Пьер Бельфон - Совещание Страница 10

Фоссер (задумчиво). Четыре голоса... Значит, это реально... Нам будет не хватать только одного голоса...

Готье-Монвель. Да, только одного!

Фоссер (его осенило). Может, это будет голос Морзека? Он считает себя крестным отцом Николя. Именно Морзек пристроил его первый роман в "Вожла".

Готье-Монвель. Вон что... А я и не знал.

Фоссер. Не могу представить, чтобы он отказал нам в помощи.

Готье-Монвель. Морзек? Ну конечно, он нам поможет! За это я вам ручаюсь! Морзек! Прекрасная идея! (Пауза. Подсчитывает на пальцах голоса.) Ну вот! Николя избран!

Фоссер (пожимая ему руку). Спасибо! Спасибо! А я так вел себя с вами...

Готье-Монвель (перебивая). Все уже забыто!

Фоссер. Но я... Меня занесло...

Готье-Монвель. С кем не бывает. (Пауза.) Вы очень любите Николя?

Фоссер (подбирая слова). Я... я... Как вам объяснить...

Готье-Монвель. Придется быть очень осторожными. Не доверяйте Клодине, в ней сидит бунтарский дух шестьдесят восьмого года! Иногда она прикидывается дурочкой, и в такие моменты ее следует опасаться больше всего. Если она что-то пронюхает, о нашем плане можно будет забыть.

Фоссер. Вы ее знаете лучше, чем я...

Готье-Монвель. Милый Микаэль, при новой расстановке сил в жюри для вас многое изменится. В следующем году вы сможете наградить Фредерика Бовэ или какого-нибудь другого чудака. Если у вас еще возникнет такое желание.

Фоссер. То есть как?

Готье-Монвель. Раньше вы были в оппозиции, а теперь вошли в правительство. Пройдет полгода, и романы типа "Зимы в Гватемале" уже не вызовут у вас ни малейшего интереса. Вы будете читать их, по-другому. Если вообще будете читать.

Фоссер. Я знаю цену Рекувреру и знаю цену Бовэ.

Готье-Монвель. А разве я не знаю?.. Но я раз и навсегда отказался от роли верховного судьи в вопросах изящной словесности.

Фоссер. Однако...

Готье-Монвель. Что?

Фоссер. В присутствии Александра, Клодины и остальных...

Готье-Монвель. ...я убедил бы вас образумиться. Это мой долг председателя жюри... Говорят, у меня есть дипломатические таланты... (Пауза.) Ну как, дорогой Микаэль, вы даете мне слово?

Фоссер (после долгого раздумья). В сущности, вы предлагаете нечистоплотную сделку... (Cнoвa мoлчaние.) Бедная "Зима в Гватемале"!

Готье-Монвель. Опять начинается?

Фоссер. Я задыхаюсь... Мне кажется, мой желудок сейчас...

Готье-Монвель. Что у вас не в порядке — легкие или желудок? Если легкие, дышите глубже. Если желудок, облегчите его и оставьте нас в покое.

Фоссер. Низковато целитесь, господин председатель.

Готье-Монвель. Я целюсь точно. Итак, милый мальчик, вопрос о вашем выходе из состава жюри, как и о вашем выступлении по телевидению, закрыт, вы голосуете за "Трудные роды", ваш друг Николя через несколько месяцев вольется в наши ряды... Одним словом, все к лучшему в этом лучшем из миров...

Фоссер. Вы сволочь, господин председатель.

Готье-Монвель. Вы даете мне слово?

Фоссер (помолчав). Да.

Готье-Монвель. Тогда по рукам!

Фоссер. По рукам?

Готье-Монвель. Дайте руку, дорогой Микаэль! Вот так! (Ударяют друг друга по рукам.) Как крестьяне на ярмарке в былые времена.

Фоссер. А как же "Зима в Гватемале"?

Готье-Монвель. Получит один голос, голос Морзека, ведь он его уже подал, тут ничего нельзя изменить! Для такой необычной, особенной книги один голос — это даже более выигрышно, чем сама премия. Это некий символ... Издателю надо будет надеть на обложку ленточку с надписью: "Финалист Констановской премии". И десятитысячный тираж разойдется с легкостью! Я знаю издателей, которые пошли бы на любую подлость, лишь бы их книга попала в шорт-лист!

В приоткрывшуюся дверь заглядывает Шариу.

Шариу. Раненые, погибшие есть?

Готье-Монвель. Ты бредишь? Где Клодина?

Шариу (кричит). Клодина!

Клодина Ле Галлек (из-за кyлиc). Иду-иду! (Заглядывает в комнату.) Сколько погибших, сколько раненых?

Готье-Монвель. Не смешно. (Шариу и Клодина садятся). У нас с Микаэлем состоялся откровенный, прямой разговор. Он признал тот факт, что любое коллективное решение возможно лишь при условии компромисса. Нельзя достичь идеала с помощью бюллетеня для голосования.

Шариу. Это точно!

Готье-Монвель. Микаэль пришел к выводу, что ему надлежит забыть о личных литературных предпочтениях ради единства в нашей семье. Как во всякой семье, у нас случаются конфликты, ссоры, перебранки! Это вносит некоторое оживление в нашу жизнь! Верно, Микаэль?

Фоссер. Верно, Жан-Поль.

Шариу. Замечательно, замечательно!

Клодина Ле Галлек. Вот так-то лучше! Я тоже подумала...

Шариу (перебивая). Нельзя больше терять ни минуты.

Готье-Монвель. Ну, минуту господа с телевидения все же смогут подождать.

Шариу. Не смогут. (Хлопает в ладоши.) Давайте! (Пауза.) Бумага, ручка, ластик — у всех все есть? За работу! (Пауза.) Можете списывать у соседа по парте!.. Не передумаете? Тогда прошу сдавать! (Собирает бюллетени.) Браво! У меня такое ощущение, что на этот раз мы определили лауреата. Клодина? Спасибо. (Встает и направляется к доске.) Я вас слушаю. Я вас слушаю...

Клодина Ле Галлек (разворачивает бюллетени). "Трудные роды"... "Трудные роды"... "Трудные роды"...

Шариу повторяет за ней и записывает на доске.

Готье-Монвель. Три голоса за "Трудные роды"! Плюс голоса отсутствующих Вилькье и Бенаму, получается пять. Давайте, Клодина! Еще одно усилие!

Клодина Ле Галлек (разворачивает последний бюллетень и делает эффектную паузу). Тут написано...

Готье-Монвель. Ну, ну, ну...

Клодина Ле Галлек. Э-э-э... "Трудные роды"!

Шариу. Уф!

Готье-Монвель. Идите сюда, я вас поцелую!

Шариу. Великолепно! Шесть голосов! Микаэль, вы недовольны? Почему не аплодируете?

Фоссер. Сейчас, сейчас. (Вяло аплодирует.)

Готье-Монвель. Громче, громче, не бойтесь! Громче! Ведь это победа вашего кандидата, разве не так? Вы должны быть счастливы!

Фоссер. Счастлив! (Саркастический смех.)

Шариу. Дорогие коллеги, приглашаю вас обедать!

Готье-Монвель. А как же протокол?

Шариу. Верно, остался еще протокол! (Садится за стол и пишет, затем читает вслух). По итогам третьего тура голосования...

Готье-Монвель. Четвертого...

Шариу. Ты прав. По итогам четвертого тура голосования Констановская премия тысяча девятьсот девяносто... года присуждается роману Франсуа Рекуврера "Трудные роды", издательство "Вожла", получившему шесть голосов. За роман Жан-Марка Гольдстена "Что с лица, то и с изнанки", издательство "Гранадос", было подано два голоса, за роман Николь Монтень "Праздник у Капулетти", издательство "Пресс дю Шеналь", — один голос, за роман Фредерика Бовэ "Зима в Гватемале"... А кто его издал?

Фоссер. Шёнбрунн.

Готье-Монвель. После всего, что он наговорил про нас по радио, мы еще делаем ему подарок!

Шариу. "...издательство "Шёнбрунн", — один голос". А теперь, прошу, ваши автографы! (Пускает по кругу протокол, который все по очереди подписывают.)

Клодина Ле Галлек (oнa открыла окно). Удивительно, что присуждение литературной премии собирает столько зевак... По улице не проехать... (Закрывает окно.) Господин генеральный секретарь, а почему именно вы каждый раз сообщаете журналистам радостную весть? Не хотите ли передать эту обязанность мне? По такому случаю я надела бы один из моих новых пуловеров. А кстати, где мои пакеты, кто их спрятал? Кто их спрятал?

Шариу. Они там, за креслом.

Клодина Ле Галлек. Ну слава богу. А я уж испугалась.

Шариу. Я с удовольствием передам вам эту обязанность... в следующем году. Поскольку это будет год женщин.

Фоссер. Год женщин? Почему?

Готье-Монвель. Потому что Александр все время только о них и думает, у него каждый год — это год женщин. Верно, Александр?

Шариу. Но...