Владимир Валуцкий - Зимняя вишня (сборник) Страница 11

— Кейптаун! Дакар!.. Порт-о-Пренс!.. — выкликают голоса.

На разных линиях, под разными широтами — фигурка Алексея кидает в топку уголь, карабкается по снастям, снова драит палубу.

Глобус медленно поворачивается — приближается Европа.

Замедляя ход, бегут по рельсам колеса. Проплывают зеркальные стекла, блестящие поручни вагонов, табличка с надписью «Берлин — Москва».

Подхватив чемоданы и саквояжи, первыми ринулись на платформу носильщики. За ними потянулись господа, одетые не по летнему сезону тепло. Перрон заполнился разноязыкой речью.

И вот когда проводники заканчивали выметать дорожный мусор, прошли смазчики с длинными молотками — под одним из вагонов приоткрылась крышка угольного ящика. Оттуда высунулась голова Алексея, а следом появился и сам начальник Чукотки — в рваных клетчатых гольфах и кургузом пиджачишке.

Он расправил затекшие плечи, отряхнулся, ощупал талию и направился в сторону вокзала.

Мимо двигалось многоликое племя пассажиров: командировочные с парусиновыми портфелями, нацмены в тюбетейках, мужики из глубинки при армяках и бородах, вежливые, бритые красноармейцы, юннаты с сачками и плетками. Стучал пионерский барабан. Переругивались носильщики, кричали лоточники, яркие плакаты на стенах призывали покупать духи «Красная Москва», носить галоши фабрики «Красный треугольник», смотреть фильм «Красные дьяволята».

Алексей улыбался толкавшим его прохожим, радостно читал плакаты, остановился и просалютовал пионерам. А когда наконец выбрался на привокзальную площадь, ему навстречу громыхнула медь духового оркестра.

На площади шел митинг. Несколько сот девушек в красных косынках толпились вокруг трибуны, над которой тянулось полотнище с надписью: «Счастливого пути!».

— Товарищи девушки! — говорил человек на трибуне. — Один кролик — это нуль в масштабе нашего строительства. И сотня — тоже нуль. Но миллион кроликов — это уже могучий удар по нехватке мясных продуктов!..

Вспыхнула бурная овация. Вместе со всеми работал ладонями и Алексей, иноземное одеяние которого выглядело здесь довольно странно. За его спиной яростно аплодировали три чумазых паренька.

— Вы едете закладывать кролиководческие хозяйства-гиганты. Помните: четыреста тридцать два кролика — это в среднем корова! Спасибо вам за добрый почин! Смерть мировому капиталу! Ура!

— Ура!.. Даешь!.. — откликнулась толпа.

Дольше сдерживать восторг Алексей не смог. Он начал пробиваться к трибуне.

Три паренька столь же решительно двинулись в противоположном направлении, и стало видно, что пиджак Алексея аккуратно разрезан бритвой.

Появление на трибуне нового человека никого не удивило.

— Товарищи!.. — начал Алексей. — Будучи проездом в Анадырь, шлю вам в своем лице пламенный северный привет от граждан свободной Чукотки!

Едва дождавшись конца аплодисментов, он продолжал:

— Кролики, товарищи, — это хорошо! Однако по личному опыту я советую вам разводить песцов! Так как жадная до нарядов мировая буржуазия охотно скупает этот ценный товар и выплачивает пошлину. Благодаря ней, товарищи, у нас на Чукотке сложились все условия для полного и скорейшего построения социализма!.. И поскольку у нас имеется вырванный из рук капитала…

Алексей хлопнул себя по поясу и остолбенел.

Продолжая шевелить губами, он лихорадочно ощупывал грудь, талию, штанины…

В это время раздалась команда: «По вагонам!» и снова во всю мощь грянул оркестр.

— Куда же вы… товарищи?.. — выговорил наконец Алексей.

Под трибуной проплывали флаги, текли потоком кумачовые косынки комсомолок.

— Товарищи!.. Погодите!.. Помогите!.. Украли!.. Народные деньги!.. Куда же вы, товарищи!..

Но буханье оркестра, гомон толпы, паровозные гудки растворили слова Алексея.

— Привет товарищу с Чукотки! — скандировали девушки, проходя мимо. — Даешь Красный Север!..

А Алексей все кричал — теперь уже совсем беззвучно.

В Народном комиссариате финансов был обеденный перерыв. Отложив счеты и арифмометры, служащие пили чай.

В сторонке у двери сидел бритоголовый человек в шинели и тоже закусывал, расстелив на коленях платок.

Служащие недружелюбно поглядывали на него.

— Товарищ, — сказал наконец один из них, — имейте совесть. У нас обеденный перерыв.

— У меня тоже, — невозмутимо отозвался бритоголовый.

— Вам же сказали — нет валюты.

— Нет — так будет.

Сотрудник пожал плечами и вернулся к трапезе.

Открылась дверь. Вошел щуплый старичок. Бритоголовый торопливо свернул завтрак, встал и двинулся за ним:

— Михал Михалыч, а те двадцать тысяч?..

— Те на вакцину, — устало отозвался старичок. — Есть специальное постановление Малого Совнаркома.

Бритоголовый вздохнул и занял свое место у двери.

Михаил Михайлович налил в стакан кипяток.

Развернул бумагу, в которую были завернуты принесенные им пирожки.

— С потрохами? — заглянул через его плечо сосед. — Почем сегодня брали?

— На пятерку три, — ответил Михаил Михайлович, принимаясь за еду.

— Вот видите, Иннокентий Ильич, на Сухаревке всегда дешевле!

— Зато потроха, — возразил Иннокентий Ильич, — веди господь…

В эту секунду раздался сдавленный стон. Все обернулись.

Михаил Михайлович, откинувшись на спинку стула, держался за сердце.

— Иннокентий Ильич… голосом позвал он.

— Ритчи!..

— Что Ритчи?..

— Его подпись… помните?.. — Михаил Михайлович протянул бумагу, в которую были завернуты пироги с потрохами.

— Боже мой… — прошептал Иннокентий Ильич. — Откуда?..

Стол окружили сотрудники.

Бумага передавалась из рук в руки.

— Директор Чикагского банка!..

— Чек на предъявителя!..

— На много?..

— На сорок тысяч!..

— Ну вот! — удовлетворенно заключил бритоголовый посетитель. — Я же говорил — будет!

— Откуда ты взял это? — человек в кителе со знаками отличия Комиссара 1-го ранга ОГПУ сгреб со стола кипу зеленых бумажек и показал их сидящему напротив беспризорнику лет десяти.

Беспризорник засопел и покосился на людей в кожаных куртках, окруживших стол.

— Ну… в карты выиграл… — сумрачно ответил он. — Вроде гроши… а на них и папироску не купить…

Комиссар аккуратно положил деньги на стол.

— Папироску… — он повернулся к чекистам. — Кто-нибудь может мне объяснить, откуда у этого ротшильда сорок тысяч долларов?..

— А у Витьки Шалавого больше, — с неожиданной злостью произнес беспризорник. — Он мухлевал — во сколько выиграл! Чтоб мне пропасть, граждане начальники! Он еще половину Зюзе отдал.

Наступило подавленное молчание.

Но длилось оно недолго, потому что из приемной донесся шум, распахнулась дверь, и в кабинет ворвался Михаил Михайлович. За ним неотступно следовал бритоголовый.

— Вот!.. — Михаил Михайлович положил перед Комиссаром загадочный чек. Большего из-за одышки он сказать не мг н только ткнул пальцем в подпись мистера Ритчи. — Вот!..

Комиссар прочел бумагу.

— Ну и что?

— Чикагский банк!.. На предъявителя!..

— Хоть сейчас к оплате!.. — вставил бритоголовый.

Комиссар еще раз просмотрел чек.

— А вы уверены, что он подлинный?

— Я еще мог ошибиться… Но Иннокентий Ильич, он эксперт!..

— Допустим… Ну а… вы-то откуда это взяли?

— Так мне, изволите видеть, пирожки в него завернули… На Сухаревке…

Комиссар закурил.

— Где нашли красавца? — кивнул он на беспризорника.

— В Хамовниках, товарищ Комиссар, на развале, — ответил один из чекистов, потирая ссадину на руке. — При облаве.

Комиссар повернулся к Михаилу Михайловичу:

— Торговку помните?

Михаил Михайлович сокрушенно развел руками.

— Да… — протянул Комиссар. — Ну вот что. Товарищ Лукин, вашей группе разыскать всех Витек… и Зюзю тоже. Миллионера накормить.

— Слушаюсь, — вытянулся чекист со ссадиной на руке.

— Гольдин! Вы займетесь рынками. Чеботарев! Свяжитесь с Наркоминделом — иностранцев ночью не грабили? Действуйте.

Чекисты бросились к выходу.

Михаил Михайлович стонал, держась за сердце. Комиссар налил ему воды.

— Не волнуйтесь!.. Сейчас разберемся во всей этой чертовшине. — Он снял трубку зазвонившего телефона. — Что?.. Плывут!.. Где?..

По Яузе плыли доллары.

Их было много.

Волна прибивала их к берегу, как осенние листья…

А по Лубянке шел Алексей.

Шел, понуро опустив голову, но в каждом его шаге чувствовалась суровая мужская решимость.

Он остановился перед подъездом, где высилась длиннополая фигура красноармейца.