЯВЛЕНИЕ II

ВАСЯ показывается из-за куста.

Вася.

Дедушка, ребята идут, должно тоже рыбу ловить…

Иван (закуривая трубку).

А ты, Васютка, умеешь рыбу-то ловить?

Вася.

Умею.

Иван.

Врешь?!

Дедушка Степан.

Хорошо ловит, старается.

Вася.

Я намедни такую щуку выворотил, индо удилище

затрещало… За три гривенника мы продали…

Дедушка Степан.

Щуку важную ухватил! Рыболов будет чудесный…

Иван.

Ну, помогай Бог… Прощайте… (Уходит).

ЯВЛЕНИЕ III

Те же без егеря.

Вася.

Дедушка, мы их сюда не пустим, они только рыбу пужают.

Дедушка Степан.

Рыбы в реке, батюшка, много. В реке рыба, в лесу птица – все на пользу нам дал Господь Царь небесный.

Вася (всматриваясь).

Дедушка, и портной с ними.

Дедушка Степан.

Я этого портного… Приди он только! Я ему покажу, как рыбу травить. Ты и не знайся с им, батюшка: окромя худого от него ничему не обучишься.

Вася.

Он намедни в матку в свою камнем запустил… Уж и драли же его за это. Матка-то завыла, мне, говорит, с им не совладать, а сусед его и поймал… Уж он его вожжей хлестал, хлестал…

Дедушка Степан.

Ишь ты, в родительницу!..

Вася.

Он говорит, она ему не мать, а сродственница; у меня, говорит, нет ни отца, ни матери; меня, говорит, из воспитательного дому сюда оборотили…

ЯВЛЕНИЕ IV

Подходят несколько ребят.

Все.

Здравствуй, дедушка Степан.

Дедушка Степан.

Здорово, молодчики! Далеча ли срядились?

Гришка.

Корье, дедушка, драли, домой идем.

Дедушка Степан.

Рыбу завтра ловить приходите.

Гришка.

Неколи. Ноне корье драли, а завтра лекарь с фабрики велел, чтобы беспременно мать-мачиху рвать[1].

Дедушка Степан.

Там у старой плотины ее тьма тьмущая.

Тришка.

Мы туда и пойдем. Мы и летось там же рвали.

Дема.

Да и за пьяным бором, по ручью, сколько хошь.

Вася.

Мы туда завтра за муравлиными яйцами…

Дедушка Степан (к портному).

А ты слышишь: ежели ты будешь окормок[2] в реку кидать, рыбу травить, я тебя, знаешь… Ишь ты непутный…

Жареный (становясь в позу).

Не страшно!..

Дедушка Степан.

Ты у нас тут всю рыбу потравил, озорник этакой! Рыбу Бог нам на потребу создал, а ты ее травишь. Бесстыдник! Вася, порой, батюшка, червячков, а я пойду вершу погляжу… Я тебя так пугну отсюда, что ты у меня и своих не узнаешь.

(Уходит).

ЯВЛЕНИЕ V

Те же без дедушки.

Жареный (вслед Степана).

Старый черт!

(Ребята смеются).

Вася.

Что ж ты дедушку-то ругаешь, он постарше тебя.

Жареный.

Стара у попа собака! Я все ваши верши перережу… а сторожку сожгу… ей-Богу, сожгу…

(Кидает в воду камень).

Гришка.

Что рыбу-то пужаешь! Черт!

Жареный.

Ноньче ночью я к попу в сад за яблоками…

Дема.

Не поспели еще… зеленые…

Жареный.

Печеные они ничего, скусно.

Дема.

А шея-то у тебя крепка?

Жареный.

Крепкая, крепче твоей!.. Когда я в Обуховской больнице лежал, со второго этажу меня спустили…

Гришка

За что?

Жареный.

За бельем мы с товарищем у Вознесенского мосту на чердак залезли, а дворники нас и выждали… Пашке сейчас лопатки назад, а я, пока его крутили, хотел шмыгнуть – старший дворник как звизнет меня, так я и покатился… (Все смеются). Сейчас в больницу. Доктора эти мяли меня, мяли, – нутром, говорят, здоров, только в ребрах у него повреждение.

Дема.

Вот так приладил!

Жареный.

Порядочно!.. Вылечили меня и сейчас в острог. Следователь допрашивать стал: повинись, говорит, скажи, как дело было? Ничего, говорю, я не знаю, потому как мне дворники память отшибли и поэтому случаю я в больнице лежал. Опосля этого в суд повезли… народу, братец ты мой, жендары… Сейчас всех присягу примать заставили. Ты, говорит, какой веры? Здешней, говорю. Воровал белье? Никак нет, а что дворники меня били оченно и даже теперь рукой владеть не могу.