Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы Страница 23

Юбелоэ уходит в дверь справа, щит поднимается, открывая Анастасию и целующего ее министра, не видны только их головы. Слева входит Миссисипи и снова опускает щит.

Миссисипи. Прежде чем этот грязный щит окончательно поднимется вверх, чтобы показать вам лживую сцену — весь этот эпизод от начала до конца преувеличен до непристойности, будь это правда, я, как человек проницательный, давно бы все установил, — так вот, прежде чем все это произойдет, я хочу описать вам следующую сцену. (Министр за щитом отступает назад и удаляется через правую дверь, видны только его ноги; только после этого щит поднимается. Анастасия неподвижно стоит у стола, держа в руках газету.) Это случилось сегодня утром. Я работал всю ночь, на этот раз надо было обосновать смертный приговор одному сутенеру, дело оказалось довольно запутанное. За окном бушует толпа, в комнате рядом дрожит от страха моя супруга. Я вхожу в комнату и вижу своего тюремного ангела, она держит в руках экстренный выпуск газеты. Я говорю жене, что газета пишет правду. Они видели во мне законного сына американского пушечного короля и итальянской принцессы. Мадам, выкиньте это из головы, я всего лишь сын уличной проститутки, имя которой мне неизвестно, также как и имя моего отца.

Анастасия. Я на мгновение задумалась, затем подошла к Миссисипи и торжественно опустилась перед ним на колени.

Она опускается на колени.

Миссисипи. Я расстроганно спросил: мадам, вы меня не презираете?

Анастасия. В ответ я поцеловала ему руку.

Она целует его руку.

Миссисипи. Я тихо сказал: мадам, цель нашего брака достигнута, мы покаялись. Быть может, уже нынешним вечером с треском провалится моя попытка восстановить закон Моисея. Вы слышали, какое столпотворение было этой ночью. Презренные камни в этой комнате, разбитые зеркала, обезображенная богиня любви говорят о многом. Они говорят горькую правду об утраченной иллюзии. Что мешает нам открыто признаться в отравлениях, которые мы совершили — вы из любви, я из соображений морали, — и умереть вместе мученической смертью? Я готов, мадам!

Анастасия. Я торжественно поднялась и поцеловала его в лоб.

Она поднимается с колен и целует Миссисипи. Щит снова опускается. Опять появляются ноги министра, который входит в правую дверь и направляется к Анастасии.

Миссисипи. Такая вот сцена. Она потрясла меня и не может не потрясти вас. Я рассказываю вам о ней, хотя именно в этот момент меня осадила в суде присяжных беснующаяся толпа, и, когда эти люди вскоре начнут гонять меня по всему зданию, вверх по лестницам, по галерее, вниз по лестницам, а затем в фойе, под статуей богини правосудия, жестоко изобьют и оставят лежать истекающего кровью — все это произойдет через несколько часов, — я не буду чувствовать ничего, кроме прикосновения губ этой необыкновенной женщины: неувядаемый лавровый венок, расцветший на моем опозоренном челе.

Миссисипи выходит в дверь слева. Видны Анастасия и министр, они, как мы уже знаем, крепко держат друг друга в объятиях. Комната соответствует описанию Юбелоэ. За окном слышится пение «Интернационала».

Анастасия. Всю ночь они забрасывали дом камнями и пели свои песни.

Министр. Звонить мне было безрассудством.

Анастасия. От ужаса я совсем потеряла голову.

Министр. Как хорошо целовать тебя, когда мир трещит по всем швам.

Анастасия. Ты избавишь меня от этого человека. Я хочу целовать только тебя.

Министр. Ты будешь целовать меня всегда. Швейцару в публичном доме не помогают.

Анастасия. Всеобщая забастовка коснется и тебя.

Министр — он в цилиндре и плаще — начинает раздеваться.

Цилиндр он нахлобучивает на голову богини любви, плащ бросает на спинку стула и т. д.

Министр. Моя власть вне опасности. Она основана не на страстях людей, а на их усталости. Тоска по переменам велика, но тоска по порядку всегда сильнее. Она-то и приведет меня к власти. Механизм тут простой. Премьер-министр должен уйти, министр иностранных дел прибывает из Вашингтона только через час. Он опоздает. Мне нужно использовать несколько минут, когда я буду единственным представителем правительства, и парламент провозгласит меня новым премьер-министром.

Анастасия. Ты отдашь моего мужа на растерзание толпе?

Министр. Хочешь его смерти?

Анастасия. Пусть он умрет.

Министр. Ты животное, но я люблю животных. У тебя нет никакого плана, ты живешь мгновением; ты предашь меня также, как предала своего мужа, а вслед за мной и других. Настоящее для тебя всегда будет сильнее прошлого, а будущее — сильнее настоящего. Никому не дано постичь тебя; кто рассчитывает на тебя, тот погибнет, и только тот, кто любит тебя так, как я, будет обладать тобой всегда. Нет, детка, я не стану выдавать твоего мужа разъяренной толпе. Я накажу его сильнее, чем требует твоя ненависть, я отправлю его туда, куда отправляют безумцев.

Анастасия (она не добилась, чего хотела). Прошу тебя, уходи. Тебе пора в парламент.

Министр. Просто невыносимо встречаться с тобой только в тюрьмах, где за нами отовсюду наблюдают узники и надсмотрщики. Здесь мы по крайней мере одни.

Слева вбегает Юбелоэ.

Юбелоэ (громовым голосом). Сударыня, позвольте мне увидеть свою возлюбленную!

Анастасия как громом поражена, в глубине появляется растерянная служанка.

Министр (испуганно выпускает из своих объятий Анастасию). Меня здесь не должны видеть ни при каких обстоятельствах!

Он выбегает в комнату слева.

Юбелоэ (подходит к Анастасии и целует ей руку). Прошу простить меня за отчаянное и неуместное вторжение в ваши апартаменты и за мой потрепанный костюм, но речь идет о последней надежде некогда благородного, а ныне совершенно сломленного человека, о последней милости, которую вы можете оказать несчастной душе. Меня зовут…

Анастасия (кричит). Бодо!

Юбелоэ (стоит сначала неподвижно, затем и он вскрикивает душераздирающим голосом). Анастасия! (Он шатается и, смертельно побледнев, падает на стул, стоящий справа.) Немного черного кофе, пожалуйста.

Анастасия (служанке). Приготовь быстрее кофе.

Служанка (выходя в правую дверь). Боже мой, господин граф!

Юбелоэ (бледен как смерть). Прости, Анастасия, что я не сразу узнал тебя, но в тропиках я стал очень близорук.

Анастасия. Мне очень жаль.

Юбелоэ. Пустяки. (Встает.) Ты на свободе?

Анастасия. Я свободна.

Юбелоэ. Помиловали?

Анастасия. Я не была в тюрьме.

Юбелоэ. Пять лет назад я дал тебе яд в виде кусочка сахара для вашей китайской собачки, которая так любила сладости, а ты отравила им своего мужа.

Анастасия. Меня не арестовали.

Юбелоэ (растерянно глядя ей в лицо). Из-за тебя я покинул континент и в диких джунглях Борнео основал тропический госпиталь!

Анастасия. Твое бегство не имело смысла.

Юбелоэ. Разве меня не лишили диплома врача?

Анастасия. Против тебя не принималось никаких мер.

Юбелоэ (глухо). Если сейчас не принесут кофе, я сойду с ума.

Анастасия (недоверчиво). Ты хотел попасть к Генеральному прокурору?

Юбелоэ. Я прибыл в этот город на стареньком пароходе из жарких тропиков. Я полагал, что тебя приговорили к пожизненному заключению. Я хотел сдаться с условием: еще хоть раз в жизни увидеть тебя. Я пришел сюда, чтобы получить разрешение посетить тебя в тюрьме.

Он пристально всматривается в Анастасию, которая при ближайшем рассмотрении начинает походить на обезображенную богиню любви.

К счастью, Анастасия чуть раньше сняла с нее цилиндр министра.

Анастасия (испуганно). Бодо!

Юбелоэ. Уже адрес Миссисипи, сад, дом, входная дверь, картина Пикассо в прихожей показались мне ужасно знакомыми, но моя далеко зашедшая близорукость, галлюцинации, которыми я страдаю после перенесенной в Батавии желтой лихорадки, заставляли меня думать, что я ошибаюсь. Я ведь знаю, что не могу до конца доверять своим чувствам. Я переболел всеми тропическими болезнями. Холера ослабила мою память, а из-за малярии я стал хуже ориентироваться в пространстве. Потом вышла служанка. Это была Лукреция. У меня почти не осталось сомнений, но ведь за пять лет многое могло измениться. Она могла найти себе новое место. Но и Лукреция меня не узнала, вероятно, виной тому синие очки, которые я ношу после того, как на Южном Борнео перенес глазную инфекцию. Меня дважды не пустили в дом. Тогда я решил действовать. Я вошел в эту комнату, поздоровался, поклонился, подошел ближе, поцеловал даме руку — и оказался перед тобой.