Афанасий Салынский - Драмы и комедии Страница 26

Л и з а (берет Ивушкина под руку, уводит в сторону). Слушай, Ивушкин, времени в обрез… Сейчас коммунисты соберутся. Решили засветло, сразу, здесь, провести собрание. Отношение к твоему вопросу, прямо скажу, строгое.

И в у ш к и н. Эх, так празднично было на душе… отсеялись… а тут…

Л и з а. Ты скажи всем нашим, что так, мол, и так, несерьезно, мол…

И в у ш к и н (вскипел). А ежели серьезно?!

Л и з а. Свои чувства ты должен пересмотреть в корне, иначе скатишься.

Собираются  к о м м у н и с т ы.

Г о л ь ц о в (надев очки). Давайте, товарищи, начнем.

Л и з а. Изберем председателя и секретаря.

К о м м у н и с т ы. Гольцов! Никитина!

Г о л ь ц о в (председательским тоном). На повестке дня, по требованию группы коммунистов, вопрос о сползании товарища Ивушкина с партийных позиций. Говори, Ивушкин.

И в у ш к и н (после паузы). Товарищи, как я ваш секретарь ячейки, и вы меня избрали, и как между нами братство и вера в товарища…

Г о л ь ц о в. Ты — прямо!

И в у ш к и н. Присушила меня Ферапонтова дочка. И весь я без нее не свой…

Л и з а (сурово, кусая губы, оглядывает членов ячейки). Что мы скажем товарищу Ивушкину?

Г о л ь ц о в (грозно глядя из-под очков). Ивушкин, мы с тобой первые пришли сюда ходоками коммуны… Ты много сделал: оформил полученные земли, раздобыл часть семян, зачал постройку саманных бараков. Коммунары верили тебе. А теперь ты скатываешься вправо… Втрескался в богачку… Наших, своих тебе мало?!

И в у ш к и н. Что ты мне проповедь читаешь?

К о к о р и н. Можно любить классового врага, если враг — женского пола? Знать бы, что Ленин или Маркс по этому случаю думают…

Л и з а. Запрещают!

К о к о р и н. Точно? Где читала?

Л и з а. Это и так ясно.

И в у ш к и н. А вот мне не ясно.

Появляется человек в пропыленной одежде — с в я з н о й из Барнаула.

С в я з н о й. Здравствуйте, товарищи. Я к вам от Барнаульского комитета партии, вот мой мандат.

Гольцов берет мандат, передает Ивушкину.

И в у ш к и н (просмотрев документ). Садись, товарищ Брошкин.

С в я з н о й. Товарищи, по всей линии железной дороги — от Пензы до Владивостока — вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса. Мятеж белочехов организовали и подготовили английские и французские буржуи. В Омске создано западносибирское правительство эсеров и меньшевиков. Большевики Сибири переходят на нелегальную борьбу. Верьте, товарищи, Красная Армия придет сюда и разгромит белогвардейцев и и интервентов! Но мы должны решительно готовить эту победу… Создать подпольные революционные штабы, ковать оружие для всеобщего восстания и в конце концов восстановить Советскую власть.

Вдруг, как из-под земли, вокруг вырастают  в о о р у ж е н н ы е  л ю д и, дула винтовок и револьверов направлены на коммунистов. Это кулацкий отряд Петьки Тельнихина.

П е т ь к а (поигрывая саблей). Сопротивляться не полезно!

И в у ш к и н. Бей бандитов! (Бросается на ближайшего, сбивает с ног.)

П е т ь к а (кричит). Не стрелять! Тихо… (Направляет саблю на Ивушкина.) Взять!

Коммунистам связали руки. Петька подходит к Ивушкину, узнает рубаху-приз, молча рвет ее.

И в у ш к и н (его руки, руки Лизы и товарища из Барнаула связаны за спинами одной веревкой). Сегодня вы нас, а завтра…

П е т ь к а. Завтрева не будет. (Ударом сабли срубает с крыши землянки красный флажок.) В балку отгоним и порубаем. Вон остальных ваших из бараков вывели.

И в у ш к и н. Это у тебя, контра, завтрева не будет!

П е т ь к а (подходит). Эх, не сберег подарка-то! Хороша рубашка — гуляют лоскуточки… А ну, поднимайтесь, пошли! Остальных ваших прямо к балке повели. Туда и вам дорога.

Коммунары сохраняют гордое спокойствие. Только Агафья Кокорина всхлипнула.

К о к о р и н (заглядывая в глаза жене). Не позорь фамилии.

А г а ф ь я. Лиза. Мы питерские, Агафьюшка, баррикадные! Товарищи… «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…»

Коммунары подхватывают гимн. Бандиты подталкивают их прикладами, стегают плетьми. Но что это? Со стороны села, все усиливаясь, доносится набатный звон, рев толпы. Петька оглядывается и от страха вбирает голову в плечи.

А г а ф ь я. Товарищи, глядите, мужики…

П е т ь к а  загнанно метнулся и побежал. За ним пустилась и его орава. Разъяренные, крича и размахивая кольями, топорами, вилами, влетают на стан крестьяне. Впереди всех  С а м о й л о  П е т е л ь к и н, среди других  А н и с и м  О х а п к и н.

И в у ш к и н. Товарищи…

Крестьяне обнимают коммунаров, развязывают им руки.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Слава тебе господи, успели!

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. Гляньте, каким зайцем Тельнихин по степу скачет…

Хохот, слезы, объятия.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Семен в исподниках примчал!

В т о р о й  к р е с т ь я н и н. А ты-то сам?

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Фу-ты, женкина кохта…

Д е д  с  д у б и н о й. И какая муха меня, дурака, кусила? Весь шкилет из-за етих питерских растрёс.

О х а п к и н. Ничего, промялись, дело небольшое.

П е р в ы й  к р е с т ь я н и н. Оно конечно, христианские души.

Освободили, спасли коммунаров, и в общей радости, словно бы чужая здесь, Л ю б а ш а… Она стоит в сторонке.

Б о й к а я  б а б е н к а (восторженно трещит). Я, я первая тревогу подняла! Я как увидела…

Г о л о с а  и з  т о л п ы. Самойло первый!

— Иван! Он сразу в мое окно кулаком… А я — на коня!

И в у ш к и н (обняв за плечи Лизу). Держись, Лизок! Мы еще поборемся.

Л ю б а ш а. Лизок…

И в у ш к и н. (подходит к Любаше). И ты нас выручала?! Как узнала?

Л ю б а ш а (не в силах сдержать обиду). Лежать бы вам теперь всем порубанными, ежели б не я!

Многие, не один Ивушкин, услышали эти слова, сразу придвинулись.

И в у ш к и н. Любаша?!

Л ю б а ш а. А ты будто и не видишь меня. Чужая…

Г о л о с  и з  т о л п ы. Она, она, Любаша первая народ подняла!

Все с благодарностью потянулись в ней.

Л ю б а ш а. Мне бы твое словечко — хоть одно! — ласковое… Стыдишься ты меня, что ли? Сойку свою небось обнимаешь… Головой из-за тебя рискнула, не задумалась, а ты…

И в у ш к и н. Значит, из-за меня?

Л ю б а ш а. А из-за кого ж еще? Стала б я из-за этих твоих голодранцев коня гонять!

И в у ш к и н (гневно). Лучше б мне лежать сейчас в балке порубанным, чем слышать такие слова… (Резко отвернулся от Любаши.) Пойдемте, товарищи…

Все ушли. Любаша стоит посреди степи одна. Упала, плачет. Слышится цокот копыт. Появляется  П е т ь к а  с о  с в о и м и  о т р я д н и к а м и.

П е т ь к а. Ты мужиков навела?!

Л ю б а ш а. Я.

П е т ь к а (вынимает из ножен саблю). Стерва…

Л ю б а ш а. Руби… секи… ну! (Она кричит, вся дрожа, и Петька видит, что дрожит она и слезы на глазах ее не от страха.) Только рада буду, Тельнихин. В глаза мне плюнули… Руби!

П е т ь к а (опустил саблю). Вона…

Л ю б а ш а. Товарищи… Ох, и покажу я вам!

П е т ь к а. Своими белыми ручками?

Л ю б а ш а. Я и саблю держать умею и стреляю не хуже любого тут.

П е т ь к а. Саблю? Бери, на!

П е т ь к а, поцеловав саблю, протягивает ее Любаше, та берет. Слышится свист. Подхватив  Л ю б а ш у,  П е т ь к а  с  о т р я д н и к а м и  быстро уходит.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Горница в избе Анисима Охапкина. За окнами шумит непогода — ветер, дождь. Дочурка Охапкина, лет пятнадцати, А н ю т к а, вышивает.

О х а п к и н (входит из сеней). Вроде бы кто-то в огород к нам шмыгнул… Стук в дверь.

А н ю т к а (крестится). Свят, свят…

О х а п к и н (опасливо). Кто тама? (Взял топор, выходит.)

Возвращается с  И в у ш к и н ы м. Тот в крестьянской одежде, с бородкой.