Сергей Кречетов - Четыре туберозы Страница 23

СМЕРТЬ ПЬЕРО

(Весёлая история[102])

И дождь цветов, и дождь лучей,Дымятся пенные бокалы.На белом мраморе плечейСияют жемчуга и лалы.

И вальс томит, и вальс зовёт,И в гибком танце вьются маски,Вмыкает пёстрый водомётЗа парой пару в звенья пляски.

Один лишь жалобный ПьероСледит с трагическою миной,Мелькнёт ли белое пероНад изменившей Коломбиной?

Вдруг дикий вскрик… И молкнет бал.Всё глуше медленные скрипки.И мнится, холод пробежалИ с лиц гостей согнал улыбки.

Вскочив на стол, Пьеро стоялС нелепо-вычурной отвагой,Кривится рот, в руке кинжал,В другой бокал с кипящей влагой.

И время мертвенно текло,Как взмахи медленные вёсел,Когда звенящее стеклоОн с тихим стоном на пол бросил.

И долгим вздохом бледный залОтветил сдавленному стону,А тёмно-алый ток бежалПо шутовскому балахону.

И все постигли в первый раз,Склонясь над вытянутым телом,Что значит жуть застывших глазНа лике, вымазанном мелом.

Железный перстень**

В «Железный перстень» вошли стихотворения, относящиеся примерно к периоду от начала Европейской войны до 1922 года, и, рядом с ними, некоторое количество стихотворений из предшествующего, уже давно разошедшегося сборника «Летучий Голландец»[103].

I. В ПОЛЯХ ДУШИ[104]

ЖЕЛЕЗНЫЙ ПЕРСТЕНЬ

Приветствую тебя, железный перстень мой.Судьба опять тебя мне возвратила.Мы виделись не раз, старинный друг, с тобой,Моя рука тебя носила.

Сподвижник Готфрида, суровый паладин,Я знал тебя у стен Ерусалима.Я пал тогда в бою, и видел ты один,Как в пене конь мой мчался мимо.

Ты сорван был с меня неверного рукойИ сохранён, как память боевая,И мерила, смеясь, тебя на пальчик свойВ гареме пленница младая.

И вновь, в стране другой, за сладостную трельПод говор струн, у замковой оградыТебя я получил, влюблённый менестрель,В залог пленительной награды.

Ты помнишь, в ту же ночь, под стрельчатым окномТы видел блеск ревнивого кинжалаИ слышал краткий стон, и по тебе потомСтруя горячая бежала.

О, сколько разных рук и сколько разных чарТы всё менял, холодный и послушный,Пока однажды мне случайный антикварТебя не продал, равнодушный.

С тех пор, что ты на мне, я чую каждый часТвою в столетьях скованную силу.Ты мой, железный друг! Ты мой в последний раз,И ты со мной уйдёшь в могилу.

ВЕТРА ВОЙ

«А Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах».

Ветра вой! О чём он плачет?Что протяжный голос значит?Иль он значит, что отныне никогда не вспыхнет свет?Мне поёт про тёмный рок он,И стучится в стёкла оконПризрак той, кого любил я, призрак той, которой нет.

В нашем доме всё, как было,Милый образ сохранило.Глубь зеркал таит виденья белых плеч и стройных рук.Лишь она, с кем был одно я,В час тоски и в страстном зное, —Только шорох, только шелест, только ветра в ставни стук.

Знаю я, твой дух томится,Как испуганная птица,Увлекаемая вихрем в даль ночного бытия,И терзается, и стонет,Что любимый не догонит,Что тебя в пустыне вечной никогда не встречу я.

Мне твердят: себя смири ты,Все пути ещё открыты.Только как пути без цели, без надежд и без огня?Прочь, бесплодное витийство!Грех иль нет самоубийство,В путь последний не пойдёшь ты одинокий, без меня.

Дальний стон! Я знаю, чей ты.Пусть поют земные флейты,Пусть цветы земного мая мне вослед звенят: живи!Я иду, чтоб в вечном мракеЛёгким блеском вспыхнул факел,Факел верной, факел ясной, факел радостной любви.

БАНКИР

С. Birch-Crisp

В столице стерлингов, в угрюмо-душном Сити,Где в узких улицах неярок солнца свет,В одном из низеньких домов на Риджент-СтритеСмущённый, я входил в твой тесный кабинет.

Ряды расчётных книг, ресконтро и гроссбухи,В чьих цифрах тысяч душ запечатлелся плен…И мнилось, под стеклом в ловушке бьются мухи,Докучливо кружа среди прозрачных стен.

Известий биржевых белеющую ленту,Стуча, струил в углу бессменный телеграф.Иероглифы цен… Гаити… Нобель… Рента…Бразильские листы и рудники Эль-Гаф.

Весь в чёрном, ты с лицом, застывшим, словно маска,Сидел, облокотясь на старый тёмный стол,И ни одна в лице не трепетала краска,И ни на миг огонь во взгляде не прошёл.

И весь ты был отлит как будто бы из стали,А голос твой, как бой часов издалека.Вдруг, на краю стола, в изогнутой эмали,Мне бросились в глаза два бледные цветка.

Как! Значит, был и ты ликующим ребёнком.Как! Значит, знал и ты и шум, и крик, и смех,И плакал на траве над выпавшим щеглёнком,И Богу поверял твой первый детский трех.

О, сколько долгих лет слепой, бездушной силеПришлось тебя ломать, и унижать, и гнуть,Чтоб люди навсегда тебя ожесточилиИ облекли в гранит твой беспощадный путь.

И молча я смотрел… Но был ты весь из стали,И голос твой, как бой часов издалека…А в тонком хрустале тихонько умирали,Роняя лепестки, два бледные цветка.

ПРИЗРАК ДОН ЖУАНА

Меж алых роз мой ветхий саркофаг,Но в старом камне позолоты блески.Сюда доносится бряцанье шпагИ женский смех на дальнем перекрестке.

Канцоны о любви мой нежат слух,Сливаяся вдали с напевом струнным.Стою, изящный и печальный дух,Над мраморной плитой в потоке лунном.

Идут… Она и он… Назло годамРечам любви внимаю чутким ухом.Я не люблю пугать прекрасных дамИ предпочту мерещиться старухам.

У своего креста, в пяти шагах,Стоит, склоняясь вежливо, но смело,Как я, давно умерший ЛепореллоС почтительной улыбкой на губах.

А в стороне суровый Командор,Теперь бессильный, гневно хмурит брови.Старик ревнив и с тех далёких порНе позабыл о мести и о крови.

Коснулся розы лёгкий ветерокИ лепестки дрожат благоуханны.Раскрылся влажный, млеющий цветок.О, давний сон! О, губы Донны Анны!

ВОЖАТЫЙ

Ты замолчала, тиха и безгневна.Солнце палит. Золотится песок.Это твой город, твой город, царевна!Час торжества твоего недалёк.

Видишь, то башни, то мраморы зданийНам открывает, волнуясь, туман.Завтра исчезну, как призрак, в тумане.Нынче я твой и веду караван.

Звонки звонки у двугорбых верблюдов,Бег их колышет твой пёстрый завес,Дали сожжённой земли ИегудовСкоро сменит пышнолиственный лес.

Завтра тебя поутру не встревожитЖалобным воем пустынный шакал.Ждёт тебя пурпур и золото ложа,Пышность и блеск разукрашенных зал.

В чашу бассейна спадая напевно,Будет журчать без конца водомёт,Будет жених твой… Ты плачешь, царевна?Плакать не надо! Что было, пройдёт.

Было ли, нет ли, я только вожатый.Мало ль что снится средь жёлтых песков.Ты эти сны навсегда запечатай,Кинь их для новых, для царственных снов.

Долог был путь в раскалённой пустыне.Много забытых осталось в пути.Всё это было, чтоб снова отнынеВ блеске венца ты могла расцвести.

Смеет ли раб, награждаемый златом,Жаждать иных, недоступных наград?Завтра останусь, как прежде, вожатым,Завтра наденешь твой царский наряд.

Ты молчалива, тиха и безгневна,Взор отуманен, как в росах заря.Сон мой окончен. Прости же, царевна!Слёзы отри, чтобы встретить царя.

ВАРЯГ