Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы Страница 28

Врачи негромко аплодируют.

Миссисипи. Господин граф, вы только что торжественно провозгласили, что правду нужно говорить в лицо — фанатично, безоговорочно, с безумной смелостью. Вы не сдержали слово, я глубоко разочарован. Теперь моя очередь возвестить правду, господин профессор…

Профессор Юберхубер. Мой дорогой Генеральный прокурор?

Миссисипи. Я хочу сделать признание.

Профессор Юберхубер. Ну что ж, давайте, дорогой Генеральный прокурор.

Миссисипи. Вы должны отвести меня не в сумасшедший дом, а в тюрьму.

Профессор Юберхубер. Само собой разумеется.

Врачи. Типичный случай шизофрении.

Миссисипи. Я отравил свою первую жену.

Профессор Юберхубер. Разумеется.

Врачи. Навязчивая идея.

Миссисипи. А моя вторая жена отравила своего первого мужа.

Профессор Юберхубер. Ну конечно же.

Врачи. Типичная галлюцинация.

Миссисипи. Я сказал правду, только правду, ничего, кроме правды.

Профессор Юберхубер. Несомненно.

Врачи. Сейчас наступит кризис.

Миссисипи. Отведите мою жену и меня в тюрьму.

Профессор Юберхубер. Само собой.

Врачи. Кризис наступил.

Миссисипи. Я сказал правду, всю правду, ничего, кроме правды.

Профессор Юберхубер. Доставьте его в сумасшедший дом.

Миссисипи уводят.

Миссисипи. Я клянусь.

Профессор Юберхубер (с поклоном). Не огорчайтесь по поводу его слов, сударыня. Такого рода больные охотно выдают себя за убийц, а лиц, которых они любят, — за уголовников. Нам это известно. Он скоро поправится. Чем опаснее болезнь, тем больше триумф медицины.

Врачи приглушенно аплодируют. Профессор Юберхубер еще раз кланяется Анастасии и выходит в дверь справа. Врачи тоже выходят в двери, вылезают через окна и через напольные часы.

Анастасия и Юбелоэ остаются одни. Юбелоэ медленно поднимается.

Анастасия. Ты сказал правду, а я предала тебя.

Юбелоэ. Страх оказался сильнее твоей любви.

Анастасия. Страх всегда сильнее.

Юбелоэ. Чудо свершилось.

Анастасия. Мы свободны.

Юбелоэ. Но разлучены.

Анастасия. Навечно.

Юбелоэ. Вера утрачена.

Анастасия. Ушла, как капля воды в песок.

Юбелоэ. Надежда исчезла.

Анастасия. Растаяла, как облачко.

Юбелоэ. Осталась только моя любовь.

Анастасия. Любовь смешного человека.

Юбелоэ медленно выходит в дверь справа.

Анастасия стоит неподвижно. Слышен гул самолета.

Анастасия. Взлетел самолет на Чили.

Всю сцену закрывает щит, на котором нарисован летящий в облаках самолет. Выходит Сен-Клод. Как и в первой части, он во фраке, на шее полотенце для бритья.

Сен-Клод. Пусть себе самолет летит в республику Чили. Отпустим с миром и графа, хватит ему мешать нам. В сутолоке большого города он погибнет, быть может, от ножа в пьяном угаре, а если повезет, то и в больнице для бедных, которую он же и основал. Оставим его в покое и обратимся к другому утру. Декорации довольно грустные. Вы в этом убедитесь, когда взлетевший самолет окончательно растворится вдали: комната в ужасном состоянии, она в полном запустении, мебель не поддается никакому описанию, все усеяно гипсом и битой штукатуркой. Сами увидите. Только посреди сцены стоит, производя нереальное впечатление, совершенно целый кофейный столик, все еще в стиле бидермейер, накрытый, как и вначале, на две персоны, правда, на этот раз не для Анастасии и господина Миссисипи, а для Анастасии и меня, не станем умалчивать и об этом. То, что в этом месте я снимаю с себя бороду, говорит о многом. (Он снимает бороду.) Вы уже догадались, что я снова разорился и был вынужден начать все сначала. Конец мятежа был ужасным, триумф нового премьер-министра — абсолютным, последствия для моей карьеры — тяжелыми, Красная Армия меня разжаловала, польский парламент лишил мандата, короче, моя реабилитация снова отменяется. Я снова попросту ошибся. Может быть, уважаемые дамы и господа, для вас такой поворот дела и лучше. А мне не остается ничего другого, как рассказать, каким образом трем человекам был поставлен мат в одной партии.

Щит с самолетом поднимается.

А сейчас вы слышите первые залпы салюта со стороны античного храма, Город готовится отпраздновать свадьбу нового премьер-министра. (За окнами проходят Диего и его невеста, двое детей несут шлейф ее платья.) Вы видите, как высокопоставленная пара идет мимо окон к собору, видите его, которого мы уже хорошо знаем, и ее, новую первую леди, издательницу очень популярной у здешних читателей «Evening post», раскрасневшуюся, в платье от Диора. Похоже, власть укрепилась, порядок восстановлен, прежняя роскошь и великолепие снова утверждаются в своих правах. На фоне этого торжественного события, на фоне несмолкающих приветственных возгласов ликующего народа, на фоне вдохновенного выступления сводного хора женских училищ, городской филармонии и мужского певческого союза, исполняющего Девятую симфонию Бетховена, наконец, на фоне величественно-гулкого звона соборных колоколов прискорбным образом выделяется следующая сцена.

Звучат начальные такты Девятой симфонии. Все время, пока идет последняя сцена, Девятая симфония воспринимается не как притушенная звуковая кулиса; отдельные мотивы выделяются и подчеркиваются. Через окно справа в комнату влезает Миссисипи. На нем смирительная рубашка с чересчур длинными рукавами. Он исчезает в своей комнате справа.

Это был Генеральный прокурор. Ему удалось убежать из сумасшедшего дома. Когда он лез в окно, меня, к несчастью, еще не было в комнате, иначе бы мой друг Поль увидел, как я бреюсь перед последним осколком этого зеркала, и ему наконец все бы стало ясно. А так он понятия не имел о моем присутствии здесь, а я, в свою очередь, не знал о его присутствии, и если бы я позже смог открыть ему глаза, это уже не имело бы смысла: так стремительно расправилась с ним судьба, которую он сам себе уготовил. Анастасия — еще одна смехотворная причина моей смерти, не будь ее, я уже давно был бы в безопасности — пришла немного позже. Она была в городе, якобы в женской тюрьме Святого Иоанна, на самом же деле она безуспешно пыталась поговорить с новым премьер-министром. Он как сквозь землю провалился, мы знаем причину: «Evening post». Ей не оставалось ничего другого, как отказаться от своей затеи. Она сходила в банк и теперь возвращается в свою квартиру в одежде дамы-благотворительницы, в своем плаще и с сумочкой из крокодиловой кожи.

Справа входит, запыхавшись, Анастасия.

Анастасия. Миссисипи сбежал!

Звучит скерцо Девятой симфонии.

Сен-Клод (равнодушно). Что ты говоришь.

Анастасия. Санитары и полицейские окружили его в городском парке.

Сен-Клод. Охота на зайца. (Оборачивается.) Где ты была?

Анастасия. В женской тюрьме Святого Иоанна.

Сен-Клод. Вздор. В банке. (Он берет у нее из рук сумочку, открывает, вынимает конверт и засовывает себе в карман.) Сколько?

Анастасия. Пятьсот.

Сен-Клод. Хорошо.

Анастасия. Ты побрился.

Сен-Клод. Я изменился?

Анастасия. Да.

Сен-Клод. Тогда надевай свое вечернее платье. Американский посланник устраивает прием на своей загородной вилле.

Анастасия. Какое тебе дело до американского посольства?

Сен-Клод. Это шанс незаметно выскользнуть из города. Никто и не подумает, что я отправлюсь этой дорогой.

А иначе зачем бы мне надевать фрак твоего мужа? (Он берет ее за руку и окидывает испытующим взглядом.) Накануне мне пришла в голову блестящая идея. Мы бежим вместе.

Анастасия (испуганно). Меня разыскивает полиция?

Сен-Клод. Нет. Меня разыскивает партия. Она исключила меня из своих рядов.

Анастасия. Чем это тебе грозит?

Сен-Клод. Теперь она сделает все, чтобы ликвидировать меня. Партия точно знает, что бояться ей следует только тех, кто всерьез относится к идеалам, которые она якобы представляет. Мы отправимся в Португалию.

Анастасия. И что мы будем там делать?

Сен-Клод. До сих пор мировая революция повсюду сходила на нет. Я хочу снова провозгласить ее оттуда, из другого уголка планеты. Это потребует значительного напряжения сил. Мы начнем в канализационных проходах, поднимемся в ночлежки, оттуда перейдем в притоны, и наконец я построю для тебя вполне приличный бордель.