Александр Грибоедов - Студент Страница 11

Саблин. Мерзость! избаловался, прежде лучше кормил.

Федька. Вам, барин, приказано сказать…

Саблин. Поди вон, после скажешь.

Федька. Чего после, сударь! нужда прекрайняя. Ее превосходительство…

Саблин. Убирайся, знаешь куда. – Беневольский! выгони его.

Беневольский. Оставь нас.

Саблин. Кстати, там пришел с нами мальчик из ресторации, у него за пазухой бутылка; подавай сюда штопор и стаканов достань в буфете, да чтоб никто в доме не видал, слышишь ли?

Федька. Позвольте наперед вымолвить два словца… мне приказано…

Саблин. Вон! сейчас! не то пятьсот палок! (Выталкивает его и ложится на сундук.) Пришли его ко мне в эскадрон, братец, я его научу послушанию. – Ну, что задумался? деньги проиграл! я бы тебе охотно помог, да, ей-богу! никогда копейки нет за душой. То уж здесь, брат, на это хваты, лучше не принимайся за карты; кабы не сестра, я бы от них давно без мундира шатался. Да и ты что за простяк! читал, читал, учился, пишешь стихи, а на четвертую ставишь! ну где это видано?

Беневольский. Своенравие судьбы! ее железная рука…

Саблин. Нет, брат, разве у того, кто банк метал, лоб железный! Жаль, что не знаю довольно игры, не к чему придраться.

Беневольский. Как его имя?

Саблин. Кто его знает? я сам впервые отроду его вижу.

Беневольский. Но я по вашему приглашению зашел к нему.

Саблин. Он обедал подле той комнаты, где мы с тобой сидели; я зачем-то вышел, он стал со мной говорить, познакомился, позвал к себе, – а меня куда хочешь позови, я всюду пойду. – Хорошо живет; какая куча народу к нему нашла! я чай, такие же плуты, как он сам.

Беневольский. Музы! я изменил вам, погнался за окрыленной фортуной…

Саблин (зевает). Полно бредить.

Беневольский. Я опять ваш, я опять с вами, мечты уединенья!

Саблин. Шутишь, брат; когда со мной, так не один. Куда глупо, что здесь в доме не позволяют трубок курить! я умно делаю, что к сестре не переезжаю жить.

Беневольский (вынимает бумагу и читает).

Дружись, мой друг, с мечтой…

Саблин (вырывает бумагу и кидает на пол). Брось свой вздор, и без того скучно. (Федька входит с бутылкой и стаканами.) А! вот оно! повеселее будет, ставь сюда. Э! Санхо-Панса! ты вензеля пишешь.

Федька. С горя, право, с горя; сходил неодаль, дай-де поравняюсь с господами. (Прислоняясь к стенке, поет.) Ах ты козлик, мой козлик! дедюли мои! гей!

Беневольский. Шш! что ты, с ума сошел?

Саблин (трудясь за бутылкой). Экой пьяница!

Федька. А сами-то что? лежу в грязи, кричу: не брызжи.

Саблин (наливает и поет).

Vive Henri quatre!Vive ce roi vaillant![3]

Беневольский. О! умолчите! что за охота петь французскую песню? У нас столько своих пленительных мелодий певцов своей печали.

Саблин. Пусть они сами свою печаль поют, а я стану петь «Vive Henri IV», оттого именно, что это вовсе не печально.

Беневольский. Но есть ли тут хоть малейшее воспоминание для души русского?

Саблин. Преславное: наш вход в Париж, мы первые заставили петь эту песню. Вот было житье! Выпьем скорее в память этого счастливого дня! Пей же, ну, без гримас!

Беневольский (с стаканом в руке). Вакх!.. тебе!

Саблин (вливает в него весь стакан). Без россказней!

Федька. Пей, да про себя разумей.

Саблин (выпивши). Что за бургонское! стакан было проглотил.

Беневольский (сморщившись). Нектар.

Саблин. Беневольский! душа моя! выпьем еще по стаканчику.

Беневольский. Нет, никак; я еще с обеда отуманен этими парами.

Саблин. Беневольский! не будь хоть теперь Беневольский: выпей, не заставляй себя просить. Беневольский, знаешь? я тоже когда-то учился по-латыни и очень помню одну пословицу… постой! кажется: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Беневольский. In vino veritas.[4]

Саблин. Ну, а ведь ты теперь не трезвый. – Скажи мне, любишь ли ты меня?

Беневольский. Люблю.

Саблин. А я тебя не люблю, да всё равно: ты любишь, так докажи, выпей! на! Да полно, я не в шутку рассержусь; бери же, вот так, поцелуй меня! стукнем!

Беневольский. Чашу в чашу.

Федька (подкрадывается). Подойду поближе хоть понюхать. (Саблин пьет, а Беневольский ловит эту минуту, чтоб вылить стакан, и попадает прямо Федьке в лицо и на платье.) Что за обливанье, сударь? еще я покамест свое платье ношу, когда-то сошьете!

Саблин. Выплеснул! не выпил! Поделом не терплю я этих марателей: всякий из них, последний, презирает всех, думает, что он всех умнее, ничем не дорожит.

Беневольский. Именем дружбы…

Саблин. Плевать я хотел на твою дружбу и знаться с тобой не хочу. – Поеду домой. (Смотрится в зеркало.) Раскраснелся, досадно! никуда нельзя показаться: про меня и так бог знает что говорят. (Уходит.)

Явление 10

Беневольский, Федька.

Беневольский (не вставая с кресел). Презрение буйным чадам Арея! бесчувственные враги изящного! – Федька! стань сюда! На каждой черте лица твоего дикая природа наложила печать свою; но ты имеешь душу!.. И не обделана душа твоя резцом образованности, и закоснела она в коре невежества; но ты имеешь душу!.. подыми! (Федька подымает бумагу, брошенную Саблиным на пол.) Слушай! (Читает.)

Дружись, о друг, с мечтой.

Федька. Ах! барин, только было я подружился с Алексеем лакеем, да, вишь, и увезли его.

Беневольский. Шш.

Дружись, о друг, с мечтой.Таинственный покойСопутствует нам с нею;И Грация – печаль,И сумрачная даль,И будущность зареюС ней будут нам сиять!

Счастливое вступление! эта неопределенность будущего, сумрак дальний приготовляют сердце к тихому, сладостному мечтанью. (Федьке.) А? что ты думаешь?

Федька. Ничего-с.

Беневольский. Ты врешь.

С ней будут нам сиять,Дни мирны ублажатьДуши и чувств прельщеньем,Как легким сновиденьем…

(Федьке.) Понимаешь ли ты? сновиденье?

Федька. А кто их поймет? мне давеча такая дурь во сне привиделась! что ваши вирши!

Беневольский. Хочешь ты слушать или нет?

Федька. Как вы приказать изволите.

Беневольский. Так слушай же и молчи! (Продолжает читать.)

И мрачных мыслей сынС мечтою не один;Он преплывает мореТуманных бурных дум,От коих взор и умСмущеньем цепенеют.

(Федьке.) Скажи правду: страшно ли это?

Федька. Страшно-с.

Беневольский. Ты понял что-нибудь?

Федька. Ничего не понял-с.

Беневольский (с радостью). И этот дар возбуждать ужас самой незначущей, часто непонятной мыслию, – он неизвестен был доныне: это свежий листок, вплетенный в венец поэзии. (Продолжает.)

Ах! скоро ли приспеютТе дни, златой тот час,Когда любовь отрадойПоявится для насС надеждою-усладой?

Надежда! ты осталась со мною, прелестная!

Федька. Нет, барин, надежда плоха. Дайте рассказать, что здесь без вас приключилось.

Беневольский. Молчанье, повторяю я, не раскрывай рта, пока тебя не спросят. (Продолжает.)

Как обновленный светСобой украсит роза?Гвоздика, милый цвет,Тюльпан и туберозаУзорчатым ковромБлеснут пред томным взором?

(Федьке.) Сколько цветов поэзии! А?

Федька. Нечего сказать, что много цветов-с.

Беневольский. Цветы поэзии! Кто вас не чувствует? (Федьке.) Не прерывай же меня. Где, бишь, я остановился? да… «пред томным взором…».

Как чистых муз соборомВосторженный в эфир,Я беспредельный мирСлию с непостижимым?

(Федьке.) Ты зеваешь, бесчувственный?

Федька. Виноват, сударь, у меня обычай такой: как мне зачнут сказки читать, так и задремлется, – еще бывало смолода, как наш дьячок, слово в слово такой же мастер, как и ваша милость…

Беневольский. Прочь со своими сравнениями, в пыли таящаяся душа! прочь, пока гнев не совсем овладел мною. (Федька отходит, садится на сундук и засыпает. Беневольский продолжает читать.)

Дотоль, рука с рукой,Мы по стезям незримымСпешим, о друг! с тобойК бессмертью, в бесконечность!А там! – награда… вечность!

И это я написал! это излилось из моего пера! – Федька!.. Он спит, жалкий человек! вместилище физических потребностей!.. И все люди почти таковы! с кем я ни встречался здесь в столице, ни один не чувствует этого стремленья, этого позыва души – туда! к чему-то высшему, незнаемому! – Но тем лучше: как велик между ими всеми тот один, кто, как я, вознесен ввыспрь из среды обыкновенности! – Рука фортуны отяготела надо мною, я проиграл мои деньги, но дары фантазии всегда при мне, они всё поправят. Вельможи, цари будут внимать строю моей лиры, и золото и почести рекою польются на певца. Но я ими не дорожу, я доволен одною славою, уделом великим.