Карло Гольдони - Самодуры Страница 12

Феличе. Как, как!.. Если я расскажу вам, как, то и комедии конец. Идем же.

Уходят.

Действие третье

Явление первое

Комната Лунардо. Лунардо, Канчано, Симон.

Лунардо. Тут дело идет о моей чести, скажем по справедливости, о репутации моего дома. У такого человека, как я!.. Что скажут обо мне? Что станут говорить о Лунардо Кроццола?

Симон. Успокойтесь, дорогой кум, вы тут совершенно ни при чем. Всему виной женщины. Накажите их примерно, и все вас хвалить будут.

Канчано. Да, да!.. Надо показать пример. Надо, наконец, прищемить хвосты этим гордячкам и научить мужей усмирять их.

Симон. И пусть потом говорят себе, что мы деревенщины.

Канчано. И пусть потом говорят себе, что мы дикари.

Лунардо. А за ней туда же эта бесстыдница-девчонка…

Канчано. Накажите ее!

Лунардо (к Канчано). А ваша жена — третья в совете.

Канчано. О, я ей покажу!

Лунардо (Симону). И ваша с ними заодно.

Симон. И моя за это поплатится!

Лунардо. Потолкуем как следует, друзья мои, посоветуемся, как нам поступить с этим, скажем по справедливости… Что касается девчонки, тут дело просто, я уже все обдумал и порешил. Первым делом, к черту свадьбу! О замужестве никаких больше разговоров. Отправлю ее в глушь, подальше от людей, запру в четырех стенах — и кончено! Но вот как проучить наших жен? Ваше мнение?

Канчано. По правде сказать, должен сознаться, я в затруднении.

Симон. Если бы можно было и их запихать в какой-нибудь монастырь, запереть в четырех стенах и так от них отделаться.

Лунардо. Это, скажем по справедливости, будет скорее для нас наказание, чем для них. Ведь придется тратиться, платить за их содержание, снабжать их приличной одеждой, и вместе с тем там, в монастыре, у них будет куда больше досуга и свободы, чем дома. Правильно я говорю?

Симон. Очень правильно. Особенно это верно по отношению к нам обоим: мы ведь не позволяем вести себя на поводу, как кум Канчано.

Канчано. Что вам на это сказать? Вы правы. Может быть, так: держать их дома взаперти, не выпуская из комнаты? Ну, изредка брать их с собой погулять разве, а там опять запереть, и чтобы они никого не видели и ни с кем не говорили.

Симон. Женщин? Запереть? И чтобы они ни с кем не говорили? Да они от такого наказания в три дня сдохнут.

Канчано. Тем лучше!

Лунардо. Но кто же захочет быть тюремщиком? И потом — узнает родня, и начнется катавасия. Всех святых на ноги поднимут! Заставят выпустить их, а потом еще нас же ославят, вы, мол, и дикари, и неучи, и псы цепные!..

Симон. А уж раз вы уступите — все равно, из любви или из-за уговоров, — все кончено: они вас оседлают, и вы больше пикнуть на них не посмеете.

Канчано. Вот так и было с моей женой!

Лунардо. Самое бы лучшее, скажем по справедливости, взять хорошую плетку…

Симон. Верно, честное слово! А люди пусть говорят, что хотят.

Канчано. А если они этой плеткой — да нас?

Симон. Может и это случиться.

Канчано. Да я уж знаю, что говорю.

Лунардо. Значит, мы попадем из огня да в полымя,

Симон. А потом, знаете… есть мужья, которые учат своих жен, но если вы думаете, что этим можно их обуздать, то очень ошибаетесь: они от этого становятся еще хуже и все делают назло. Если их насмерть не заколотить — толку все равно не будет.

Лунардо. Заколотить! Что это вы говорите!

Канчано. Этого нельзя уж хотя бы потому, что хочешь не хочешь, а без женщин не обойтись.

Симон. А какое было бы счастье иметь послушную, разумную, добрую жену! Какая это была бы радость!

Лунардо. Я это испытал. Моя покойница, бедняжка, была ангел. Зато вторая — сущий василиск!

Симон. А моя-то! Хочет, чтобы все было по ее воле.

Канчано. А моя-то! Сколько бы я ни кричал и ни бесился, с ней ничего не поделаешь.

Лунардо. Очень это неприятно, однако все же выносимо. Но в таком случае, как у меня, скажем по справедливости, дело зашло слишком далеко. Надо решать… а я не знаю, что делать.

Симон. Отошлите ее к родителям.

Лунардо. Ну, вот еще! Чтобы она меня осрамила на весь свет!

Канчано. Отправьте ее в деревню. Пусть там живет!

Лунардо. Ну нет! Она там все мои доходы проест в четыре дня!

Симон. Пусть с ней кто-нибудь поговорит; найдите кого-нибудь, кто ее наставит на путь истинный.

Лунардо. Эх! она никого не станет слушать!

Канчано. Попробуйте отнять у нее наряды, драгоценности, держите ее в черном теле и пристыдите ее…

Лунардо. Это я пробовал, еще хуже!

Симон. Мне все ясно. Знаете, что нам остается делать, куманьки?

Лунардо. Что?

Симон. Терпеть их такими, какие есть.

Канчано. Ох, по правде, думаю и я, что другого выхода нет.

Лунардо. Да… Я тоже понимаю, что это за штука. Вижу и я, что, каковы они есть, такими и останутся. Я ведь приучил свой желудок переносить это. Но последнее, что она выкинула, это уж чересчур! Погубить девушку! Привести тайком любовника в дом! Положим, я сам выбрал его ей в мужья, но почему она знала, скажем по справедливости, мои намерения? Ну да, я ей намекнул на эту свадьбу, но разве я не мог раздумать? Разве мы не могли разойтись? Разве до свадьбы не могли пройти месяцы, годы? И вдруг приводить его в дом, в маске, тайком! Устраивать им свидания!.. Моя дочь! Невинная голубка! Нет, я не могу этого простить, я должен ее наказать, унизить, сказать по справедливости, изничтожить!

Симон. Всему виной синьора Феличе!

Лунардо (к Канчано). Да, ваша сумасшедшая жена всему виной.

Канчано. Вы правы, и она жестоко за это поплатится.

Явление второе

Те же и Феличе.

Феличе. Любезные синьоры, благодарю вас за ласку.

Канчано. Вы здесь! Зачем?

Лунардо. Что вам надо в моем доме?

Феличе. Вас, кажется, удивляет, что я здесь? Вы хотели бы, чтоб я ушла? А вы, синьор Канчано, уж не решили ли вы, что я отправилась вместе с графом?

Канчано. Если еще вздумаете с ним водиться, я вам покажу, кто я таков!

Феличе. Скажите мне, милый мой старикашка, ходила ли я куда-нибудь без вас?

Канчано. Этого только недоставало!

Феличе. Принимала я его когда-нибудь без вас?

Канчано. Посмели бы вы!

Феличе. Почему же вы думали, что я ушла с ним?

Канчано. Потому что вы полоумная баба!

Феличе (в сторону). Храбрится, потому что в компании.

Симон (тихо Лунардо). Ого, она струсила,

Лунардо (тихо Симону). Он хорошо сделал, что показал зубы.

Канчано. Пожалуйте, синьора! Идемте домой.

Феличе. Потерпите немножко.

Канчано. Удивляюсь, как это у вас хватило смелости явиться сюда.

Феличе. Почему? Что я такое сделала?

Канчано. Лучше не заставляйте меня говорить.

Феличе. Нет, скажите, сделайте милость.

Канчано. Идем домой!

Феличе. И не подумаю.

Канчано (угрожающе). Идем, черт возьми!

Феличе. "Черт возьми", "черт возьми"! Чертыхаться я и сама умею. Что это еще такое, синьор? Что, вы меня в канаве подобрали? Служанка я ваша? Разве так говорят с приличными женщинами? Я ваша жена. Вы можете мне приказывать, но оскорблять себя я не позволю. Я не забываю уважения к вам, но и от вас требую того же. За все время, что вы мой муж, так со мной вы еще не разговаривали. Что это за угрозы? Что это за "черт возьми"? Что это за размахивание руками? Вы угрожаете мне? Такой женщине, как я?.. Говорите-ка правду, синьор Канчано, уж не эти ли синьоры вас так настроили? Не они ли посоветовали вам так обращаться со мной? Не они ли научили вас этим глупостям? Если вы человек благородный, так и поступайте благородно; пусть я ошиблась в чем-нибудь, — тогда объясните мне мою ошибку, исправьте ее. Но никаких глупостей, никаких угроз, никаких "черт возьми" — такого обращения я не потерплю! Вы поняли, синьор Канчано? Будьте благоразумны, если хотите от меня благоразумия.

Канчано стоит, онемев.

Симон (тихо Лунардо). Слышали? Как вам это нравится?

Лунардо (тихо Симону). Так бы и схватил ее за шиворот да потряс хорошенько! А этот болван стоит, словно воды в рот набрал.