Юджин Мур - Неопознанные Страница 2

Глен. А разве не проверяют?

Дылда. Проверяют. Но хуже пассажирских. Тут только грузы да босяки.

Филли. Но грузы тоже ведь чего-то стоят?

Глен (смеется). Правильно, Филли. Если уж не о нас им заботиться, то о грузах. Во-первых, нам здесь быть вообще не полагается. Мы нарушаем закон. А помимо этого, груз кому-то нужен, а мы – балласт.

Состав дергает, и, пока он замедляет ход, гравий скользит.

Филли. Ща остановится!

Дылда. Наверно, воду набирать будет. Впереди вроде большая цистерна. Если это парк, следи за второй сигнальной вышкой да за будкой стрелочника. Слезешь там – не ошибешься. А то сейчас в парках полным-полно легавых.

Поезд останавливается. Стук буферов.

Филли. Это не парк!

Дылда. Ниже головы… Двое тормозных идут… С фонарями.

Глен. А если нас обнаружат, что тогда?

Дылда. Трудно сказать. Иногда обходится. Они ведь и сами трудяги несчастные.

Филли. Цыц! Подходят!

Шаги по гравию и приближающиеся голоса.

Первый тормозной кондуктор. Большой груз, Билл. Надеюсь, что все в порядке.

Второй тормозной кондуктор. Один вагон вроде барахлит.

Первый тормозной кондуктор. Это не страшно.

Второй тормозной кондуктор. При такой нагрузке может быть и страшно.

Поезд трогается. Свисток.

Первый тормозной кондуктор. Пошел… Ну, до скорого. Второй тормозной кондуктор. Есть.

Состав набирает скорость. Свисток. Шумы приглушаются, становясь еле слышным фоном.

Глен. Ладно, ребята. Устроимся поудобнее.

Шорох гравия.

Дылда (стонет). Ох, косточки мои, косточки… Я и шевельнуться боялся.

Шумы усиливаются.

Глен. Опять грохочет. И они заметили.

Дылда. Чуял я, не в порядке что-то. Поездишь с мое, так будешь понимать. Или со сцепкой неладно, или с колесом.

Филли. Или кончай ныть, или полезай почини. Есть охота. А что, Дылда, посмотрим, что нам подали?

Дылда. Ладно.

Глен. Или я пребываю в грезах? Мне мерещатся речи о еде.

Дылда. Ничего не мерещатся. Чашечка кофейку с бутербродом – это дело. А я озяб.

Филли. Пожалуйте в вагон-ресторан.

Треск плотной бумаги.

Ишь ты! Гляньте-ка, что старуха нам завернула! Три здоровенных бутерброда с мясом!

Глен (экстатически вздыхая). Благоухание пробуждает в памяти образы кухни моей матери.

Дылда. Ну, кончай пялиться на бутерброды и гони их сюда!

Филли. Легче, легче! На, лопай.

Дылда (с полным ртом). Мммм. Здорово-то как. Я аж забыл, что озяб.

Филли. Бери, Глен.

Глен (замялся). Ээ… Право же, мне бы не следовало… У вас и так мало.

Филли. Да брось трепаться.

Дылда. Бери, пока дают. В дороге жратва не каждый день попадается.

Филли. Заткни это себе в глотку и не вякай! Не в высшем обществе! Ежели жрать охота, то церемонии ни к чему.

Глен. Пожалуй, ты прав.

Филли. Еще бы.

Глен. Огромное спасибо.

Филли. А, брось!

Дылда. Глянь-ка, Филли! Во наворачивает! А еще ломался!

Глен. Первый раз ем со вчерашнего дня.

Филли. Если не умеешь выпрашивать еду, то долго не проживешь.

Дылда. Святая правда!

Глен. Вот этому я в колледже не научился.

Филли. Еще научишься. Правда, Дылда?

Дылда. Запросто. Подойди с черного хода и попроси у хозяйки кусок хлеба, тогда она приготовит тебе обед или вынесет пакет со всякой всячиной. Но обеда не проси, а то легавого позовет.

Филли. И в богатые кварталы не суйся – там тебя как пить дать заметут.

Дылда. И постарайся добраться до джунглей.[1] Во там жратва! Там найдутся ребятки, которые умеют готовить. Да еще как!

Глен. А пускают туда кого-нибудь?

Дылда. Ни боже мой! Только босяков.

Глен. Надеюсь, моя кандидатура подойдет.

Дылда. Не уверен. Если ты все время будешь такие заковыристые слова отпускать, то это не понравится. А впрочем, не знаю, как сейчас. Теперь много студентов бродяжит.

Филли. Да не слушай, что он травит, Глен. Внеси что-нибудь в общий котел и будешь таким же, как все.

Глен. А где достать?

Филли. Само собой, спереть.

Глен. Спереть?

Дылда. Филли еще зеленый. Не спереть, а одолжить. Иногда сделаешь доброе дело какой-нибудь бессловесной твари. Увидишь, например, курицу или порося посередине дороги – унеси их оттуда, чтоб машина не задавила.

Глен (как бы впитывая нечто важное). Да? А если они будут находиться не посередине дороги?

Дылда. Ну, не обязательно, чтобы совсем посередине. Может, они туда просто собирались.

Глен (смеется). Начинаю понимать.

Дылда. Знай свое дело – и с голоду не помрешь. В любой большой пекарне можно достать буханку, если уломать старшого при погрузке.

Глен. И удается регулярно питаться?

Дылда. Как тебе сказать… Во всяком случае, с тех пор как я пошел бродяжить, то ем куда больше, чем дома.

Филли. Мало же ты ел, стало быть.

Дылда. Отец мой автомобили мыл. А детишек у него одиннадцать, и на всех не напасешься.

Глен. Одиннадцать?

Дылда. Ага. Потому я и здесь. Мне проще самому прокормиться, да и им легче.

Филли. А нас было только трое, да и то нам круто приходилось. Маманя стирку брала. А отец помер, когда я был совсем маленький.

Глен. А где твоя мать?

Филли. Померла.

Глен. Ах, какая жалость.

Филли. Да брось ты.

Свисток. Шум бегущего состава.

Музыка.

Глен. У меня есть дом – а эти двое были вынуждены бродяжить… Если бы они узнали, что я сбежал потому, что моя девушка отказалась танцевать со мной, они сочли бы меня сумасшедшим… Впрочем, на то и похоже.

Филли (почти шепотом). Эх, маманя, была бы ты жива, рванул бы я к тебе, что твой почтовый голубь!.. Один я, совсем один…

Дом бы мне, свой дом… А то все товарные вагоны, тюрьмы да паршивые ночлежки…

Дылда. И всю-то жизнь я ровно на этих камнях сижу… Прямо жить неохота… С восемнадцати лет – старый, измотанный… Вот я какой… Иногда возьмешь да подумаешь – а вроде ничего бы лечь на покой в мягкую землю, футов на шесть вглубь… Никто про меня и не подумает… И припомнились мне эти стихи Джо Хилла…

Музыка смолкла, но шумы поезда продолжаются.

(Резко) Эй, ребята! Хотите, я вам стих прочитаю?

Филли. Да ты что?

Дылда. Не уснем, во всяком случае.

Глен. Читай, Дылда.

Филли. Сыпь. Перетерплю.

Дылда. Это Джо Хилл сочинил. Бродяга был, вроде нас… Постойте,

как же там начинается… (Припоминает.) Ах да…

Шумы поезда усиливаются, снова начинает звучать музыка.

«О завещанье ль думать мне?

Ведь нечего делить родне.

К чему ее печальный вздох?»

Голоса сквозь фильтр.

Мать. Сыночек, перестань плакать.

Филли. Да не плачу я, маманя. Честное слово.

Мать (слабо смеется). Ты меня не обманешь, Джо. И все-таки не плачь… Я скоро поправлюсь. Надо же кому-то о тебе позаботиться.

Филли. Конечно, поправишься, маманя. Доктор говорит, что поправишься…

Музыка звучит громче.

«К камням лавин не липнет мох».

Музыка замирает.

Риба. Пожалуйста, Глен. Меня ждут.

Глен. Но, Риба, я и сам весь вечер ждал.

Риба. Но я обещала…

Глен (сердито). Ах, ты обещала! Очень хорошо. По-видимому, мне в этом колледже не место. В моих лохмотьях я тут как кость в горле.

Риба. Дай же объяснить…

Глен. Зачем? И так все понятно. Тут дети всех лучших семейств

города. А мой отец, в конце концов, простой каменщик…

Музыка звучит громче.

Дылда.

«А тело? Был бы выбор мой,

Я сжег бы в пепел огневой,

Чтоб ветры весело в полях

Развеяли цветам мой прах».[2]

Филли (встревожен). Что с тобой, маманя?

Мать. Малость болит. Ничего особенного. Как всегда.

Филли. Маманя! Дай, я доктора позову.

Мать. Нет-нет. Побудь здесь, Джо. Поди поближе. Обними меня покрепче, Джо. Обними меня покрепче, Джо. Вот так. (Вздыхает.) Сыночек мой маленький. Плоть и кровь моя… (Задыхается.) Жизнь… жизнь моя…

Музыка звучит громче.

Филли (в истерике). Маманя! Ма! Не надо, ма! Ну пожалуйста. Проснись! (Кричит.) Ма! Да погляди на меня! Открой глаза! Ма! Ма! Ну пожалуйста! Открой глаза!

Музыка звучит очень громко и обрывается.

Дылда. Ты чего, Филли? Плачешь?

Филли. Ничего я не плачу! Не говори, что я плачу, а то как врежу!

Дылда. Ладно. Значит, не плачешь.

По пути рядом мчится скорый поезд. Свисток.

(Свистит.) Ишь ты! Наверно, семьдесят выжимает.

Глен. Хорошие стихи, Дылда.

Филли. Ага. Только я помирать не собираюсь. Я еще пожить хочу,

прежде чем пойду на удобрение.

Дылда. Джо Хилл тоже любил жизнь… А его убили.

Филли. За что?

Дылда. За образ мыслей.

Филли. За это нельзя убивать… У нас свободное государство!

Бешеный стук колес.

Глен. Ого! Дело, кажется, серьезно!

Филли. Это мне совсем не нравится.