Ги де Мопассан - В старые годы Страница 2

И отвести глаза он хочет грудой хлама.

К чему увертки нам? Поговоримте прямо!

У скряги – сундучок, монеты полный, скрыт,

И сердце каждое всегда свой клад таит.

Что скрыли вы? Портрет девчонки, чуть созрелой,

Так – лет шестнадцати; идиллии несмелой

Воспоминание, что, чуть стыдясь, хранят…

Не правда ль? Но порой как жаждешь кинуть взгляд

На эти образы, померкшие с годами,

Романы юности, пережитые нами…

Пускай нахлынет грусть – отрада в грусти той!

Как в одиночестве ночном влечет порой

В глубь сердца заглянуть и в книжечке заветной

Найти сухой цветок, хранящий чуть заметный,:

Чуть слышный аромат далекой той весны!

Прислушались… еще – и вдруг воскрешены

Слова возлюбленной, и вы самозабвенно

Целуете цветок, чьи лепестки нетленно

В страничках сердца спят, как бы в страницах книг.

Пусть старость скорбь несет – вы счастливы на миг:

В тоску последних дней и в горечь увяданья

Далекой юности влилось благоуханье!..

Граф

Вы правы: только что со дна души моей

Всплыло забытое, – в теченье стольких дней!

Я расскажу его, но будьте откровенны

И вы со мной, мой друг! Условья неизменны:

Капризом – за каприз, и за рассказ – рассказ.

Начните первая.

Маркиза

Ну что ж, начну… сейчас…

Моя история – ребячество простое.

Но чувство, в юности душой пережитое,

Все крепнет, уходя во глубь минувших дней,

Подобное вину: чем старше, тем пьяней.

Историек таких вы, верно, тьму слыхали:

Романы детские у всех девиц бывали;

Их два иль три найдешь у женщины любой,

А у меня – один; таков уж жребий мой!

Должно быть, потому он сердце мне и ранил

И места в жизни всей чрезмерно много занял.

Мне восемнадцать лет исполнилось. Читать

Романы ветхие любила я, мечтать,

По парку старому бродя в густой аллее,

И на луну глядеть, что, призрака бледнее,

Светила между ив, и слушать ветерок,

Что о любви шептал, слетая на листок.

Я, как все девушки, ждала и призывала

«Его», кого судьба лишь для меня избрала!

И вот сбылись мечты: явился мой герой!

Он молод был и храбр, к тому ж красив собой…

И сердце девичье мучительно заныло:

Я полюбила вдруг; меня нашел он милой…

Назавтра уезжал мой рыцарь… Что еще?

Один лишь поцелуй, скользнувший горячо,

Да всё сказавший взор, им – лишь прошла минутка –

Забытый… Он шепнул: «Она мила, малютка».

То голос сердца был. Но пусть накажет бог

Того, кто детскою шутить любовью мог!

Ах! Женщина у вас – безлюба? Лишь желанья

Играют ею?.. Что ж! То ваших рук созданье!

Она могла б любить, – но рады обмануть

Вы первую ж любовь, что ей согрела грудь.

Бедняжка, я была глупа и легковерна, –

Конечно, кажется вам все смешным безмерно –

Раз вам любовь смешна… – я так его ждала!..

Он не вернулся, нет… Я к алтарю пошла

С маркизом. Но, клянусь, я предпочла того бы!

Вот все, что в сердце есть, – груз горечи, не злобы.

Откройте мне свое…

Граф (улыбаясь)

Вам исповедь нужна?

Маркиза

Как! Насмехаться вновь? Хоть с вами я дружна,

Не отпущу грехов, смотрите, будет плохо!

Граф

Итак – Бретань. Была та страшная эпоха,

Что Террором зовут. Дрались по всей земле.

Я средь вандейцев был, в отряде у Стоффле.

Тут начинается рассказ мой. За Луару

Переправлялся враг. Препятствуя удару,

Мой маленький отряд (лишь сотня партизан –

Друзья отважные, да несколько крестьян),

Со мною во главе, отдельными постами

Разбился по лугу, укрывшись за кустами:

Тыл защищали мы, насколько было сил.

Но, дав последний залп, отряд наш отступил,

Рассеялся, и вмиг – нет ни души. Нежданно –

Передо мной солдат из вражеского стана

(Он, верно, меж кустов пробрался к нам ползком!)

Вскочил и – выстрелил. В долгу пред шутником

Не оставаться же! Его я сбил без дрожи.

Две пули мне в плечо всадить успел он тоже!

Мои все далеко… И, на решенье скор,

Коню я изодрал бока ударом шпор

И поскакал в поля. Я мчался как безумный,

И ветер бил в лицо, неистовый и шумный…

Но наконец без сил, измучен, истомлен,

Весь окровавленный, я рухнул. Вижу – склон,

А выше – огонек: там хижина жилая,

Там голоса слышны. Стучусь я, заклиная:

«Во имя короля, откройте поскорей!» –

И, захрипев, без чувств свалился у дверей.

Я весь закоченел, потратя крови много…

Не знаю, долго ли лежал я у порога,

Но на постели и в тепле очнулся я.

Собралась вкруг меня крестьянская семья:

Ко мне склонились все в сочувственной печали

И – не очнусь ли я – с тревогой ожидали.

И вижу вдруг: среди бретонских мужиков,

Как птичка дикая средь вялых индюков,

Стояла девушка. Шестнадцать лет! Ребенок!

Но вся – изящество! Стан небывало тонок!

Прелестное лицо и нежный шелк волос,

Под чепчик спрятанных. За пару этих кос

И королева бы отдать богатства рада.

А ножки! – для графинь и зависть и досада!

Да, в добродетели мамаши до конца

Я не был убежден: на месте бы отца

За право авторства не спрашивал я много!

Но как она мила! А взор, глядевший строго

И целомудренно!.. Три ночи и три дня

Малютке привелось выхаживать меня.

И я за ней следил: вот только села – встанет,

Неслышно отойдет; молитвенник достанет

И молится, О ком? Не обо мне ль, больном?

Иль о другом? Скользнет по комнате потом

Такими легкими, бесшумными шагами

И взглянет на меня янтарными глазами.

Цвет глаз – как у орла – прозрачно-золотой,

И та же гордость в них с бесстрашной прямотой.

Впервые встретив вас, я вновь нашел нежданно,

Такой же самый взор, маркиза! Как ни странно,

Янтарный этот цвет (как будто луч насквозь

В глаза проник) у вас найти мне довелось…

Была она такой прелестной и невинной,

Что, сам не знаю как (три дня ведь – срок недлинный!),

Влюбляться начал я… Тут утром, как назло,

Орудий дальний гул и грохот донесло.

Хозяин мой вбежал весь бледный, потрясенный:

«Беда! там Синие! Видны уж батальоны!

Спасайтесь!» И хоть слаб еще я был тогда,

Но надобно спешить; вскочил я без труда:

Как конь, что весь дрожит, сигнал заслышав к бою,

Так я был весь взбодрен тревогой боевою.

Спешу, но у крыльца – стоит и ждет она,

Вся в черном, капли слез в глазах, бледна, грустна,

И держит мне коня. Готов лететь карьером,

Я все ж, с коня склонясь любезным кавалером,

Превесело ее поцеловал. Тогда

Она отпрянула, зардевшись от стыда,

И – молнии в зрачках, вся выпрямясь надменно:

«О сударь!» – молвила. Тут понял я мгновенно:

Она совсем не то, кем я ее считал!

Ее манеры! Вид! Как я впросак попал!

Дворянской девушке нанес я оскорбленье,

Из рода знатного! Малютку, без сомненья,

Скрывала старых слуг почтенная семья,

Пока ее отец сражался там, где я.

Признаться, в глупое попал я положенье!

Но – Дон-Кихот в душе (к тому ж воображенье

Полно романтикой наивных старых книг) –

Я соскочил с коня и перед нею вмиг

Колено преклонил: «Мадмуазель, простите

Безумный мой порыв! Поверьте и поймите,

Что этот поцелуй – не лгу я никогда! –

Не ветреником дан. Вы верите мне? Да?

И коль позволите, – он дан в знак обрученья.

Я вновь сюда вернусь, лишь кончатся сраженья,

Чтобы залог любви, что отдан вам, найти». –

«Пусть так, – она в ответ, – счастливого пути!

Прощайте, мой жених! – шлет поцелуй воздушный, –

Готова я вину простить вам простодушно,

Но, незнакомец мой, вернитесь поскорей!»

И тут я ускакал…

Маркиза (печально)

Вы не вернулись к ней?

Граф

Увы!.. Но почему – мне не найти ответа!

Я думал: любит ли меня малютка эта?

Ведь виделись мы миг! А я люблю? Я сам

Не знал. Не мог решить. Ну, я вернусь, но там –

Что я найду? – Ее в замужестве счастливом,

Любимую другим, в кругу детей шумливом…

Что ж, предложение поспешное глупца

Скользнуло без следа по ней, как бред юнца;

Воспоминания, возможно, и остались…

Да и найти ль ее мне там, где мы расстались?

Не обманулся ль я? Не сохранить ли мне

Воспоминание нетронутым вполне,

Чтобы жила она в моих мечтах такою,

Какой ее видал?.. Вернуться к ней? Не скрою, –

Боялся, что, взглянув, разочаруюсь я…

Но смутная печаль с тех пор томит меня,

Как наваждение, она мне сердце гложет:

Ведь счастье жизни всей я оттолкнул, быть может…

Маркиза (с рыданием в голосе)

А может быть, она любила вас сильней?

Но, впрочем, все равно: вы не вернулись к ней…

Граф

Мой друг, я совершил большое преступленье?

Маркиза

Я только что от вас слыхала рассужденье,