Будимир Метальников - Алешкина любовь. Простая история. Страница 20

— Девок мало?

— Эх, Саша, что мне девки! — вздохнул Иван, — Я-то ведь тоже уже не парень, даром что неженатый… Не тянет меня к ним… Поверишь ли, только о тебе и думаю все время…

— Нет, не поверю… Ну-ка, пусти. — Сашка отодвинула его и села на ступеньки, обняв колени. Иван подошел к ней поближе.

— А я тебе говорю… Помнишь, как ты тогда… — тут он запнулся… — И вот я все вижу какое у тебя лицо тогда было… Прямо как вспомню, так словно кольнет что-то… Никогда я тебя такой не видел, Саша…

— Слепой потому что, вот и не видел…

— Ну да, ну да… — поспешно закивал Иван и, подсев к ней, на ступеньку ниже, вкрадчиво заговорил. — Может, и был слепой, да теперь прозрел… Слышь, Саша?.. Я теперь к тебе со всем уважением… Слышь?

Сашка молчала, глядя куда-то прямо перед собой. Иван придвинулся поближе.

— Может, простишь?.. Что молчишь? Скажи хоть что-нибудь…

— За что простить-то? — задумчиво ответила Сашка. — Вины я за тобой уже не числю… Сама знала, на что шла…

Иван сел на ступеньку выше, рядом с ней.

— А я как вспомню, что было, так прямо в жар всего и кинет!.. А ты?.. Помнишь?

Сашка усмехнулась.

— Я тоже… памятливая…

Иван совсем приободрился и осторожно обнял ее за плечи. Сашка покосилась на его руку и… смолчала.

— Вот ведь чудно, — заговорил снова Иван. — Что имеем, не храним, а потерявши — плачем… Верно?

Сашка задумчиво покачала головой. Иван посмотрел на нее, обнял покрепче и потянулся к ней губами. Сашка смотрела ему в глаза и только в последний момент отвернула голову…

— Ты что? — удивился Иван, отпуская ее.

Сашка не ответила.

— Чудная ты какая-то стала… Вот вроде рядом сидишь, и прежняя ты и другая какая-то… Ты скажи, ежели ты все-таки серчаешь — я уйду.

Сашка снова ничего не ответила, и это внушило Ивану новую уверенность.

— А что, разве нам плохо тогда было? — опять вкрадчиво заговорил он, обнимая и поглаживая ее по плечу. — Не стану прятаться… Баб я повидал на своем веку… А так, как с тобой, — никогда не было… А ежели теперь, когда я со всем уважением к тебе, так нам и еще лучше будет. А, Саш? Честное благородное!

Рука Ивана все гладила, гладила ее плечо, потом дошла до шеи и скользнула в прорез кофточки. Сашка закрыла глаза. Иван жадно рванулся к ее губам. И снова Сашка отвернулась, оттолкнула его руки…

— Ну хватит! Ступай домой!!

— Как? — растерялся Иван.

— Ступай-ступай! Побаловались, и будет!..

— Какое же это баловство? — крикливо и растерянно улыбнулся Иван. — Никакого баловства и не было…

— И не будет! — строго ответила Сашка. — Не хочу я, чтоб люди меня судили… — И она встала.

— А нам-то что до них? — воскликнул Иван, тоже вставая. — Они сами по себе, а мы — сами… Ты, может, того… сомневаешься во мне ежели… Так я ведь и жениться согласный… Хоть завтра.

Сашка кинула на него быстрый взгляд.

— Правду говорю! — подтвердил Иван. — Вот чтоб провалиться мне! Пойдем завтра в сельсовет, и баста! Когда-никогда, а жениться надо… А мне никто не любый, кроме тебя…

Сашка снова уставилась куда-то вдаль.

Иван тронул ее за руку.

— Ну, что скажешь? Пойдем завтра?

Она медленно покачала головой.

— Опоздал ты, Ваня, — тихо сказала она. — Кабы зимой ты меня позвал, пошла бы с радостью, а теперь нет!

— Да что случилось-то? — с отчаянием воскликнул Иван. — Зимой ведь я к тебе вовсе по-иному ходил… А теперь, когда я по-настоящему… ты не серчай, что я скажу. Но вот, право слово, надо же тебе и об себе подумать… Ведь не молодая ты… Ты только не серчай, а подумай об себе…

— А я всю жизнь только об себе и думала, — усмехнулась Сашка. — А теперь вот неохота. Понимаешь?

— Нет… чистосердечно признался Иван.

— Ну вот, где же тебе понять… Значит, разные мы с тобой люди, и ни к чему нам этот разговор. Ступай-ка с богом…

— Саша! — рванулся к ней Иван.

— Ступай-ступай! — холодно ответила Сашка, отстраняя его руки. — Все уже выяснили…

Растерянный и изумленный, смотрел Иван, как она поднималась к себе и, не оглядываясь, захлопнула за собой дверь.

Во весь экран — густая спелая пшеница.

Но вот прошел комбайн и открылось пустое скошенное поле. Посыпался дождь, потом снег. Снег идет все гуще, гуще…

И снова таяли ручьи, бежала вода, покрывались листвой деревья.

И опять листопад сменялся дождем, снегом. Шло время. И оно несло с собой перемены. В селе появилась новая площадь, на одной стороне ее стояло новое здание правления, а на другой клуб. Посередине площади на столбе поблескивал серебром рупор репродуктора, а над многими крышами домов появились телевизионные антенны.

…Заморские страны с причудливыми зданиями, необыкновенные танцы и наряды сменяют друг друга на экране.

Но постаревший и осунувшийся Егор Лыков не смотрит на телевизор. Он сидит за столом, перед ним пустая четвертинка и миска с капустой. Тяжелым и непонимающим взглядом он смотрит, как принаряженная Верка вертится перед зеркалом и кричит мужу за занавеску:

— Долго ты еще там? Сейчас журнал кончится. Опять на картину опоздаем.

Виктор мучается с галстуком и не отвечает ей.

— Вырядилась! — тоскливо ворчит Лыков. — Медом вас там по губам мажут, что ли, в клубе вашем? Такой же телевизор, а не-ет, надо им на людях трепаться. В своем дому им неинтересно…

Верка, не обращая на него внимания, повторяет:

— Ну? Скоро?

Виктор наконец появляется. Верка критически осматривает его, поправляет воротничок.

— И этот туда же! — брюзжит Лыков. — Перед кем франтить-то будете?

— Ох, папаша! — вздыхает Виктор. — Ну что вы нас все пилите, пилите? Просто житья уже нет!

— Житья им нет! — с горечью повторяет Лыков. — Чего же вам еще не хватает? Для кого я это все наживал? Кому эту чертовину купил? — ткнул он пальцем в телевизор, — Уж вроде все, все в дому есть. Чего же вы морду-то от своего дома воротите! Какого рожна вам еще надобно?

Виктор не стал отвечать, а молча надел пальто.

— Выключить? — хмуро спросила Верка, протягивая руку к телевизору. — Все равно ведь не смотришь.

— Пусть орет! — хмуро возразил Лыков, — Даром я за него деньги плачу, что ли? Давай другую программу!

Щелкнул переключатель, и из телевизора понеслись слова: «Без женщин жить нельзя на свете, нет…» Виктор и Верка ушли. Лыков оперся локтями на стол и обхватил руками голову. На телевизор он так и не взглянул…

Такой же телевизор, только выключенный. На нем ваза явно модернистского толка, видимо, подарок какой-то делегации. А в остальном все в избе Сашки осталось почти по-прежнему.

Мерно тикают старые ходики, показывая двенадцатый час. Сашка в рубашке сидит перед зеркалом и рассматривает свое лицо. Вот она заметила седой волос. Один, другой… Хотела было выдернуть, а потом увидела, что это целая прядь.

Снова рассматривает себя в зеркале, задумывается. Потом торопливо бежит к двери и закрывает ее на щеколду…

Лезет в сундучок и с самого дна его достает губную помаду.

Осторожно начинает подводить губы, но она не умеет это делать. Желая поправить неровности, делает губы все толще, толще… Критически рассматривает результаты. И тут раздается стук в дверь. Сашка в панике начинает стирать помаду, но не тут-то было — она оказывается несмываемой. Стук все сильнее. Сашка в отчаянии трет губы ладонью, рукавом, полотенцем, но проклятая краска только сильнее размазалась по лицу. А дверь все грохочет, и слышно, как там ругается Василиса:

— Сашка! Оглохла, что ль? Открывай!

Тогда Сашка, швырнув полотенце на спинку кровати, открывает дверь, бегом устремляется к кровати и ныряет под одеяло, закрывшись с головой.

Входит Василиса, подозрительно осматривается. Сердито ворчит:

— Все ноги поотбивала, пока достучалась… Неужто не слышно?

— Спала я, — отвечает Сашка из-под одеяла…

— Умаялась? Ну спи, спи, касатка, — успокоилась Василиса.

Она бесцельно походила по комнате, покосилась на кровать, вздохнула и, снедаемая каким-то зудом, заговорила опять:

— Слышь, что ль? Ты погоди спать-то… Что я тебе расскажу…

— Не мешай!.. — сердито ответила Сашка.

— Да ты послушай! — оживилась Василиса. Кино я смотрела. Уж такое чудное, такое чудное. Шапки у их агромадные, и каждый с левольвертом ходит… Сначала, значит, все пели под гитару, а потом ка-ак начали пулять друг в дружку. Стреляли, стреляли — умаялись. Опять стали петь. — Она в возбуждении присела к ней на кровать. — И еще бабенка там одна была. И тебе плясунья, и тебе певунья — словом, с бесовской косточкой баба! И вот случилось у ей любовь. С одним усатым…

Тут взгляд ее упал на полотенце со следами помады. Василиса схватила его, стала недоуменно рассматривать. Потом она заметила зеркало, оставленное на столе… Она подозрительно посмотрела на Сашку и… сдернула с нее одеяло.