Андрей Платонов - Том 6. Дураки на периферии Страница 27

Пешков (нерешительно). Обмотка сгорит… Нам страшно тянуть завод на перегреве.

Крашенина (тихо). Пусть. Я сожгу обмотку — я и чинить ее буду день и ночь. (Производит включение автоматов: пульсирование красных ламп, движение стрелок главных циферблатов).

Жмяков и Мешков стоят в стороне. Мешков берет за руку Жмякова, и так находятся оба неподвижно.

Рычит одна из лежащих трубок телефонов. Крашенина берет ее.

Крашенина. Я слушаю… Сколько вам нужно?.. Тысячу киловатт?.. Что у вас?.. Лесопилку пускаете? Это хорошо… Я вам сейчас включу. (Кладет трубку. Включает: бешеное пульсирование ламп).

Жмяков (в ужасе). Это безумие. Девочка сожжет сейчас силовую.

Мешков. Хорошо, что не мы… Ведь пять лет по перечню.

Жмяков. Капут будет девочке. Немножко жаль.

Крашенина (берет телефон). Генератор, пожалуйста… Генератор?.. Я — пульт, инженер Крашенина… Кто это?.. Товарищи, вы чувствуете генератор?.. Как работает обмотка? (Пауза. В сдержанном волнении). Запах появился?! (Вешает трубку, оглядывает помещение отвлеченными глазами, не замечая двух инженеров. Тихо). Горит генератор, товарищи, и нет никого.

Входит Абраментов.

Абраментов. Здравствуйте. Почему так много здесь технических сил? (Крашениной). Почему долгий пик?

Крашенина (невнимательно). Завод выходит из прорыва… Сто ударных бригад… Тлеет изоляция — есть ли выход, товарищ Абраментов?

Абраментов (остро оглядывает пульт). Нет выхода. Выключайте перегрузку. Сбрасывайте перегрев. Машины ведь нейтральны в классовой борьбе — генератор сейчас сгорит.

Входит Пужаков, на бедре у него мешок с инструментами.

Крашенина (невнимательно). За кого, вы говорите, машины?

Пужаков (сразу). За нас, Ольга Михайловна, — мы их заставим сочувствовать… На третьем крану лебедка не работает — мы никак не сообразим, пойдемте скорее. Час думали без вас, да, наверно, алгебры не знаем.

Крашенина (не слушая). Пужаков, генератор горит… (Раздраженно). Разве можно сейчас думать по целому часу?

Пужаков (остро). Как? Генератор горяч?! Сейчас соображу!.. (Соображает). Обливать корпус водой — поставить ребят. Сам стану! Но — осторожно, внутрь не заливать! Враз, — сейчас!! (Ко всем). По любому делу соображу, только по своему — нет… Не сгорит!! Протянуть шлангу! Бузовать беспрерывно!.. Пойду для четкости сам. (Быстро уходит).

Краткая пауза.

Абраментов. Машины мертвы, к сожалению, Ольга Михайловна.

Крашенина. Когда они в мертвых руках, инженер Абраментов.

Абраментов (вспыхивает от обиды). Ленин не советовал зазнаваться, коллега. А генератор — не большевик.

Крашенина. Я не зазнаюсь, но и полюбить вас никого не могу.

Абраментов. Посмотрим.

Крашенина. Буду рада заплакать о вас.

Абраментов. Постараемся.

Крашенина. Зачем же для меня стараться? Вы инженер или кавалер?

Абраментов. Как вам не стыдно? Ведь я понимаю все. Я учился науке рабочего класса в тюрьме, я там пролежал много ночей с открытыми глазами. Я прожил жизнь в одиночестве, но умру в тесноте вашего класса.

Крашенина. Зачем же вам умирать, Абраментов? Плохо вы знаете науку рабочего класса. Зачем ему ваша смерть? Ему нужно, чтобы вы стали товарищем пролетариата.

Красные лампы мигают все более спокойно. Раздается нежная негромкая музыка, она приближается и постепенно смолкает; входит почтальон с громадной, набитой сумкой на животе, точно в сумке лежит сундучок или шарманка.

Мешков (про себя). Ну куда ж тут мне жить на этом свете?

Жмяков. Да, героически и скучновато… Где мы теперь, кто нам сжимает пальцы?..

Почтальон (разобравшись в сумке). Обождите-ка вы все. Кто тут будет инженер… Крашенинова какая-то и еще Жмяков. Ве Пе. Кто это такой — вы или нет? Отвечайте последовательно!

Жмяков. Мы. Давай сюда.

Почтальон. Нате вам депешу — одну на двоих, а в другой раз я вам носить ничего не буду… Целую четверть своего рабочего дня вас ищу: сказано — лично вручить. А где лично — когда этих личностей нету нигде на свете? Дома сказали, вы не бываете, на заводе у вас тоже вечного места нету. Идите, говорят, ищите их где-нибудь сквозь. А где искать, когда кругом машины и меня огненной железкой чуть не ушибло! Разве это жизнь? Вы бы поставили где-нибудь койки, сундучки, чтобы я уж знал, что там вы когда-нибудь очутитесь. (Берет расписки, уходя). Прямо наказание! Только и мучаешься, что без почты, сказано, социализм — ничто!

Мешков (читает). «Подготовьтесь к приему тока с республиканского кольца высокого напряжения. Устанавливайте новый радиопульт. Девлетов». Милый товарищ, у нас давно все готово. Еще не действует это общепролетарское кольцо высокого напряжения и не получен этот радиопульт. (Рвет и бросает депешу).

Почтальон (видя такое дело). Ну вот, видите, а я хожу, тружусь на них, тело свое трачу…

Уходит, сделав какие-то манипуляции в глубине своей сумки, — сразу начинает играть негромкая радиомузыка марша: звуки явно происходят из сумки.

Жмяков (глядя вслед почтальону). Этот человек, кажется, музыку носит в самом себе.

Красные лампы почти спокойны, еле мигают.

Мешков. А мы в себе носим смерть… Володя, не могу я так существовать, когда эта девушка служит инженером лучше меня!.. У нее остыл генератор, я же вижу по сигналам!..

Жмяков. Ясно и прекрасно.

Мешков. Я это предвидел. (Берет телефон). Дайте мне, пожалуйста, нумер 4-81… Это говорит гражданин Мешков. Я вот утром давеча объявление дал… Нет, о скончании одного гражданина, где двоюродная сестра еще скорбит… Да-да. Вы напечатаете его?.. Что?!.. Места нету? А когда же?.. На днях? Ну вы поскорей, пожалуйста, а то мне терпеть-то уж очень… Что?.. Хорошо, я немного подожду… (Кладет трубку. Жмякову, скучно). Да, Володя…

Жмяков (тем же тоном). Да, Ваня…

Лежачая телефонная трубка (голосом Пужакова). Оля, генератор остывает.

Крашенина. Морозь его дальше, Пужаков.

Пужаков (в телефоне). Сейчас!.. Мы сейчас боковой вентилятор поставим, сделаем пульверизатор и будем дуть в его нутро водяную пыль — самую мелочь! Ничего?

Крашенина. Ничего. Понемножку.

Пужаков (в телефоне). Ну конечно: чуть-чуть, но с вихрем!!

Крашенина. Вот-вот.

Мешков (вздыхая). Не сгорит генератор, Владимир Петрович.

Жмяков. Нет, Иван Васильевич. Но наше славное имя уже сгорело. Облетели огни, отгорели цветы… Нам остается лишь марш Шопена.

Красные лампы перешли к этому моменту на спокойный свет.

Мешков. Марш играть не станут — разлуку сыграют.

Лежачая телефонная трубка (хрипло). Можно кирпичные пресса запустить? Киловатт двести?

Крашенина. Конечно, можно. (Включает). Почему с утра не пускали?

Лежачая телефонная трубка (хрипло). Утрешний инженер-мужик не велел.

Абраментов (Мешкову и Жмякову). Вы, что ль, не велели?

Жмяков. Мы. У нас изжога в душе, Сергей Дмитриевич. Мы же — старое поколенье, остатки от истраченной мелочи, мы — колокольчики-бубенчики…

Мешков (Абраментову, уныло). Я говорил тебе, Сережа, что мы теперь — пустяки. (Садится в немощи на приступок пульта, невнимательно вынимает из кармана кулечек с конфетами и начинает сосать конфетку).

Абраментов (со злобой и энергией). Но я не хочу быть пустяком! Я хочу быть товарищем пролетариата, я хочу вместе с ним долго и трудно жить. (Берет руками свою голову; тихо). Я измучился весь!..

Рупор радио начинает играть музыку. Играет до конца акта.

Входит работница с обедом в судках. Ставит судки на пульт.

Жмяков (Крашениной). Обеденный перерыв — выключайте холодные цеха. Переключайте третий фидер на районное кольцо. Работница с обедом. Ешьте блюда. Проголодались ведь небось! (Уходит).

Жмяков (Крашениной). Ну же, милая! Первый в нейтраль, третий на кольцо — мягко, быстро!..