Леонид Андреев - Тот, кто получает пощечины Страница 16

Консуэлла (поднося бокал к устам). Я его увижу, это правда?

Тот (бледнея еще больше). Да! Пробудись, богиня, — и вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря. Вспомни то небо — и тихий ветер с востока — и шепоты пены у твоих мраморных ножек…

Консуэлла (выпивая). Вот. Смотри: как раз половина! Возьми. Но что с тобою? — ты смеешься или плачешь, Тот?

Тот. Я смеюсь и плачу.

Манчини (слегка отталкивая Тота). Довольно, графиня, мое терпение истощено! Если Огюст так добр и позволяет, то я, ваш отец… вашу руку, графиня! Посторонись, любезный!

Консуэлла. Я устала.

Манчини. Вы не устаете болтать и пить вино с фигляром, а когда вас призывает долг… Брике, прикажите давать звонок, пора.

Консуэлла. Я устала, папа.

Зинида. Послушайте, граф, это жестоко: разве вы не видите, как она побледнела…

Барон. Что с вами, Консуэлла?

Консуэлла. Нет, ничего, я так.

Зинида. Просто ей надо отдохнуть, барон, ведь она еще не садилась… и такое волнение… Сядь здесь, девочка, укройся, отдохни немного. Мужчины так жестоки!

Консуэлла. Мне надо еще работать. (Закрывая глаза) А розы уже готовы?

Зинида. Готовы, готовы. У тебя будет такой необыкновенный ковер, ты понесешься, как по воздуху. Отдыхай.

Поли. Ты хочешь музики? Мы сыграем тебе песенку, хочешь?

Консуэлла (улыбаясь, с закрытыми глазами). Хочу.

Клоуны играют тихую и наивную песенку, тили-тили, поли-поли. Все молчат. Тот сидит в углу, отвернувшись; Джексон, косясь на него, лениво тянет вино. Барон, в своей обычной позе, широко и грузно расставив ноги, выпученными, неподвижными глазами смотрит в бледное лицо Консуэллы.

(Внезапно вскрикивая.) Ай! Мне больно.

Зинида. Что с тобою? Консуэлла!

Манчини. Дитя мое! Ты нездорова? Успокойся.

Барон (бледнея). Постойте… она переволновалась. Консуэлла!

Консуэлла встает и смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, как бы прислушивается к происходящему внутри.

Консуэлла. Ай! Мне больно. Вот здесь, где сердце. Папа, что это? Я боюсь. Что это? И ноги… что у меня с ногами? Я не могу стоять. (Падает на диван, глаза расширены.)

Манчини (суетясь). Доктора! Ах, боже мой, это ужасно. Огюст, барон… с ней никогда этого не бывало! Это нервы, нервы, успокойся, дитя…

Брике. Доктора!

Кто-то бежит за доктором. Испуганный голос Джексона.

Джексон. Тот, что ты! Тот.

Тот. Это смерть, Консуэлла. Моя маленькая царица, я убил тебя. Ты — умираешь! (Бурно плачет.)

Консуэлла вскрикивает и, закрыв глаза, затихает. Все в смятении. Барон неподвижен, видит только Консуэллу.

Манчини (шипит). Ты лжешь… мошенник! Проклятый комедиант, ты что ей дал? Ты отравил ее… разбойник! Доктора!

Тот. Доктор не поможет. Ты умираешь, моя маленькая царица. Консуэлла! Консуэлла!

Входит быстро Безано: «Директор!» — умолкает и смотрит со страхом. Вошел кто-то еще. Брике машет рукою: «Двери!»

Консуэлла (голосом бледным и далеким). Ты шутишь, Тот? Не пугай меня, я так боюсь. Это смерть? — Я не хочу. Ай… Тотик, миленький мой Тотик, скажи, что ты шутишь, я боюсь… золотой мой Тотик!

Тот повелительно отталкивает барона и становится на его место над Консуэллою. Барон стоит по-прежнему, видит только Консуэллу.

Тот. Да, я шучу. Разве ты не слышишь моего смеха, Консуэлла? Здесь все смеются над тобою… глупенькая! Не смейся, Джим, она устала и хочет спать… как можешь ты смеяться, Джим! Усни, моя дорогая, усни, мое сердце, усни, моя любовь!

Консуэлла. Да, мне теперь не больно. Зачем ты так шутил и напугал меня? Теперь мне смешно. Ты сам говорил, что я… буду… жить вечно…

Тот. Да, Консуэлла! Ты будешь жить вечно… усни! успокойся! (Подняв руки, напрягает все силы и как бы все выше поднимает ее душу.) Как тебе легко, как светло, сколько огней горит вокруг тебя… можно ослепнуть от света!!

Консуэлла. Да, светло. Это арена?

Тот. Нет, это море и солнце… какое солнце! Разве ты не чувствуешь, что ты пена — белая пена морская, и ты летишь к солнцу. Как тебе легко — у тебя нет тела — ты летишь! Еще выше, моя любовь!

Консуэлла. Я лечу. Я пена морская, а это солнце, оно так сияет… Мне хорошо. (Умирает.)

Молчание.

Тот еще стоит с поднятыми руками, взглядывает — и бросает руки вниз; шатаясь, отходит. Одну минуту еще стоит, потом садится, опустив голову на руки, одиноко борется с оцепенением надвигающейся смерти.

Брике (тихо). Она уснула, мама?

3инида (выпуская мертвую руку). Боюсь, что нет… Отойди, Луи. Барон, вам лучше отойти. Барон, вы не слышите! (Плачет.) Луи, она умерла.

Плачут клоуны и Брике, Манчини ошеломлен; барон и Тот неподвижны — каждый на своем месте.

Джексон (вынимая огромный цветной клоунский платок и вытирая слезы). Увяла, как цветочек… спи, Консуэллочка. Только теперь и осталось, что следы твоих ножек на песочке. (Плачет.) Ах, что ты наделал, что ты наделал, Тот! Лучше бы ты не приходил сюда.

На арене музыка.

Брике (машет рукой). Музыку, остановить музыку. Там с ума сошли. Какое несчастье!

Кто-то выбегает. К плачущему Безано подходит Зинида — и гладит его по склоненной, напомаженной голове. Взглянув, он ловит ее руку и прижимается к ней глазами. Барон, вынув розу из петлицы, молча обрывает ее лепестки и бросает, придавливая ногою. В дверь заглядывают бледные испуганные лица — все та же маскарадная толпа.

3инида (через голову Безано). Надо комиссара, Луи.

Манчини (выходя из столбняка, кричит). Полицию, полицию сюда. Это убийство. Я граф Манчини! Я граф Манчини! Тебе отрубят голову, разбойник, проклятый комедиант, вор! Я сам тебя убью, мошенник! Ах, ты!

Тот с трудом поднимает тяжелую голову.

Тот. Отрубят голову — а дальше что… ваше сиятельство?

Брике. Сударь, послушайте, сударь, я иду за комиссаром… сударь! Перестаньте!

Барон внезапно делает шаг вперед и, глядя в глаза Тоту, говорит хрипло, держась за горло и откашливаясь.

Барон. Я свидетель. Я видел. Я свидетель. Я видел, как он сыпал яд. Я… (так же внезапно выходит, теми же прямыми и грузными шагами.)

От барона со страхом сторонятся. Тот снова опускает голову; по его телу изредка пробегает дрожь.

Джексон (всплескивая руками). Так это все-таки правда? Отравил? Ах, Тот, какой же ты негодяй: разве так играют? Теперь и жди еще одной… последней пощечины от палача! (Обводит вокруг шеи, намекая на гильотину.)

Тили и Поли невольно повторяют его жест.

Зинида. Оставь его душу, Джим. Он был мужчина и любил… Счастливая Консуэлла!

В коридоре выстрел. Входит испуганный Томас и показывает на голову.

Томас. Барон… барон… череп! Застрелился!

Брике (поднимая руки). Боже, что же это? Барон? Какое несчастье над нашим цирком!

Манчини. Барон, барон? — Да нет. Да что вы тут? Ах…

Брике. Успокойтесь, граф.! И кто бы мог подумать: такой… важный господин.

Тот (с трудом поднимает голову, слабо различает помутившимися глазами). Что еще… что случилось?

Томас. Барон застрелился. Честное слово: прямо сюда! Лежит.

Тот (соображая). Барон? (Смеется.) Так барон… лопнул?

Джексон. Перестань! Стыдно. Человек умер, а ты… да что с тобою, Тот?

Тот встает, поднятый на ноги последней вспышкой сознания и жизни; говорит сильно и гневно.

Тот. Ты так любил ее, барон? Ты так любил? Мою Консуэллу? И ты хочешь обогнать меня и там? Нет! Я иду! И мы еще там поспорим с тобою — чья она навеки. (Схватившись за горло, валится навзничь.)

К нему бросаются. Смятение.

Примечания

1

Так проходит земная слава (лат.)

2

Синьоры, мое уважение! (ит.)