Изверг - Olesse Reznikova Страница 12

Я уронила голову в ладони и ответила:

— Со мной все нормально, просто не высыпаюсь.

— Я не об этом. Пока ты тут высыпалась, все собрали вещи и ушли. И никто не толкнул тебя или позвал — странно, не находишь? — он улыбнулся, когда я зевнула.

— Нет, так было всегда, — пожала плечами я, вставая и разминая затекшую шею.

— Как-то я увидел тебя с… Викой, она ведь недавно снова вернулась сюда, но сегодня вы были будто даже не знакомы. Помнится, вы были лучшими подругами, если я не ошибаюсь, — видимо, учитель информатики умело наблюдал за мной и за всеми.

Я так и застыла на месте, поражённая его словами.

— Было, Валентин Михайлович, в том то и дело, что это всё уже было.

Но только выйдя из класса, я задумалась над его словами. Мы были лучшими подругами. Нет, это все в прошлом. Мы обе очень сильно изменились, и больше нас ничего не связывает. Я даже не уверена, что она сказала правду мне насчёт срочного отъезда два года назад…

Кир разозлился из-за того, что Кит прервал его, когда он потащил эту т… Неоднократно он срывал его планы, то ли как-то заступался за всем, то ли пытался уберечь Кира от последствий.

— Какого черта ты делаешь? — спросил Некит, когда Богоевская быстро отскачила от них и побежала со всех ног в класс.

— Не твоё дело, — разозлился Кир, глядя в сторону как Богоевская раздумывает над чем-то, стоя в дверях.

Парень цокнул языком и задал вопрос, волнующий его уже долгое время:

— Что ты так отчаянно пытаешься сделать? — Кир удивился, наконец обратив внимание на друга. Пока что самого внимательного. — Я имею в виду, что ты пытаешься сделать с ней? — он указал на Тамару Богоевскую, проходящую в класс.

Кир провел по волосам — нужно было избавляться от этой привычки, но сейчас не было нужды думать о своем очевидном языке тела.

— С какой целью интересуешься? — Кир прищурился, глядя на друга.

— Да брось, ты знаешь с какой! — воскликнул тот. — Она уже из класса в класс перебегает, а ты все не отстанешь от неё!

Кир почувствовал, будто кто-то собирался отобрать у него игрушку, как в детстве, и прошептал:

— А ты хочешь претендовать на её место?

Одни только глаза друга выдавали испуг, в остальном Кит выглядел обычно. Он, как и все, знал, на что способен Кир, поэтому пытался всячески не переходить ему дорогу, но сегодня, как он заметил, ему случайно удалось нарушить его планы и не на шутку разозлить приятеля.

— Ты шутишь? — он взволнованно улыбнулся.

— Нет, дорогой мой, — Кир положил ему руку на плечо и рассмеялся, но тут же замолчав, добавил — Не смей больше заводить беседу на эту тему, понял?

Кит кивнул.

***

Когда дело доходило просто до моего присутствия в классе, меня никто не замечал, но как только на уроке выдавался случай вставить свои пять копеек, весь класс не пропускал этой возможно. Кроме Демьяна, конечно. Что двигало Викой, когда она позорила меня?

«Зависть» — нет, это глупо.

«Ревность?» — но к кому?

«А, точно, она разозлилась, что ты как-то связана с Кириллом, поэтому решила таким образом…» — но какой плюс она бы выручила?

«А может быть…» — нет, даже не думай.

«Точно, так и есть.» — я отказываюсь это верить!

Моё сознание вело между мозгом и… второй частью мозга беседу, обсуждая причины поведения моей БЛП*. Очень жаль, что одна догадка казалась такой правдоподобной. А вот её логика и смысл были такими прозрачными, что я бы никогда их не разглядела в обычный день. Но сегодня было достаточно времени подумать, поэтому я смогла добиться четкости, и сложился вполне разумный ответ.

Завтра я снова пойду в библиотеку и проверю, правда ли кого-то также интересует мой ответ. И возможно, тогда появится гигантская причина, почему я не должна опускать руки в этом году.

Литература. Сейчас ещё и Демьян, вероятно, скажет, что мне не было надобности «просить Вику, чтобы он помог мне с литературой», по которой у меня всегда было «отлично». Одной бедой больше, другой меньше. Хоть притворяться не придется.

Но ни на уроке, ни после он не сказал мне об этом. Удивительно, ведь вчера я ясно дала понять, что мне не нужно помощи по этому предмету. Вероятнее всего, только я это и заметила.

Что ж, в школе остался только один человек, который оказался умнее всех, не верящий в слухи — опять Демьян. Конечно, любой бы предпочел просто их пропускать мимо ушей, но если они про Богоевскую Тамара, то никто не упускает возможность рассказать всем своим друзьям и знакомым.

Так как на прошлом уроке я рассказала стихотворение, хотя, в общем то и не сильно горела желанием делать это, теперь Галина Васильевна спрашивала желающих рассказать произведения Цветаевой. И пока все читали стихотворения или писали конспекты, я считала количество панелей на потолке. 53 панели, примерно 30 метров плинтуса и 9 оконных рам.

Валентин Михайлович заметил, что со мной что-то не так, но будет ли он и дальше наблюдать за мной? Порой, даже я не замечаю очевидных вещей, только когда кто-то со стороны подскажет, до тебя дойдет — а ведь она давно хотела тебя предать, он болтает про тебя своему соседу.

У Галины Васильевны зазвонил телефон, она вышла из класса, и, логично, все начали ор, какофония смеха, перешептывания, криков через весь кабинет — превратились в очень громкий ор. Так и получается, в первом классе нас было слышно на третьем этаже, в одиннадцатом на первом. Долгов взял мой пенал и кинул Соколову. Соколов Минееву, Минеев Клюеву, Клюев Ржевскому. Я не пыталась ничего предпринять, так как ничего особо важного внутри не было, за исключением корректора и механического карандаша, которые сейчас лежали под моей тетрадью. Наиграются и прекратят. Как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

— Богоевская, не хочешь стать лидером класса? — обратился ко мне Долгов. Я подняла на него глаза и наклонила голову.

— Ты смеёшься? — произнесла я.

— Нет! Что ты! Я на полном серьёзе, — заметив как у Ржевского дернулись плечи от смеха, я сказала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не хочу иметь проблемы из-за двадцати трёх идиотов, которые тут присутствуют. Есть исключение среди них, но ты в него не входишь, — я изобразила улыбку и сразу снова вернулась к учебнику. Рассматривание букв завлекало меня куда больше, чем беседа с Долговым.

— А ты, значит, входишь в это