Август Стриндберг - Пляска смерти Страница 11

Алис. Прямо сочельник!

Курт. Ну-у?

Алис (протягивает руку для поцелуя). Благодари меня!

Курт неохотно целует ее руку.

Шесть свидетелей, из них четверо надежны как скала. Заявление ушло, ответ придет сюда по телеграфу – сюда, в самое сердце крепости!

Курт. Вот как!

Алис. Что это за «вот как»! Скажи лучше «спасибо»!

Курт. С чего это он зажег столько свечей?

Алис. Темноты боится!.. Посмотри на этот телеграфный ключ! Правда, похож на ручку кофейной мельницы? Я мелю и мелю, а зерна крошатся, как зубы в щипцах дантиста…

Курт. Чем это он тут занимался?

Алис. Похоже, собрался переезжать! Переедешь – туда, в подвал, переедешь!

Курт. Алис, не надо так! Все это ужасно грустно… в молодости мы дружили, и он не раз оказывал мне услуги в трудную минуту… Жалко его!

Алис. А меня нет? Я-то никому зла не причинила, я пожертвовала своей карьерой ради этого чудовища!

Курт. А карьера и в самом деле была такая блестящая?

Алис (в бешенстве). Да как ты смеешь! Ты что, не знаешь, кто я, кем я была?

Курт. Ну ладно, ладно!

Алис. И ты начинаешь, уже?

Курт. Уже?

Алис бросается Курту на шею, целует его.

Курт поднимает ее на руки и кусает в шею, она вскрикивает.

Алис. Ты укусил меня!

Курт (вне себя). Да, я, как рысь, жажду вонзиться зубами тебе в шею и испить твоей крови! Ты, ты пробудила во мне дикого зверя, которого я годами пытался задушить лишениями и самоистязанием! Приехав сюда, я решил было, что я немножко лучше вас, а оказался подлецом из подлецов! С той минуты, как я увидел тебя во всей твоей жуткой наготе и страсть помрачила мое зрение, я ощутил истинную силу зла; безобразное становится прекрасным, добро превращается в уродство и слабость!.. Сейчас я задушу тебя… поцелуем! (Обнимает ее.)

Алис (показывает ему левую руку). Видишь след от кандалов – ты разорвал их. Я была рабыней, и вот свободна!..

Курт. Но я свяжу тебя…

Алис. Ты?

Курт. Я!

Алис. Мне на миг показалось, что ты…

Курт. Сектант!

Алис. Да, ты болтал о грехопадении…

Курт. Неужели?

Алис. И я подумала, что ты приехал читать проповеди…

Курт. Неужели?.. Через час мы будем в городе! И ты увидишь, кто я…

Алис. А вечером пойдем в театр! Покажемся на люди! Если я сбегу из семьи, позор падет на него. Понимаешь?

Курт. Начинаю понимать! Значит, одной тюрьмы недостаточно…

Алис. Недостаточно! Он должен пережить и позор!

Курт. Какой странный мир! Ты совершаешь позорный поступок, а опозорен он!

Алис. Что поделаешь, если мир настолько глуп!

Курт. Эти тюремные стены словно впитали в себя все худшие преступления; и с первым же вздохом они проникают в самое нутро! У тебя в мыслях, я полагаю, театр и ужин! А у меня – сын!

Алис (бьет его перчаткой по губам). Дурак!

Курт заносит руку для пощечины.

(Отшатывается.) Tout beau![6]

Курт. Прости!

Алис. На колени!

Курт падает на колени.

Лицом на пол!

Курт утыкается лбом в пол.

Целуй мне ногу!

Курт целует ногу.

И больше никогда так не делай!.. Встать!

Курт (поднимается). Куда я попал? Где я?

Алис. Сам знаешь!

Курт (в ужасе обводит глазами комнату). Мне кажется… я в аду!

Капитан (появляется справа, вид жалкий, опирается на палку). Курт, мне нужно поговорить с тобой! С глазу на глаз!

Алис. О нашем беспрепятственном отбытии?

Капитан (садится за столик для рукоделия). Курт, пожалуйста, присядь на минутку! А ты, Алис, не будешь ли ты так добра оставить нас ненадолго… в покое?

Алис. Что бы это значило?.. Новые сигналы! (Курту.) Пожалуйста! Присаживайся!

Курт неохотно садится.

И послушай мудрые откровения старости!.. Когда придет телеграмма… позови меня! (Выходит налево.)

Капитан (после паузы, с достоинством). Постиг ли ты суть человеческой судьбы – моей, нашей судьбы?

Курт. Нет, как не постиг сути и своей собственной!

Капитан. Какой же тогда смысл во всей этой чепухе?

Курт. В самые светлые минуты моей жизни мне представлялось, что смысл именно в том и состоит, чтобы мы не ведали смысла, но тем не менее покорились…

Капитан. Покорились! Не имея точки опоры вне себя, я не могу покориться.

Курт. Совершенно верно; но ведь как математик ты, наверное, способен отыскать эту неизвестную точку, если тебе даны другие, известные…

Капитан. Я искал ее – и не нашел!

Курт. Значит, допустил ошибку в расчетах; начни сначала!

Капитан. Начну!.. Скажи, откуда у тебя такое смирение?

Курт. У меня его не осталось! Не переоценивай меня!

Капитан. Ты, должно быть, заметил, как я понимаю искусство жизни – уничтожение! То есть – перечеркнуть и идти дальше! Еще в юности я изготовил себе мешок, куда складывал все унижения. А когда он наполнился до верха, выбросил его в море!.. Думаю, никому не довелось перенести столько унижений, сколько мне. Но я перечеркнул их и пошел дальше, и теперь их больше нет!

Курт. Я заметил, как ты сочиняешь собственную жизнь и жизнь окружающих!

Капитан. А как бы я иначе смог жить? Как бы сумел выдержать? (Берется за сердце.)

Курт. Тебе плохо?

Капитан. Плохо! (Пауза.) Но наступает момент, когда способность сочинять, как ты выражаешься, умирает. И тогда действительность предстает перед тобой во всей своей наготе!.. Это ужасно! (Говорит плачущим стариковским голосом, челюсть отвисла.) Видишь ли, друг мой… (Овладел собой, нормальным голосом.) Извини!.. Врач, у которого я был в городе (снова плачущим голосом), сказал, что здоровье у меня подорвано… (нормальным голосом) и я долго не протяну!

Курт. Так и сказал?

Капитан (плачущим голосом). Так и сказал!

Курт. Значит, это неправда?

Капитан. Что? А-а, это… неправда!

Пауза.

Курт. И другое тоже?

Капитан. Что именно, брат?

Курт. Что мой сын получил назначение сюда адъюнктом?

Капитан. Ничего про это не слышал.

Курт. Знаешь, твоя способность перечеркивать собственные преступления просто безгранична!

Капитан. Не понимаю, о чем ты, брат!

Курт. В таком случае ты конченый человек!

Капитан. Да, недолго уже осталось!

Курт. Слушай, а ты, может, и заявление о разводе, позорящем твою жену, не подавал?

Капитан. Разводе? Слыхом не слыхивал!

Курт (встает). Так ты признаешься, что солгал?

Капитан. Какие сильные слова, брат! Все мы нуждаемся в снисхождении!

Курт. Ты осознал это?

Капитан (решительно, отчетливо). Осознал!.. Поэтому – прости меня, Курт! Прости за все!

Курт. Вот это по-мужски!.. Но мне не за что прощать тебя! И я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь! Уже не тот! И во всяком случае, никоим образом не достоин твоих признаний!

Капитан (отчетливо). Странная была у меня жизнь! Строптивая, злобная, с самых ранних лет… и люди были злы, вот и я тоже озлобился…

Курт нервно ходит из угла в угол, посматривая на телеграф.

Куда это ты смотришь?

Курт. А телеграф можно отключить?

Капитан. Нет, лучше не надо!

Курт (с возрастающим беспокойством). Что за человек штык-юнкер Эстберг?

Капитан. Вполне порядочный, хотя и с купеческими замашками, само собой!

Курт. А начальник оружейных мастерских?

Капитан. Вообще-то, он мой враг, но ничего дурного сказать о нем не могу.

Курт (смотрит в окно, там виден движущийся огонек фонаря). Что они делают на батарее с фонарем?

Капитан. А там фонарь?

Курт. Да, и люди!

Капитан. Очевидно, наряд, по-нашему!

Курт. А что это такое?

Капитан. Несколько солдат под командой капрала! Небось идут сажать под арест какого-нибудь бедолагу!

Курт. О-о!

Пауза.

Капитан. Теперь, когда ты достаточно узнал Алис, что ты о ней думаешь?

Курт. Не знаю… я совсем не разбираюсь в людях! Она для меня полнейшая загадка, так же как и ты, как и я сам! Дело в том, что я приближаюсь к возрасту, когда мудрость признается: я ничего не знаю, я ничего не понимаю!.. Но если на моих глазах совершается какой-нибудь поступок, мне страстно хочется узнать его причину… Почему ты столкнул ее в море?