Дмитрий Быков - Медведь. Пьесы Страница 20

Е.С. (так же спокойно и неторопливо, якобы тоже оставаясь в роли). Так что же вы думаете — не выйдет?

ДОКТОР. Думаю, что не выйдет, поскольку здесь уже почти два часа черт-те что творится, а мы с вами, кажется, остались единственно здравомыслящие люди. Позвольте ручку. (Целует ей руку.)

Е.С. Так, значит, нам и доигрывать?

ДОКТОР. Сложновато, матушка Елизавета Сергеевна. Нас два старых дурака на возрастных ролях, мы с вами секстета не вытянем. Вот разве стариной тряхнуть, как помните, бывало, по всему Союзу на гастролях…

Е.С. Да уж поездили… Помните, в Алма-Ате Кондаков абрикосами объелся, ему на выход, а он, простите, из уборной выбраться не может…

Оба смеются, но вдруг осекаются.

ДОКТОР и Е.С. (вместе). И где теперь Кондаков… И где теперь Алма-Ата… (Переглянувшись, со смехом, хором.) И где теперь абрикосы…

Е.С. Скетча я сейчас, пожалуй, и не вспомню… А вот спеть можно попробовать, как тогда, дуэтом… Жалко, гитары нет…

ДОКТОР. Ничего, можно а капелла, на два голоса. Как в Кулунде в тот раз, когда все перепились, а мы да Василий еще, покойник, всю программу втроем работали…

Поют романс «Белой акации гроздья душистые». В зале начинают подпевать, Доктор дирижирует.

После второго куплета за сценой выстрел.

Доктор и Е.С. вздрагивают.

ДОКТОР (стараясь казаться невозмутимым). Это, должно быть, у меня там… в аптечке… склянка с эфиром. Я пойду посмотрю.

Е.С. Нет уж, я с вами.

ДОКТОР. На сцене-то кто останется?

Е.С. Я боюсь.

КУЗДРИН (выходя на сцену). Не волнуйтесь, я посижу. Хотя что тут может случиться? Разве что рояль украдут. А вы не ходите, я вам и так скажу, что это Константин застрелился. Только что-то он рано.

ДОКТОР (в некотором оцепенении). Какой Константин?

КУЗДРИН. Райкин. от зависти к вашему постановщику.

За сценой второй выстрел.

КУЗДРИН. Ого! Что-то он с первого раза не попал. Контрольный выстрел.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ (выходя на сцену с пистонным пистолетом и стреляя). Салют!

Он ведет за руку Олесю, которая в жизни выглядит гораздо хуже, чем по телевизору. Она меньше ростом, с лица еще не смыт телевизионный грим. На ней уличная одежда, в зависимости от времени постановки.

Приехала моя Олеся! (Стреляет.) Ура! Товарищи, поприветствуем Олесю!

В публике аплодисменты и свист.

ДОКТОР. Вот и чудно, вот и чудно, совет да любовь. Садитесь, голубушка.

Е.С. Фу, какое облегчение, я думала, там и вправду случилось что…

ДОКТОР. Да, вообще спектакль такой, что я бы не удивился.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Как же ты так быстро?

ОЛЕСЯ. Я на такси.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Сколько, полтинник? На, вот деньги. А впрочем, какие деньги, — у нас же теперь общий бюджет.

Е.С. Скажите, пожалуйста! И кто теперь поверит, что не бывает любви с первого взгляда! Только вы мне, старухе, признайтесь честно: это у вас-то постановка или нет?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. А у вас?

ДОКТОР. Это вы вот у кого спросите. (Кивает на Куздрина.)

КУЗДРИН (кисло). Какая разница? Если больной умер, кого волнует, икал он перед смертью или нет?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Но у нас это точно никакая не постановка. Мы теперь будем вместе до гроба, я так думаю. Верно, Олеся?

ОЛЕСЯ (скучно). Не знаю.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ (потрясен). То есть как не знаешь? Ты же туда пошла…

ОЛЕСЯ. Ну, пошла. Я попробовать хотела. Понимаете… вас, кстати, как зовут?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Коля.

ОЛЕСЯ. Понимаете, Коля… Мне, когда Петя ушел…

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Он же Игорь!

ОЛЕСЯ. Это я сказала, что он Игорь. Чтобы он, не дай Бог, не подумал, будто я из-за него. Пусть думает, что он был не один. Короче, когда ушел Игорь… мне вообще было непонятно, зачем вот я ем, пью, сплю… Говорят, актеру или там, я не знаю, вообще творческому человеку… ему легче. То есть вот с ним случилась такая гадость, он помучился-помучился — и сделал это материалом для роли. Или стихи написал. То есть никогда не может так случиться, чтобы жизнь потеряла смысл. Всегда еще что-то остается, ясно, да?

Е.С. (гладя ее по руке старомодным, покровительственным жестом). Деточка, это очень лестно, но вы сильно преувеличиваете. Мы и в магазин ходим, как все, и любимых теряем, как все. И уверяю вас, когда меня оставил Илья Аполлинариевич, этот опыт мне ничуть не помогал играть… (Пауза.) …в «Стряпухе»…

ОЛЕСЯ. Ну не знаю. Значит, всем плохо, это еще хуже. (Усмехается.) Ну вот, а я студентка, мне выпускаться, пятый курс, работы нет, халтуры нет, в Москве не зацепилась… Диплом надо писать, а какой мне в таком состоянии диплом? Мать пишет, — у меня мать в Ижевске, — что зарплату не платят пятый месяц и нет денег на почтовые марки. Не подумайте только, что я с Петей за прописку, за квартиру, — Петя сам из Екатеринбурга и вообще голь перекатная. Но как-то я думала, что обживемся… Он, знаете, — вот вы не поверите, и я сама сейчас не верю, но мне доставляло удовольствие стирать его носки.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Этого удовольствия я тебе гарантирую навалом.

ОЛЕСЯ. Это у вас так глупо получилось, что я даже не буду отвечать. Потому что вы меня купили, и теперь я, конечно, буду слушать все, что вы скажете.

Е.С. Вы продолжайте, деточка…

ОЛЕСЯ. Ну и вот. И что самое ужасное, он ушел не к кому-то, а просто так. Он сказал, что от меня исходит дискомфорт, а ему надо покоя. Я так старалась, чтобы был уют! И когда мы еще снимали вместе эту комнату, я там всякие развешивала идиотские картинки, какие-то крымские камушки, — я сейчас, как вы понимаете, буду реветь, но это ничего.

ДОКТОР. Вообще вам не нужно себя растравлять.

КУЗДРИН. Это очень вредно и в геморроидальном отношении.

Доктор с ненавистью смотрит на Куздрина.

ОЛЕСЯ. Вот. И я тогда подумала, что могу сделать со своей жизнью что угодно. А тут на факультете вывесили эту объяву, про «Вторую руку», — и я пошла. Они мне заплатили довольно прилично, только мне теперь деньги все равно не так нужны, Я уже ту квартиру не могу снимать, потому что не могу ее видеть.

КУЗДРИН. Господи, как дешево…

ДОКТОР (недослышав). Что дешево?

КУЗДРИН. Все дешево! Если вы устраиваете тут игры в интерактивность, в контакт с залом — пусть, ради Бога, это все было триста тридцать раз, в Париже было, в Америке было, два раза у Брука было, — пожалуйста! Не можете ничего придумать, расписываетесь в собственном бессилии — очень хорошо, в своем роде даже показательно! Это, конечно, все равно что вместо рецепта бесконечно переписывать диагноз, но мы с удовольствием посмотрим и этот ваш… анализ мочи. Но когда у вас посреди этой лажи начинается претензия на чуйства — это катастрофа, понимаете? Причем этическая, а не эстетическая! (К Олесе.) Как вы, вы согласились это играть? Я же видел вас на третьем курсе Щукинского в «Клитемнестре», это было почти прилично!

ОЛЕСЯ. Вы не могли меня там видеть, я учусь в МИСИСе…

КУЗДРИН (машет рукой). А, бросьте! Вы что, не понимаете, что это суперпрофанация? Если человек берется писать или играть несчастную любовь, он либо должен это делать без пошлостей, либо вообще… (Замолкает, собирается спуститься в зал.) Нечего тут делать, права была Осинина…

ПОСТАНОВЩИК (выбегая из-за кулис). Скотина!

КУЗДРИН (оборачиваясь). Смотрите-ка, живой!

ПОСТАНОВЩИК (дает Куздрину пощечину). Это вам от всей души!

КУЗДРИН (печально). Это тоже уже было… (Спускается в зал.)

Входят Елена и Паша.

ЕЛЕНА. Аркаша не придет. Он упал и разбил себе лицо-о…

ПАША. Поскользнулся.

ПОСТАНОВЩИК (принюхивается к Паше). Пил?

ПАША. Никогда в жизни. (Хохочет.) Слушай, я придумал колоссальный ход. Раз уж мы тут все равно и дела не делаем, и разойтись не можем, давайте, что ли, клуб знакомств организуем. А то что, стоим на сцене, трендим, трендим, толку никакого. А так хоть польза будет.

ЕЛЕНА. Глупости какие…

ПАША. Ничего не глупости, я вот, например, обожаю брачные объявления читать. Скорпион-Свинья без вэпэ ищет Собаку-Деву, жэпэ имеется. А тут вживую, представляете? Есть желающие? А то я по порядку вызывать буду: первый ряд, первое место, к доске с кратким рассказом о себе, подготовиться месту второму.

На сцену выбегает Библиотекарша.

ПАША (удивленно). Ой! Желающие!

БИБЛИОТЕКАРША (нервно). Вы меня простите, товарищи, но все-таки так нельзя. (Паше.) Я знакомиться ни с кем не собираюсь, я не об этом хочу сказать. Просто вы поймите, я за месяц собиралась в театр. Для меня это, может быть, единственный просвет какой-то, я библиотекарь по образованию, работаю на художественном абонементе. Сколько там платят, сами знаете, я после работы подрабатываю компьютерным набором. Но вот я все работаю, работаю, у меня уже руки отваливаются, мне как-то надо ребенка поднимать. У меня дочери девять лет, она сейчас в больнице. Вы, конечно, подумаете, — что за мать такая, у нее ребенок в больнице, а она в театр пошла, но там, во-первых, после шести все равно никого не пускают, а потом, если я буду дома сидеть и печатать, и думать, что денег нет и как она там в больнице без меня, я просто с ума сойду.