Иоганн Гете - Ифигения в Тавриде Страница 10

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Я подчинюсь ему: грозит бедаВозлюбленному брату. Но — увы! —Все больше я своей судьбы пугаюсь.Так мне не уберечь надежды, тайноВзлелеянной в священной тишине?Не снять с себя проклятья? Иль никакДом Тантала для жизни не воскреснетБлагословенной? Исчезает все:И страсти отмирают, и величьеИдет на убыль. А проклятье — нет?Так я напрасно здесь, в святом затворе,В разлуке с кровом отчего дворца,Надеялась очистить дом АтридовОт древней скверны чистыми руками?Едва в моих объятьях брат любимыйБыл от недуга дивно исцелен,Едва приплыл корабль многожеланныйМеня нести к родимым берегам,Как вот уже Нужда глухая хочетЖелезною рукой вину двойнуюВзвалить на сердце, требуя похититьСвятое изваянье, мне странойДоверенное, и солгать тому,Кто дал приют изгнаннице злосчастной.О, только б не взошла в груди моейВоскреснувшая ненависть титанов,Былых богов, низвергнутых с небес,К вам, олимпийцы! Не когтила б сердцеБез устали! Спасите же меняИ образ ваш в груди многострадальной!В моих ушах звучит старинный лад,Казалось бы, забытый так давно.То песня парок, что они пропелиНад Танталом, поверженным во прах.Они титану сострадали: гневенБыл голос их, ужасен песни звук.Ее кормилица певала в детствеМне и сестре — припомнилась она:

                   «Пусть люди боятся                   Всесильных богов.                   Владычить над миром                   Они не устанут                   И вечной десницей                   Расправу творят.

                   Вдвойне да боится                   Обласканный ими!                   На скалах и тучах                   К столу золотому                   Придвинуты ложа.

                   Чуть спор разгорится,                   И гостя низринут                   С позором и срамом                   В ночные стремнины;                   И там он томится                   В напрасных надеждах                   На суд справедливый.

                   А боги пируют,                   Не ведая горя,                   За трапезой вечной.                   Беспечно шагают                   По горным вершинам;                   Из мрачных обрывов                   Доходит зловонье                   Погибших титанов,                   Как запахи дыма                   От жертвы кровавой.

                   Отводят владыки                   Свой взор милосердный                   От целого рода,                   Не видят во внуках                   Любимые прежде,                   Молящие тихо                   О счастье черты».

                   Так плакали парки;                   Их слушал страдалец,                   Низринутый в бездну,                   И думал, злосчастный,                   О детях, о внуках                   И тряс головой».

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Фоант. Аркад.

В смущенье сознаюсь: все не решу,Куда направить розыски свои?Не сами ж пленники в предсмертный часЗадумали побег? Иль жрица имПособница? Разносится молва,Что где-то здесь, среди прибрежных скал,Скрывается неведомый корабль.Безумье узника и этот странныйОбряд, затеянный для промедленья,К сугубой осторожности зовут.

Пусть скажут жрице, чтобы шла ко мне!Вы ж, ратники, обшарьте берегаОт скал прибрежных до священной рощи.Святыню пощадите, но дозорДержите крепко. Изловите их,Где б ни скрывались! Понял? Так иди!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Ужасная в груди клокочет злоба —И на нее, кого я мнил святой,И на себя — ведь я ее толкнулНа путь измены лишним снисхожденьем.Отлично привыкает человекК неволе и смиренью, коль егоЛишают всей свободы. ПопадисьОна моим жестокосердным предкамИ избеги священного ножа,Она б себя счастливицей считала!Избегнув смерти, славила б судьбуСвою и не чинилась бы пролитьЧужую кровь на алтаре, считаяОбычай — долгом! Милостью моейВ ней поощрил я дерзкие мечты!Напрасно я стремился к браку с нею,Она своею жизнью хочет жить…Мне сердце лестью оплела она,А чуть что не по ней, уже идетНа ложь и хитрость. Что ей моя милость?Привычная, положенная дань!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Ифигения. Фоант.

Ты звал меня? Что хочешь мне сказать?

Ты жертву отложила? Почему?

Я все Аркаду точно разъяснила.

Но я хочу услышать от тебя.

Богиня срок дает тебе подумать.

Тебе он, видно, нужен, этот срок?

О, если кровожадный приговорТвой неизменен, ты пришел напрасно.Жестокий властелин всегда найдетУсердных слуг, за милость и за мздуС ним разделить проклятие готовых.Ведь государя не пятнает грех,И смерть в его устах — как темень тучи.Уже спешат приспешники огоньНесчастному на голову обрушить,А властелин проносится по небуПод грохот грома, недоступный бог.

Ты жрица, а в словах твоих — мятеж!

Не жрица, только дочь Агамемнона.Безвестной деве покорялся ты,А над царевной властвуешь? Так нет!Я с детских лет привыкла подчинятьсяСперва родителям, потом богине,Но, и смиряясь, душу почиталаСвою свободной. Быть рабою словаЖестокого, мужскому злодеяньюПокорствовать не научилась я.

Не я повелеваю, а закон.

Мы на закон ссылаемся охотно,Когда он вторит пагубным страстям.Другой закон, древнейший, мне велитТебе противоборствовать: согласноЕму, любой пришелец свят.

Должно быть, очень по сердцу тебеПришельцы эти? В горестной тревогеЗабыла первый ты закон рассудка,Что раздражать не следует царя.

И если даже я смолчу, — ты знаешь,Чем сердце переполнено мое.И в черствой-то душе воспоминаньяО сходной доле жалость пробуждают,—Стократ в моей! Я вижу в них себя:Вот так же я пред алтарем дрожала,Торжественная осеняла смертьМеня, склоненную! Вот нож блеснул,Направленный в трепещущее сердце!И вздыбилась душа в предсмертной муке,И помутился взор! Но я спаслась.Ужель такую ж милость оказатьМы не должны многострадальным людям?Меня ты знаешь, а чинишь насилье.

Не государю — службе подчинись!

Оставь! Достойно ль услащать насильеНад бедной женщиной? Я родиласьНе менее свободной, чем мужчина.Когда бы внука грозного АтридаТы к недостойным принуждал делам,Он, верно, отстоял бы право сердцаМечом и неослабною рукой.Я защищаюсь словом. Честный мужНе презирает женского оружья!

Я больше чту его, чем меч Ореста.

Судьба мечей изменчива бывает!Для мудрых нет ничтожного врага.И слабого пред злобой и насильемПрирода беззащитным не оставит.Она его лукавству научает,Искусству обходить и избегать.Насильник эти козни заслужил!

С их кознями покончит осторожность.

Ее отвергла чистая душа!

Ты приговор сама себе выносишь!

Когда б ты знал, как борется душа,Как страстно хочет натиск отразитьЛихой судьбы, меня сгубить готовой!Так безоружна я в борьбе с тобою?Мою мольбу, пленительную ветвь(В руках безвинной женщины онаСильней меча!), ты хочешь оттолкнуть?Чем защищу я достоянье сердца?Иль только чудо оградит меняИ силы нет в моей душе усталой?

Я вижу, этих пленников судьбаТебя страшит безмерно. Кто они,Кого твой дух так страстно защищает?

Они… Я греками считаю их!

А! Земляки! И, видно, удалосьИм воскресить в тебе мечту о доме?

Иль право на неслыханное толькоМужам дано? И лишь они вольныДержать судьбу в тисках необоримых?Что звать величьем? Что не перестанетНеугомонно вдохновлять певца?О, только ли, когда смельчак беретсяЗа дело небывалое, когда,В успех не веря, на уснувший лагерьОн ночью нападает, как гроза,Разя нещадно спящих и неспящих,А там, отброшен осмелевшей ратью,На вражеском коне летит назадС добычею? Лишь тех поют, кто путьОтверг надежный и в горах лесистых,Кочуя по неведомым тропам,Разбойников бесстрашных истребляет?Так подвиг нам заказан? Иль должныМы, позабыв о женском добронравье,Как амазонки дикие на диких,С мужским мечом идти на вас, чтоб кровьюЗа униженье отплатить? В душеНе угасает смелая надежда!Я не избегну тяжкого укораИ тяжких бед, коль ошибусь в расчетах,Но предаюсь вам, боги! Если выПравдивы, как гласит молва людская,Так помогите мне! Прославьте правдуЧерез меня! Послушай, государь!Здесь тайный затевается обман.Напрасно ты о пленных вопрошаешь —Их в роще нет! Они друзей скликают,Их в бухте ждет припрятанный корабль!Тот, старший, на кого напал во храмеНедуг, теперь оставивший его,—Мой брат Орест, а тот, другой, — наперсникЕго и друг, по имени Пилад.Их Аполлон послал на берег этотИз древних Дельф; он строго наказалДианы изваяние похититьИ отвезти сестру к нему; за этоБог обещал освободить Ореста,Убийцу матери, от евменид.И вот судьбу последних двух АтридовКладу в твои я руки, государь!Губи, коль смеешь, нас!

                                           Ты мнишь, суровыйИ дикий скиф услышит голос правдыИ человечности, Атреем, греком,Отвергнутый?

                         Его услышит всякий,Под чьим бы небом ни родился он,В ком бьет источник жизни и любвиНезамутненный! Что же ты молчишь?Что в глубине души своей решаешь?Погибель! Так рази меня сперва!Я сознаю теперь, когда спасеньяНам больше нет, ужасную беду,В которую я бросила любимых,Безумная! Ведь на моих глазахИх свяжут! Так какими же словамиЯ провожу возлюбленного брата,Погубленного мной? Я никогдаУж не взгляну в любимое лицо!

Так вот в какие сети залучилиЗатворницу лукавые лжецы!И ты поверила их измышленьямДоверчивой душой?

                                    Нет, царь мой, нет!Пусть обмануть меня легко, но этиПравдивы и чисты. Когда другимиТы их найдешь, казни их, а меняЗа простоту мою сошли на берегСуровой, неприветливой страны,Но если этот муж — столь долгожданныйЛюбимый брат, тогда нас отпусти;Будь и ему, как прежде мне, защитник!Отец мой был убит рукой жены,Она — рукою сына. Все надеждыЛежат на нем, последнем из Атридов!Дай с чистым сердцем, с чистою рукойОтплыть мне и очистить дом родимый!Ты сдержишь слово! В час, когда к любимымМне возвратиться будет суждено,Ты клялся уступить мне! Час настал.Цари не станут, как простые люди,Притворно соглашаться, чтоб просительУшел на время! Не к лицу владыке,Не веря в исполненье, обещать.Царь лишь тогда не умаляет сана,Когда просящего счастливит он.

Как борется огонь, с водой встречаясь,И уничтожить силится врага,Шипя в изнеможенье, так в грудиМой гнев с твоими борется словами!

Пусть милость воссияет, как святойИ тихий пламень жертвоприношенья,Хвалой и ликованьем окружен!

Как часто покорял меня твой голос.

В знак примиренья протяни мне руку.

Ты в малый срок о слишком многом просишь!

Для добрых дел не надо промедленья!

Нет, надобно. Злом сменится добро!

Сомненья в зло добро преображают.Не рассуждай, а сердцу покорись.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ