Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга Страница 24

     А л е к с а н д р (усмехнувшись). Ну, нам пора. Пушкин, идемте с нами.

    П у ш к и н. К графине?

   А л е к с а н д р. Да. Она велела мне чаще приводить к ней Николая, пока он не уехал. Во мне она не хочет видеть родственника, а в нем - видит.     

П у ш к и н. На родственные посиделки я не пойду. К счастью, графине я не родственник. Мне письма писать надо, не откладывая на последний день, чтобы воспользоваться оказией, что верней и безопасней, чем почта.     

      Р а е в с к и й. Хорошо, еще увидимся.     

     А л е к с а н д р. Прощайте! То, что я прознал, не кажется вам новостью, но дело может принять нешуточный оборот. Нам есть, о чем поразмыслить.                           

                              Раевские уходят.

     П у ш к и н (просматривая начатое письмо, как бы с сомнением проговаривает отдельные места). Так как я дождался оказии, то и буду писать тебе спустя рукава. Николай Раевский здесь. Он о тебе привез мне недостаточные известия; зачем ты с ним чинился и не поехал повидаться со мною? денег не было? После бы сочлись - а иначе бог знает когда сойдемся. Я дважды просился через министров в отпуск - и два раза воспоследовал всемилостивейший отказ. Осталось одно - писать прямо на его имя - такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж... Душа моя, меня тошнит с досады - на что ни взгляну, всё такая гадость, такая подлость, такая глупость - долго ли этому быть? Прощай, душа моя - у меня хандра - и это письмо не развеселило меня. (Вскакивает на ноги). Ужели я всерьез должен подумать о побеге?  Но и для побега, и для жизни в изгнании нужны деньги. При нынешней цензуре и скупости отца я нищий. Как Данте, подниматься с гордым видом по ступеням чужих дворцов я не могу - не те  времена. (Подходит к окну и, глядя на звезды, с волнением и с тоской продолжает раздумья).

Надеждой сладостной младенчески дыша,Когда бы верил я, что некогда душа,От тленья убежав, уносит мысли вечны,И память, и любовь в пучины бесконечны, -Клянусь! Давно бы я оставил этот мир:Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,И улетел в страну свободы, наслаждений,Где мысль одна плывет в небесной чистоте...Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;Мой ум упорствует, надежду презирает...Ничтожество меня за гробом ожидает...Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!Мне страшно!.. И на жизнь гляжу печален вновь,И долго жить хочу, чтоб долго образ милыйТаился и пылал в душе моей унылой.

Сцена 2

 Дача графа Воронцова М.С., генерал-губернатора Новороссийского края. Июль 1824 года. Граф сидит за столом, входит графиня. В саду гости, там же одиноко прохаживается Пушкин.

                Г р а ф и н яС делами на сегодня, я надеюсь,Покончено?

                   Г р а ф               (с улыбкой)                      Да вот сижу в раздумьях,Как Пушкин, выкинув бог знает что.

                Г р а ф и н яА что?

                   Г р а ф             Подал прошенье об отставке.

                Г р а ф и н яСлыхала я о том. Ему ль служить?

                   Г р а фДа не служил, как говорит он сам.Кто ж видел в нем чиновника? Поэт!К тому ж в негласной ссылке пребывающий.

                Г р а ф и н яЗачем на саранчу его послали?Ужель в насмешку, как решил поэт?

                   Г р а фТо был совет Раевского: по службеЗатем хоть как-то отличить егоИ, может быть, вернуть его в столицу.А то ему здесь скучно, и тоска...

                Г р а ф и н яОн думает, с отставкой обрететСвободу.

                    Г р а ф                  Вряд ли то возможно ныне.                    

               Г р а ф и н я              (как бы про себя)Как быть? Княгиня Вяземская проситМеня замолвить за поэта слово.А я бы рада, да не знаю как.Он молод и поэт; ему присталоВлюбленным быть. Зачем же эпиграммыНа графа шлет, как стрелы Аполлон?

                   Г р а ф             (выходя из-за стола)О, не унижусь я до ссоры с нимИ поединка, что прервет карьеруИ жизнь мою, быть может. Я не трус.Но слишком много чести негодяю,Взирающему на мою женуС завистливым желаньем обезьяны,Дать волю поиграть моей судьбой.Пусть пишет эпиграммы в тщетной злобе -Не мне, ему, несчастному, во вред.Тебя же уберечь - мой долг пред Богом.

               Г р а ф и н яНе бойся. С ним, как ты, я холоднаИ снисходительна. Он это сноситС тоской, как наказанье и укор.

                 Г р а фВ войне с Наполеоном славой яУвенчан. Но имел неосторожностьЗаписку подписать и дать ей ход,Ну, об отмене крепостного права...Крестьян от рабства, как анахронизм...И впал в немилость. Славой либералаНаскучившись, напомнил о себеЯ государю, с прежним рвениемГотовый вновь служить. Возвысив снова,Лукаво улыбнулся царь и пальцемМне пригрозил. Я думаю, добро.

              Г р а ф и н яКак радовались все: конец опале!И с новыми надеждами тебяВстречали здесь твои же сослуживцы,Из молодых участников войны,Съезжаясь, как нарочно, отовсюдуВ сезон морских купаний.

                  Г р а ф                                                Вскоре сноваНаедут. Многие на подозреньи,Как Пушкин, у правительства...

               Г р а ф и н я                                                        И что же?

                  Г р а фИм кажется, я с ними заодно.

               Г р а ф и н яДа нет.

                  Г р а ф              Ты помнишь, как о прошлом годеЕго величество к нам приезжал?Со всеми милостив - со мной ни слова,Как будто я не первый здесь - последний.

              Г р а ф и н яКак новый губернатор и наместник,Не мог ты отвечать еще за всех.

                 Г р а фВ чем дело, думал я. Какую пакостьИз зависти придумали враги?Открытью своему я рассмеялся.Из Кишинева Пушкина в ОдессуПеревели по хлопотам друзейПо ту же пору, как  приехал я.А вышло так, что я его пригрел;А с ним и всех, кто от него в восторге.Вот царь и обошел меня во всем;Я все не полный генерал. О, боже!Я ждал уже опалы и гонений...

Г р а ф и н я (про себя). Он вспомнил эпиграмму. (Вслух.)  Ах, вот что тебя мучило в течение зимы! Я все удивлялась.   Неужели ревнует столь сильно, совсем, как Отелло, а роль Яго - я знаю - кто играл.

Г р а ф. Что же делать? В это время молодой человек влюбляется в мою жену, что не могло остаться незамеченным при ярких вспышках то веселости, то меланхолии поэта, и что сделало его для меня просто невыносимым. Мне постоянно приходилось сдерживать себя, во избежание скандала, а ему ведь все нипочем. Заметив во мне перемену, он обиделся, будто его все должны любить, и разразился эпиграммой. Чтобы избежать скандала, я написал письмо графу Нессельроде, по ведомству которого Пушкин числится. Постой. Чтобы быть точным и чтобы ты знала, что я старался быть справедливым, вот из письма моего. (Читает): "Я не могу пожаловаться на Пушкина за что-либо; напротив, он, кажется, стал гораздо сдержаннее и умереннее прежнего, но собственные интересы молодого человека, не лишенного дарования, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаленья из Одессы. Главный недостаток Пушкина - честолюбие. Он прожил здесь сезон морских купаний и имеет уже множество льстецов, хвалящих его произведения; это поддерживает в нем вредное заблуждение и кружит ему голову тем, что он замечательный писатель, в то время как он только слабый подражатель писателя, в пользу которого можно сказать очень мало..."