Владимир Набоков - Событие Страница 16

Тише! Мне кажется, кто-то позвонил… А?

(Сует Мешаеву руку.) Прошу.

Нет, тебе почудилось. Бедный Алеша, бедный мой… Успокойся, милый.

(Машинально беря ладонь Барбошина.) Вы от меня требуете слишком многого, сударыня. Рука иногда недоговаривает. Но есть, конечно, ладони болтливые, откровенные. Лет десять тому назад я предсказал одному человеку всякие катастрофы, а сегодня, вот только что, выходя из поезда, вдруг вижу его на перроне вокзала. Вот и обнаружилось, что он несколько лет просидел в тюрьме из-за какой-то романтической драки и теперь уезжает за границу навсегда{42}. Некто Барбашин Леонид Викторович. Странно было его встретить и тотчас опять проводить. (Наклоняется над рукой Барбошина, который тоже сидит с опущенной головой.) Просил кланяться общим знакомым, но вы его, вероятно, не знаете…

Занавес

Ментона 1938

Впервые: “Русские записки”. 1938. № 4.

Примечание

В начале 1936 г. в Париже был основан новый постоянно действующий репертуарный «Русский драматический театр» (Русский театр), для которого И. И. Бунаков (Фондаминский), оказывавший финансовую и организаторскую поддержку этому начинанию, предложил Набокову сочинить пьесу.

Набоков был увлечен этой идеей, по-видимому, уже с июня 1936 г.: «Сочинял я ночью пьесу и отвратительно спал», — писал он жене 11 июня 1936 г. (BCNA.[8] Letters to Vera Nabokov). Пьеса была, очевидно, отложена, и новые упоминания о драматургических занятиях относятся уже к февралю 1937 г. Однако, прежде чем написать «Событие», Набоков работал над другой пьесой для Русского театра, судя по ее сюжету, ничего общего с «Событием» не имевшей. Ей, в свою очередь, предшествовал иной замысел: «Видаюсь с актерами, актрисами (моя leading lady[9] Бахарева очаровательна, вчера у нее обедали с Ильюшей <sic> и В. М. [Зензиновым]) <…> пьесу писать мучительно (я тебе рассказывал ее тему: веселая, милая барышня появляется с матерью в курорте — и все это только interv.<al> luc.<id>[10] — и кончается — неизбежно — тем, что она возвращается в свое ("театральное") безумие). Но начал-то я было писать другую вещь — и ничего не вышло — яростно разорвал пять страниц. Теперь ничего, покатилось, может быть даже колесиками оторвусь от земли, и побежит по бумаге та двукрылая тень, ради которой только и стоит писать» (Там же. 10 марта 1937 г.). О поступившем Набокову заказе и о его работе над пьесой в это время уже было известно артистам Русского театра: несколькими днями ранее Набоков писал жене о литературно-театральной «вечеринке», на которой Е.Кедрова, «очень глазастая актрисочка, которую Алданов считает новой Комисаржевской <sic!> <…> бесстыдно клянчила у меня роль» (Там же. 7 марта 1937 г.).

Набоков возвращается к сочинению пьесы для Русского театра осенью 1937 г. на юге Франции. В декабре 1937 г. в письме Г. П. Струве Набоков писал: «Живу и работаю в апельсиново-пальмово-синей Ментоне. Кончаю «Дар» и оскоромился пьесой» (В. Набоков. Письма к Глебу Струве / Публ. Е. Б. Белодубровского // Звезда. 1999. № 4. С. 29).

Новое обращение Набокова к драматическому жанру было продиктовано отчасти финансовыми соображениями. В январе 1938 г. М. Алданов писал Набокову: «Думаю, что пьеса поправит Ваши дела. Моя "Линия Брунгильды" принесла мне больше, чем я думал, хотя ни на один язык пока не переведена (да и не годится для этого) <…> Оказалось, что русских театров не так уж мало. Большая часть их ставит пьесу один или два раза» (LCNA.[11] Box I, fol. 3. 29 января 1938 г.). В письме М. Алданову от 3 февраля 1938 г. Набоков признается: «Мое карманное положение совершенно отчаянное, для меня загадка, как существую вообще» (цит. по: Б01.[12] С. 556).[13]

Премьера «События» состоялась 4 марта 1938 г. в Русском театре (Париж, зал газеты «Журналь»). Режиссер-постановщик, автор костюмов и декораций — Ю. П. Анненков. Прошло четыре представления в исполнении труппы Русского театра.

Ю.П.Анненков (1889–1974) — художник, режиссер, литератор (псевд. Б.Темирязев). В 1910-е гг. сотрудничал с Н.Н.Евреиновым в «Кривом зеркале», в 1920 г. участвовал в постановке массовых театрализованных представлений — первомайского празднества «Освобождение труда», «Взятие Зимнего дворца», писал портреты Ленина, Троцкого, Луначарского, выступал с теоретическими работами о театре: «Ритмические декорации», «Театр до конца» и др.; эмигрировал в 1924 г.; художник спектаклей «Пиковая дама» Н. Балиева и Ф. Комиссаржевского (Париж, театр «Мадлэн», 1931), «Ревизор» М. Чехова (Париж, театр «Эберто», 1934); оформлял миниатюры русских и французских авторов в парижском кабаре «Радуга» Ф. Комиссаржевского и театре миниатюр «Летучая мышь» Н. Балиева;[14] автор «Повести о пустяках» (Берлин, 1934), книги воспоминаний.

В лучших традициях русских театральных премьер, первое представление «События» было провальным. Как вспоминал В. С. Яновский, «предел недоброжелательства к Набокову обнаружился, когда Фондаминский ставил его пьесы; самого автора тогда не было в Париже. И бедный Фондаминский почти плакал: "Это ведь курам на смех. Сидят спереди обер-прокуроры и только ждут, к чему бы придраться…"» (В.С. Яновский. Поля Елисейские. СПб.: Изд-во Пушкинского фонда, 1993. С. 230). Прежде чем снять спектакль, администрация Русского театра решила дать еще одно представление, прошедшее на этот раз с никем не чаянным успехом, а после третьего представления пьесы в «Последних новостях» появилось следующее объявление: «3-е представление пьесы Сирина собрало переполненный зал, и многим желавшим попасть на спектакль пришлось уйти за неимением мест. Наибольший успех имел 2-ой акт, после которого артистов вызывали 5 раз» (15 марта 1938 г.).

Набокову, который не смог приехать на представления «События», о спектаклях подробно написали друзья. «Мне и Илье Исидоровичу (Фондаминскому. — А. Б.) СПЕКТАКЛЬ <…> очень понравился, — писал В. Зензинов, — это был, по нашему искреннему убеждению, прямо ПРЕКРАСНЫЙ спектакль. Интересная, острая, остроумная, очень приятная для глаза постановка. Многое задумано очень смело, кое-что, пожалуй, даже слишком смело. И многое, вероятно, спорно <…> В работу как Анненковым, так и артистами вложено много любви, увлечения, труда. Репетиции бывали по два раза в день. Все артисты в один голос говорили, что никогда им еще не было так интересно работать, как с Анненковым. Сам он действовал уверенно и настойчиво, подчиняя всех своей воле и всех заражая своим увлечением настолько, что все охотно за ним шли, часто даже не отдавая себе отчета в том, куда — это выяснилось для них позднее». Рассказав о том, что настроение зрителей на премьере было «фиолетовым» и что создано оно было «первыми двумя рядами, которые заняты были, по определению Анненкова, «маститыми» и "дядями Полями"», Зензинов описал подъем публики на втором представлении и высказал надежду на то, что публикация положительной рецензии на спектакль, поместить которую ему обещал редактор «Последних новостей», вызовет повышенный интерес к пьесе и «явится условием ее успеха» (LCNA. Box I, fol. 58. 7 марта 1938 г.).

В тот же день написали Набокову и Гессены: «Я указывал Козлику (другу Набокова Г. Гессену. — А. Б.) среди публики нек<ото>рых персонажей, бывших на сцене», — сообщал И. Гессен (LCNA. Box I, fol. 17. 8 марта 1938 г.), а Г. Гессен подробно описал спектакль и разговоры в публике: «Мне очень понравилась твоя вещица, я "получил большое удовольствие", много смеялся и был тронут — хотя бы прелестным сыщиком. Играли хорошо. <…> Прилагаю афишку с отметками по пятибалльной системе. Разве только Богданов в роли Пиотровск…,[15] пардон, Трощейкина, слабоват <…> Мы сидели в I ряду. Налево, рядом с папой, Ходасевичи. Ему очень нравилось, и он много смеялся и дергал ножкой. <…> Тенор Поземковский: ведь в этой пьесе ни одной мысли. <…> Одна дама сказала, что это совсем как в «Ревизоре», ведь и там ревизор не приезжает (?). Вообще, тебя окончательно ведут от Гоголя, Гоголя, Гоголя. Анненков — молодец. Отличные костюмы и то, что называется атмосфера. <…> Фунды (Фондаминского — А. Б.) не было, но был очаровательный Зенз.<инов>. Впрочем он больше давал разъяснения по поводу московск.<ого> процесса, который бьет все твои приглашения на казнь» (Там же. Box I, fol. 16). Афиша спектакля с оценками Г. Гессена сохранилась (обозначения и замечания Гессена даются в кавычках):

Алексей Максимович Трощейкин — «~3=>3+» (А. Богданов)

Любовь Ивановна Трощейкина — «3 (но красивая)» (М. Бахарева)

Антонина Павловна Опаяшина — «4» (В. Мотылева)

Вера — «I действ.: 5, II д.: 4» (Близ. Кедрова)

Рёвшин — «3» (Н. Петрункин)