Анатолий Гуницкий - Практика частных явлений Страница 11

Второй не выдерживает и с грохотом роняет мешок.

Тяжёлая, я смотрю, у тебя ноша. Сядь, отдохни… Расскажи что-нибудь! Мне всё интересно теперь. Сам понимаешь, в моём положении. Нет-нет, я не жалуюсь, всё ведь могло быть и гораздо хуже… Элен… Где же она? Она — неплохая, Элен. (смеётся) Замучила меня рассказами про фильмы, всё не может забыть какое-то кино… там тигры саблезубые охотятся на черногорцев. И ещё журналист американский, голый… Я даже скучаю, когда её долго нет. Она нравится мне. Только вот что меня всерьёз беспокоит — проваливается она всё время. Постоянно. Ты не знаешь — куда это она проваливается? К чему это проваливание?

Второй: (заглядывает в мешок) Подумаешь…

Первый: Вдруг она провалится, когда будет со мной? Да что вообще это такое — проваливаться?

Второй: (вытаскивает из мешка какие-то бумаги) Проваливается — и проваливается. Невидаль!

Первый: (придирчиво) Сорить бы здесь вроде ни к чему…

Второй: (прежнее действие) Подумаешь, проваливается она… Ну и что? Не она одна проваливается. Многие проваливаются.

Первый: Ты я вижу, дока в этих делах! Рассказал бы, объяснил, как тут да что!

Второй: (продолжает разбирать содержимое мешка) Дьявол! Нечего тут рассказывать. Куда же я положил… Я сам раньше проваливался иногда.

Первый: И как?

Второй: Никак. (вытаскивает из мешка большую сумку, вертит в руках и запихивает обратно) Не то. Проваливаешься — а потом обратно. Вот и всё. Где же эта дрянь?

Первый: Куда проваливаешься?

Второй: Куда-то.

Первый: Что-то ведь происходило при этом… какие-то ощущения…

Второй: (глубоко заглядывает в мешок) Никаких особых…. Провалишься — похоже на такую вроде бы липкую пустоту — потом назад. Ага, вот…

Первый: Куда назад?

Второй: Туда. Откуда провалился. Пойдёт. Вроде бы обратно вваливаешься.

Первый: Что же потом?

Второй: Ничего. (вытаскивает из мешка очень длинную верёвку, наматывает её на деревянную колодку)

Первый: Как же можно…. провалиться, а потом обратно ввалиться? В конце концов, законы гравитации…

Второй: Пустой разговор. (залезает в мешок)

Первый: Слушай…

Второй что-то бурчит из мешка.

Слышишь? Да что там у тебя?

Второй выбрасывает из мешка разные предметы.

Просил же: не сори!

Второй вылезает из мешка.

Начинает собирать выброшенные из мешка вещи.

Второй: Это корзинка, кусок зеркала, пустые обувные коробки, вилка и просто щепки.

Первый: Всё-таки как-то странно ты умер. Умер — а прыгаешь взад-вперёд. Нет, не умер ты. Не умер. Я говорил.

Второй: Умер. Умер. Как обычно умирают — так и я. Вот если тут подпилить… Умереть, что ли, нельзя… (рассыпает собранное и снова начинает собирать)

Первый: Умереть-то можно, я не сказал же, что нельзя. Только вот обычно вроде бы не так…

Второй: А как? (снова собирает рассыпанное и тут же всё роняет) Дьявол… Как же по-твоему?

Первый: Ну… умирают-то когда… то уж тогда не встретишь больше… тогда… с мешком тем более таким…

Второй: Прямо уже не встретишь… (снова начинает собирать рассыпанное) Я не то что с мешком встречал, а с такими…

Первый: Кого встречал? Мёртвых?

Второй: И живых встречал, и мёртвых.

Первый: Живые — ладно. А мёртвые вот… много их что ли? Как они?

Второй: Никак. (собирает вещи, встаёт и тут же их роняет) Сволочь!

Первый: Никак? Мёртвые же… Или они не мёртвые?

Второй: Мёртвые. (сматывает с колодки верёвку)

Первый: Куда же они ходят?

Второй: Ходят-бродят. Надо — и ходят.

Первый: Чего они делают?

Второй: Делают.

Первый: Чего говорят-то?

Второй: Говорят. (продолжает разматывать верёвку)

Первый: Странно. Мне всегда казалось, что смерть — это смерть, а жизнь — это жизнь. Тебя же послушаешь — то никакой разницы нет.

Второй: (связывает верёвкой рассыпанные вещи) Умер и умер. Невеликое дело. (запихивает вещи в мешок) Имею я право умереть?

Первый: (раздражённо) Я тоже, знаешь, повидал виды… Застрянь вот, попробуй! Посиди тут с моё!

Второй: (продолжает запихивать связанные вещи в мешок, но они рассыпаются и падают) Умер — значит не жив! (злобно) Размышлять тут не о чём, обычные, простые вещи!

Первый: Разница, разница-то есть какая-нибудь?

Второй: Есть, вроде… (вытаскивает из мешка что-то напоминающее телевизор, но не удерживает и роняет. Что-то похожее на телевизор разбивается. Второйтупо смотрит на разломанную вещь и снова начинает собирать разлетевшиеся куски)

Первый: (кричит) В чём же она, эта разница?

Второй: В чём… (продолжает собирать куски) Не знаю я.

Первый: С тобой поговоришь… Ну и не надо… Скоро Элен придёт, а там и ночь близко, тихое время. (разворачивает газету)

Второй связывает куски «телевизора», потом снова развязывает. Куски рассыпаются. Он берёт несколько кусков, запихивает их в мешок. Сматывает верёвку. Заглядывает в мешок, роется в нём. Вынимает какую-то рухлядь, запихивает назад. Снова роется в мешке.

Второй: Слушай, а у тебя фонаря нет? Мне тут не видно, надо бы посветить.

Первый: (независимо) Есть фонарь.

Второй: Дай на минутку.

Первый: Разрядишь мне батарейки…

Второй: Да я быстро. (берёт фонарь, светит в мешок)

Первый: Чего там у тебя?

Второй: (из мешка, глухо) Да надо мне.

Первый: Для дела, да?

Второй что-то говорит, но слов не слышно.

Чего? Слушай, а вот скажи… Вот такой вот вопрос… как тебе в мёртвых живётся?

Второй: (выглянул из мешка, что-то выбросил) Скучно мне. (снова погрузился в мешок)

Первый: Ага… А вот раньше — раньше не было скучно?

Второй: (глухо, из мешка) Было.

Первый: (азартно) А! Так выходит — никакой разницы нет? Так?

Второй: (выглядывает из мешка, зло) Да чего ты всё выведать хочешь, чего в душу лезешь? Умрёшь — всё сам и узнаешь. (снова скрывается в мешке)

Первый: Умру? Я пока не собираюсь умирать, уж лучше поживу ещё. Хоть и застрял, а всё же поживу. Чего ж не пожить… раз живётся. Между нами… не так уж это всё и страшно, как сначала кажется… хотя есть, разумеется, определённые ограничения. Есть. Ничего уж тут не поделаешь. (Более уверенно) Зато возникает своеобразный взгляд на многие вещи. Особенное такое чувство жизненной дисциплины. Да. Режим своего рода. Да-да, режим. Режим! Важная это штука — режим. Когда режим — то ты не в хаосе, не в потоке бурном живёшь, не фьють-фьють, не порхаешь мотыльком однодневным, не мяучишь бесцельно в пространство, как кошка слепая, безглазая, а рационально, собранно всё делаешь. Отдаёшь себе полнейший отчёт в каждом действии своём. Вот я. (пауза) Что я? А я… я занимаюсь многими интересными вещами, как то: смотрю по сторонам — наблюдаю окружающее, а потом… (эффектная пауза) потом я фиксирую увиденное! На бумаге! Да! Я веду дневник — потянулся к литературному труду, а уж этого со мной лет сто пятьдесят, как не случалось, со студенческой скамьи, со времён юношеского петинга и прочих смешных штучек. Почему бы и нет! Поработаю ещё какое-то время, а потом — почему бы не принять участие в каком-нибудь эдаком конкурсе? Может быть, и премию дадут, да и вообще… Вот только если бы Элен не проваливалась! Она когда проваливается, то кажется, что остаётся только внешняя её оболочка: глаза расширяются, тускнеют, будто бы не здесь она, а где-то далеко-далеко, так далеко, что не дозовёшься её, не докричишься никогда. Пожалуй… так оно и есть. Провал есть провал. Хорошо, что ещё обратно вваливается. И на том спасибо. Я привык к ней, мне без неё никак теперь не обойтись. Что ж, это ведь.

Второй: (вылезает из мешка) Держи свой фонарь. Хороший у тебя фонарь. Мощный.