Михаил Веллер - Баллада о бомбере (сборник) Страница 17

Вот и решили – аэродромы подскока. А это – Север, метели, пурга. А полосу полагается постоянно поддерживать в рабочем состоянии. В любую погоду, круглосуточно, над полюсом болтались на боевом дежурстве наши бомберы с водородными бомбами на борту.

Нервное напряжение было очень большое. На постоянной связи с Москвой, в постоянной полной боевой готовности. У каждого командира в воздухе – черный пакет. Приказ по радио – и пошел на цель: вскрыл пакет – а там уже цель указана.

Так что… и седели, и лысели, и спивались, откровенно скажем, некоторые.

Но это все… ничего тут такого интересного. Служба.

– Иван Григорьевич, – спросил я, – а семья у вас есть? Дети?

– Своей личной жизни, – вежливо сказал он, – я бы не хотел касаться. Это, знаете, к делу ведь не относится.

Вот и поговори с ним.

– А то, что у нас писали про бомбардировки Берлина еще летом сорок первого – это насколько соответствует истине?

– В какой-то мере соответствует.

– В какой?

– Ну. Летали. Бомбили.

– Вы сами участвовали в таких операциях?

– Естественно.

– Почему – естественно?

– Я ведь был в дальнебомбардировочной авиации.

– Что было самое трудное?

– Самое трудное было долететь.

– ПВО мешала?

– Да нет. Горючего не хватало.

– А как же?

– Очень просто. У нас была оптимальная высота полета – три тысячи метров. А на трех тысячах, в августе сорок первого, – и думать нечего было до Берлина дотянуть. В прожекторах ты как на ладони. Любой истребитель тебе король. И эффективность зенитного огня максимальная на такой высоте. Потому что у тебя и угловая скорость небольшая, и в то же время высота небольшая, даже малокалиберные зенитки, скорострельные автоматы, достают отлично. А им смести тихоходную машину, идущую на средней высоте, – ничего не стоит хорошему наводчику.

Поэтому летали на максимальной высоте. Залезали под девять тысяч.

А это что значит?

Во-первых, это значит, что прожектора тебя практически не берут. Луч на такой дистанции сильно рассеивается, иссякает.

Во-вторых, тебя вообще засечь трудно. На земле тебя практически не слышно. Звуколокаторными батареями ведь всю Германию не перекроешь, а если локатор звук и возьмет – черт его знает, кто там летит и зачем, по чьему приказу.

В-третьих, зенитки тебя на такой высоте тоже не берут. Практически не достают. Даже от восьмидесятивосьмимиллиметровок разрывы ниже остаются.

В-четвертых, «мессеры» на такой высоте резко теряли свои боевые качества. Моторам кислорода не хватало, падала скорость, и главное их достоинство – скороподъемность, маневренность на вертикалях – сходило на нет.

А теперь про недостатки.

Ну, то, что холодно было, коченели – кабины-то не герметичные – это ладно. Летали на высоте в кислородных масках, кое-как дышали.

Главный был недостаток – что на такой высоте резко повышался расход топлива. Воздух-то разреженный. Машину он держит хуже. Моторы ревут на полных оборотах, шаг винта минимальный – а воздушная струя-то все равно не той плотности, винтам тащить машину трудно.

Но это я ударился в технические подробности, это, наверное, вам не интересно. В общем – если лететь на такой высоте до Берлина и обратно, то на бомбовую загрузку уже никакого ресурса грузоподъемности не остается. А чего тогда лететь? Чтоб одну малокалиберную бомбу капнуть?

А нам был поставлен приказ – не менее полутонны. Это было решено наверху. Тоже, причем, не бог весть что…

Ну, Голованов собрал нас, опытных летчиков, все бывшие почтовики, к дальним трассам привыкли: давайте, говорит, советоваться, что делать будем.

Первое, конечно – облегчать машины. Снимали все, что можно. А с самолета много не снимешь. Убрали бронезащиту… да сколько ее было.

Поставили дополнительные баки.

Разработали кратчайший маршрут. Выбрали оптимальную скорость, экономическую. Вроде – получается, достаем.

С метеорологами посоветовались, карту ветров тоже постарались учесть.

Ну, значит, наберешь высоту – и ползешь себе, только на расход горючего поглядываешь. Мотор разрегулируется, начнет пережигать бензин сверх расчетного – можешь не дотянуть домой потом.

Долетим, разгрузимся – и обратно. Эффективность таких бомбардировок была, конечно, очень низкая. Скорее, тут политическая задача, психологическое воздействие. Во всех газетах назавтра: «Сталинские соколы обрушили бомбы на логово фашистского зверя!»

А куда мы их обрушили – черт его знает, честно говоря. Бывало, как половина топлива сожжена – ищем любой огонек внизу, разгружаемся по нему – и назад. А что делать? Иначе назад не вернешься. Бывало, и без всякого огонька бомбы сбрасывали. Штурман на карте отметит где надо, в бортовой журнал запишет, что цель была затемнена – вот и все.

В октябре сорок первого фронт был уже под Москвой, и мы эту затею бросили – до самого сорок пятого.

Потом и предисловие, и саму книгу, долго и поступенчато кромсала военная цензура и ГлавПУР. Выходила она, как было принято, около трех лет.

Иван Григорьевич Богданов дожил до ее выхода. И умер через несколько месяцев.

Что тут скажешь. Достойный был человек.

Жестокий кино-роман

Посвящение

Дольфу Лундгрену, родившемуся на свет, чтобы сыграть эту роль.

Пояснение

Середина XI века – конец эпохи викингов. «Веер викингов» накрыл всю Северную Европу, Испанию, Италию, Византию, Русь, Каспий. Лучшие бойцы мира – они жили мечом и сдавали его в наем. «Избави нас, Господи, от гнева Своего и от неистовства норманнов», – молились монастыри. Родственные династии скандинавов сплетались в клубок и сменяли друг друга на дальних и богатых престолах.

Перечисление

Харальд III Хардероде – конунг Норвегии, последний «морской король». «Хардероде» означает жестокий, крутой, беспощадный, суровый, победный.

Вильгельм Бастард – герцог Нормандии, завоеватель Англии, норманн.

Кнут Великий – король Дании, Швеции, Норвегии, Исландии, Англии, норманн.

Ярицлейв Скупой, он же конунг Руси Ярослав Мудрый, норманн.

Ингигерда, его жена, дочь конунга Швеции Олава.

Элисив, она же Елизавета, их дочь, жена Харальда.

Рогер Сицилийский, герцог Сицилии, норманн.

Магнус Добрый, конунг Норвегии.

Зоя Великая, императрица Византии.

Гарольд Уэссекский, король Англии.

Мы опускаем такие значимые фигуры, как Свейн Датский, Хардакнут, Олав Святой, Турир Собака, Сигурд Свинья, ярл Моркар и ряд других, чтобы не запутать зрителя в густых и смертельных узлах борьбы за власть этой эпохи фаталистов и рубак.

Предуведомление

Мировая история не знала такого головокружительного боевика, как судьба Харальда Хардероде, покрывшего себя славой первого бойца эпохи и не познавшего поражений в сотнях схваток.

Итак – когда наш мир был юн, энергичен, нетерпелив и жесток, тысячу лет назад…

Часть первая Викинг

Беглец

1. Ночь, дом из валунов и бревен с земляным полом и узкими окнами-бойницами, факелы и крики нападающих. Стрела влетает в окно и дрожит в стене. Мать перевязывает рослому пятнадцатилетнему подростку раны на руке и боку.

– Беги, – говорит она, торопя.

– Я умру вместе с тобой, – презрительно отвечает он, – но сначала перебью дюжину этих собак.

– Ты не должен умереть. Ты должен отомстить.

– Я отомщу каждому, кто войдет.

– Ты должен стать конунгом и отомстить тем, кто повел их.

В отблесках факелов по его лицу катится пот, когда она перетягивает рану, но лицо неподвижно, не кривится.

– Почему они пошли против отца? Ведь он был конунг по праву.

– Потому что они глупы и доверчивы. Они думали, что так они станут свободны и не будут платить налоги.

– А разве это не так?.. – мрачно говорит он.

– Нет. Теперь они станут платить датчанам и англичанам – не только скотом. Дочерьми, кровом и кровью. Кто защитит их? Для того Кнут и дал им оружие и своих англов и данов, чтоб завладеть стадом без пастуха.

– Так что, они не понимают?

– Сегодня еще нет. Ум простых людей короток.

Слетает бревно с крыши, сверху лучник стреляет в щель, стрела вонзается матери в грудь.

– Управляй… без… жалости… – выговаривает она.

Подросток мечет в щель нож, лучник со стоном исчезает.

Торопливо надевает кольчугу, шлем, открывает внутреннюю дверь в скотную службу под общей крышей. Выводит белого коня, обвязывает ему морду тряпкой, смочив в ведре с водой. Берет в левую руку щит, правой проверяет меч без ножен на боку. Ждет.

Крепкий дом трещит под ударами, в щели летят факелы, загорается утварь. Пятнадцатилетний Харальд тяжело влезает в седло, пригибаясь под низким потолком. Перегнувшись, отворяет тяжелую окованную железом дверь и вылетает наружу.

2. От неожиданности штурмующие, вооруженные крестьяне-бонды, на секунду опешивают. Он сбивает конем одного, срубает второго, принимает на щит удар третьего и в мягком стуке копыт уносится в ночь.