Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв Страница 3

Екатерина нас не любила, хотя трудно найти царя или царицу, которые бы желали видеть нас в качестве подданных.

— Вы говорите о Екатерине Великой.

— Именно. Она сделала всё возможное, чтобы нас изгнать.

— Но у нее не вышло...

— Не вышло, пришлось удовлетвориться тем, чтобы ограничить деятельность евреев. В те времена немногие евреи жили достойно: некоторые купцы, процентщики, врачи... Да, им выдавали специальные разрешения, так что они могли жить почти как обычные граждане. Вы слышали о погромах?

— Конечно, я знаю про погромы.

— В 1881 году на царя Александра II совершили покушение, и среди участников заговора оказалась одна еврейка, Геся Гельфман. На самом деле она практически и не участвовала, но послужила спусковым крючком для разразившегося по всей империи насилия против евреев. Погром начался в Елизаветграде, а потом перекинулся на Минск, Одессу, Бельцы... были убиты тысячи евреев. Год спустя многим выжившим пришлось бросить всё свое имущество, потому что новый царь, Александр III, подписал указ об их изгнании.

— Ваша семья пострадала от погромов?

— Вам это интересно?

— Да, — пробормотала она. Она хотела, чтобы Цукер расслабился. Да и ей самой не помешало бы.

— Если у вас есть время, чтобы услышать эту историю...

— Возможно, так я лучше всё пойму.

2. Санкт-Петербург — Париж

Мой дед по отцовской линии торговал шкурами, как и его отец Симон. Они разъезжали по Европе, продавая русские меха скорнякам, которые шили из них роскошные шубы для богатых дам. Лучшие клиенты жили во Франции. В Париже у Симона был друг скорняк, месье Элиас. Когда Симон скончался, мой дедушка Исаак продолжил и расширил его дело. Он вложил часть средств в изготовление шуб и продавал их придворным в Санкт-Петербурге. Шубы понравились приезжающим в Париж русским аристократам.

Моя бабушка Эстер была из Франции, дочь месье Элиаса, который не смог, как ни старался, помешать своей дочери уехать с юным Исааком. Месье Элиас остался вдовцом, а Эстер была его единственной дочерью. Исаак и Эстер поженились в Париже и оттуда отправились в городок неподалеку от Варшавы, в тот дом, где Исаак жил со своей овдовевшей матерью Софией. У них родилось трое детей — Самуэль, Анна и самый младший, Фриде. Все родились с разницей в год. Месье Элиас всегда жаловался, что дочь с внуками живут так далеко, и когда моему отцу Самуэлю исполнилось десять, дедушка Исаак решил послать его во Францию, чтобы познакомить с дедом. Самуэль не отличался отменным здоровьем, и мать расставалась с ним с тревогой. Она знала, что для месье Элиаса будет настоящим праздником познакомиться со старшим внуком, но спрашивала себя, способен ли Самуэль перенести неудобства такого длинного путешествия.

— Не волнуйся, наш Самуэль уже почти мужчина, — утешала ее свекровь, София, — а Исаак знает, как о нем позаботиться.

— В особенности я беспокоюсь, как бы он не простыл, а если простудится, то остановитесь в какой-нибудь гостинице и дай ему эту микстуру, — настаивала Эстер.

— Я знаю, как позаботиться о нашем сыне, займись лучше остальными, не выпускай их из вида, в особенности Фриде, младший уж слишком большой шалун. Мне будет спокойней, если я буду уверен, что вы не одни, что вы под присмотром моей матери.

Для Исаака было большим облегчением, что Эстер хорошо ладила с его матерью. София была женщиной с характером, но не могла не сдаться перед добротой Эстер. Свекровь с невесткой больше походили на мать с дочерью.

Через несколько недель путешествия Исаак и Самуэль прибыли в Париж, там они получили известия о беспорядках, охвативших всю Россию.

— Убили царя. Я слышал, что в заговоре винят евреев, — сообщил месье Элиас.

— Не может быть! Царь улучшил условия жизни нашего народа. Что выиграют евреи от его исчезновения? — ответил Исаак.

— Похоже, что некоторые решили взять правосудие в свои руки и напали на еврейские поселения в черте оседлости, — добавил месье Элиас.

— Это просто предлог для тех, кто недоволен политикой царя в отношении евреев! Надеюсь, их вразумят, и правда восторжествует.

— Просто ужасно, что в России евреям не разрешают покидать черту оседлости, — посетовал Элиас. — Во Франции мы по меньшей мере можем жить в городах, даже прямо здесь, в сердце Парижа.

— Идеей проклятой черты оседлости мы обязаны императрице Екатерине. Ее советники хотели подрезать крылья нашим ремесленникам и купцам. Но теперь многие евреи живут в самом Санкт-Петербурге. Необходимо получить специальное разрешение, но этого можно добиться, — объяснил Исаак.

— Да, но это не для всех, — отозвался месье Элиас. — Хорошо хоть вы живете недалеко от Варшавы. Если бы вы жили в Москве или Санкт-Петербурге, я бы сильно о вас беспокоился.

Они не могли скрыть свою тревогу. Новости из России были столь спутанными, что они начали опасаться за судьбу своей семьи.

— Мы с Самуэлем немедленно возвращаемся. Я не успокоюсь, пока не увижу жену и детей. Я знаю, что матушка о них позаботится, но больше не могу оставить их одних.

— Я тоже не найду покоя, пока не узнаю о вашем прибытии и не получу от тебя весточку с сообщением о том, что всё в порядке. Поезжай как можно скорее.

Два дня спустя их посетил старый друг месье Элиаса, человек с хорошими связями при российском дворе.

— Вы не можете вернуться. Убили сотни евреев. Погромы начались в Елизаветграде, но распространились по всей России, — объяснил гость.

Месье Элиас терзался из-за этой ситуации.

— Возможно, вам опасно возвращаться... — сказал он без особой убежденности, поскольку в глубине души жаждал как можно скорее узнать, что с его обожаемой Эстер и внуками, не в опасности ли они.

— Мы не можем остаться здесь, нужно вернуться. Жена и дети во мне нуждаются, — без колебаний ответил Исаак.

— Возможно, тебе следует оставить Самуэля со мной. Он не прекращает кашлять, а иногда у него жар, и он весь день лежит в постели.

— Знаю, но не могу его здесь оставить. Эстер мне этого не простит. Она хочет, чтобы все дети были в одинаковом положении, но очень переживает за Самуэля из-за его хрупкого здоровья. Если мы вернемся не вместе, то она решил, что произошло что-то плохое.

— Я знаю свою дочь, знаю, что она предпочла бы, чтобы Самуэль остался здесь в безопасности.

Месье Элиас так и не смог убедить моего дедушку Исаака, который тут же отправился в путь. Они с Самуэлем ехали в почтовой карете, с хорошими лошадьми, вместе с двумя другими торговцами, следующими в Варшаву, которые, столь же встревоженные, возвращались домой.

— Отец, с мамой всё хорошо? А с Фриде и Анной? С ними ведь ничего не произошло? — Самуэль не переставал спрашивать отца о судьбе матери и других детей.

Поездка показалась им вечностью. Они едва могли сомкнуть глаза во время остановок на постоялых дворах, где евреев не всегда принимали дружелюбно. В некоторых случаях даже пришлось спать под открытым небом, потому что им отказывались предоставить ночлег.

— В чем мы отличаемся от других? — спросил Самуэль однажды вечером, когда они отдыхали рядом друг с другом на узкой кровати жалкого пансиона в Германии.

— А почему ты думаешь, что мы отличаемся? — добродушно отозвался Исаак.

— Себе я кажусь таким же, как все остальные, но я знаю, что они смотрят на нас, как на чужаков, и не знаю, по какой причине. Я не знаю, почему некоторые ребята не хотят с нами играть, почему мы редко ездим в город, а когда едем, то вы с мамой, похоже, чего-то боитесь. Мы всегда ходим с опущенной головой, словно не хотим, чтобы нас заметили или побеспокоили. Вот потому я и думаю, что мы другие, в нас есть что-то такое, что не нравится остальным, но я не знаю, что именно, вот и спрашиваю.

— Мы ничем не отличаемся, Самуэль, это другие хотят нас такими видеть.

— Но они думают, что быть евреем — это что-то плохое... — осмелился сказать Самуэль. — говорят, что мы убили Иисуса.

— Иисус был евреем.

— И почему мы его убили?

— Мы его не убивали, и не волнуйся, нет ничего плохого в том, чтобы быть евреем, как быть христианином или мусульманином. Не стоит думать о таких вещах. Когда подрастешь, ты поймешь. А теперь спи, завтра нам рано уезжать.

— Когда мы прибудем в Варшаву?

— Если повезет, то через пять или шесть дней. Варшава тебе нравится больше Парижа?

— Я просто хочу знать, сколько времени понадобится, чтобы вернуться домой, я скучаю по маме.

Когда они прибыли в Варшаву, то остановились в доме Габриэля, дальнего родственника Исаака. Самуэль кашлял, у него была температура и припадки, вызванные утомлением от столь долгого путешествия.

Отцу пришлось пролежать несколько дней в постели, несмотря на нетерпение дедушки Исаака.

— Сохраняй спокойствие, твой сын не в состоянии путешествовать. Можешь оставить его с нами, моя супруга о нем позаботится, а потом заедешь за ним, когда будешь уверен, что с твоей семьей всё в порядке, это всего лишь день пути, — настаивал родственник.