Василий Аксенов - Цапля Страница 10

Пауза. Статика.

Через перила веранды вдруг бодренько перепрыгивают старики Ганнергейты. Приплясывая, проходят по сцене, ужимками, кивками, жестами любовно адресуясь к Кампанейцу.

На земле, на воде и в болотеСветит ласковый наш уголек!Если крылышки слабнут в полетеЗалетай, светлячок, на чаек!Бомбовозы везут!Огнеметы метут!Проползают тяжелые танки!Если кончишь, мой друг,Свой нелегкий кунштюк,Залетай в легендарной тачанке!

Леша-швейник ожил и подхватил зажигательный мотив на гармони. Смотрит на Розу, мягко улыбается.

РОЗА. Вы… импульсивный… вы неожиданный… Леша-швейник… (Краснеет до слез.)

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Пойдем, Роза, ну, значит, нормальноч-ка, в общем, койку покажешь, где гарантированный отдых по закону природы.

Роза и Леша-швейник высвобождаются из пут шнура и покидают сцену. Старики Ганнергейты снова на сцене со связкой огромных, каждый с валенок, белых грибов.

Леша-сторож вскочил, дрожа. Путы упали к его ногам.

Клава тоже свободна.

КЛАВДИЯ (хватает друга за руку). Леша, грибы-то какие! ЛЕША-СТОРОЖ (прячет волнение). Чаво грибы… ничаво особенного. Эй, Кларенс, троячок, что ль?

КЛАРЕНС. Иа, иа, пан сторож! Троячок! (Отдает связку.) КЛАВДИЯ. Теперь наше будущее обеспечено!

Клавдия и Леша-сторож убегают с грибами.

Старики Ганнергейты прячутся за телевизором. Кларенс вытаскивает свою рацию. Треск, шорох, голоса: «Ахтунг, ахтунг, говорит Ташкент».

Встрепенулись Боб и Лайма.

БОБ (в отцовском пиджаке). Тетя Лайма, сердечно благодарю вас за помощь в сохранении стабильности. В Ташкенте прыгну выше всех. Смотрите телевизор.

ЛАЙМА. Перед лицом разъяренной толпы, мой мальчик, помни, что я твой глубокий тыл.

БОБ. Еще раз спасибо. Привет моим родителям.

Они обмениваются рукопожатием. Боб прыгает через перила.

Лайма выходит за ним вслед.

Из всей скульптурной группы остались в центре лишь Кампанеец, Степанида и дрожащее тело Ивана Моногамова. Все трое переплетены телефонным шнуром. Зиждется посредине величественная Степанида.

Дрожит спина Ивана Моногамова. Кампанеец, боязливо оглядываясь на Степаниду, делает притворно строгие жесты старикам Ганнергейтам: повремените, товарищи!

Глухой голос МОНОГАМОВА.

Цапля! Где ты? Отзовись!

Степанида молча придавливает его голову локтем.

КЛАРЕНС ГАННЕРГЕЙТ {надевает наушники, выходит в эфир). Бреслау, Бреслау… здесь Шварцвальд… швайген… (Плачет.) …Бристоль, Бристоль… здесь Блэквуд… сайланс… Дижон… здесь Форэ Нуар… силанс… (Плачет.) Одесса, Одесса… здесь Чернолесье… молчат… (Рыдает.) Гитлер капут… Сталин капут… Трумэн капут… Черчилль капут… мы забыты всем миром, эксе-ленц… (Плачет.) …ороговение кожи… (Хихикает.) …копытца, рожки, хвостики… (Хихикает.) …батареи садятся… (Плачет.) ах, экселенц, ваше превосходительство… какое было время, эти фирциге яарес… Вторая мировая война! (Плачет, уткнувшись в свою рацию.)

7. Вторая мировая война

Запевала:

Над статуями над римскими,Над колоннами афинскими,Да над шхерами над финскими,Песня ласточкой летит!

Строй:Эх, Европа,Веселые поля!Идем всем скопом,Трясутся вензеля!Заложим минуПод Нотр-Дам!

Сестрица:И я тебе, любимый,В воронке дам!

Запевала:Над полями галицийскими,И над кирхами австрийскими,Над садами над английскимиПесня ласточкой летит!

Строй:Штурмуем Припять,Весь экипаж вспотел,Готов я выпитьХоть Молотов-коктейль.В нас бьют все мимо!Разрушим Роттердам!

Сестрица:И я тебе, любимый,Под танком дам!

Запевала:Над песками над сахарскими,Над дымами сталинградскими,По-над джунглями вьетнамскимиПесня ласточкой летит!

Строй:Эх, радистки,Встречайте с неба нас!Откройте вискиИ пригласите джаз!Вот на кусочкиМы разнесем Потсдам!

Сестрица:И я тебе, мой летчик,В турели дам!

Летчик (басом):А я тебе, мой пончик,Отдам Потсдам!

ЦИНТИЯ (ободряет Кларенса пинком в зад). Мои капарель, коммунике муа, силь-ву-пле! Бардзо хочется друга!

Кларенс хихикает, выходит в эфир. Телефонный звонок под рукой Кампанейца. Тот поднимает трубку.

КАМПАНЕЕЦ. Кампанеец на проводе! Кто говорит? Калинин? Жданов? Ворошиловград? (Ждет, трепетно прислушиваясь к молчанию.) Оно, наконец-то! (Почесывает ногой задницу, лицо его озаряется дикой радостью.)

ЦИНТИЯ. Си-си-ми-си-си-ва!

КЛАРЕНС. Глю-глю-глю-глю-глю!

СТЕПАНИДА. Филипп Григорьевич, что с тобой?

КАМПАНЕЕЦ. Вызывают по вертушке! Надо лететь!

СТЕПАНИДА– Врете вы все! У вас здесь нет вертушки! Позорно себя ведете, а ведь я на вас равнялась!

КАМПАНЕЕЦ (чертенеет все сильнее). Вжах! (Бросает трубку.) Не могу больше! (Выскакивает из пут.)

Под песенку «Бомбовозы везут, огнеметы метут» все три черта проходятся по сцене в легком танце, а потом, ухая, перепрыгивают через перила и исчезают в солнечном блеске.

СТЕПАНИДА. Дядя Филипп, остановись! Дядя Филипп! Пропал! (Вздымает руки, как героиня античной трагедии.) Горе мне, горе! Горе! А ведь сколько говорил об идейной цельности! О нравственной чистоте! О сороковых! О тридцатых! Мужчины – безнадежны!

Покачиваясь, поднимается Моногамов, переступает через кольца телефонного шнура.

МОНОГАМОВ (открывает свои огромные глаза, взывает). Где ты? Где ты? Цапля, отзовись!

СТЕПАНИДА (почти с омерзением). Болотный воздыхатель! Сегодня же лечу в Москву и наведу о тебе кое-какие справки.

МОНОГАМОВ (в полубреду). Да-да, наведи. Мне нужны о себе кое-какие справки.

СТЕПАНИДА (вынимает из лифчика документ). Ну-ка подпиши доверенность на получение чеков Внешпосылторга.

Моногамов тут же подписывает доверенность.

Любопытно, любопытно, кто взял на себя ответственность за подбор таких кадров. (Засовывает доверенность обратно в лифчик и, топая по-солдатски, пыхтя и грозя во все стороны света надменным ликом, уходит.)

МОНОГАМОВ (бредет, простирает руки, словно слепой). Цапля! Цапля! Отзовись!

Далекий крик Цапли. Нежность. Тоска. Моногамов пытается подражать этому звуку.

Голос ЦАПЛИ. Где ты, россиянин?! Русский, отзовись!

Моногамов, будто прозрев и помолодев, радостно подхватывается и бежит в глубину сцены, к морю. На сцене воцаряется странноватое волшебное освещение. В небе возникает готический мираж.

Декорация пансионата «Швейник» отъезжает. Медленно выезжает декорация антракта.

ВТОРОЙ АНТРАКТ

8. Тысячелетие

Варяги мирно плыли в греки, как будто бы не на разбой, когда к ним вышли человеки, светясь холщовой простотой. Они сказани:

Изобильно здесь зверь бежит, летает гусь, и пахарь успевает сильно, и все сие зовется Русь.

Молодчики у нас могучи, а старцы полны важных дум, скот на лугах пригож и тучен, но вот порядка не имум.

Сор из избы метем мы чисто, а лес не валим наобум. Девахи наши голосисты! А вот порядка не имум.

Века проходят за веками все без порядка, так нельзя. Придите, княжите над нами, голубоглазые князья!

Ей-ей, какие человеки, подумал головной варяг и вынес на речные бреги хвостатый полосатый стяг.

Стояла жаркая погода, вздымались стяги из травы. Безоблачное время года не предвещало татарвы.

…………………………………………

Тысячелетие России… Над тяжкой бронзой смуты шум иссяк. Века проколесили. Теперь порядок мы имум.

Навес автобусной остановки на фоне приморской равнины. Шум сильного дождя. Далекие крики Моногамова и Цапли.

Быстро темнеет на сцене и быстро светлеет в зале. Желающие могут отправиться в буфет. Любители эротики, должно быть, предпочтут остаться в зале.

По просцениуму проходит измученный, мокрый до нитки Иван Моногамов, заходит под навес остановки, пытается закурить и видит в углу прижавшуюся к стенке испуганную Цаплю.