Уильям Шекспир - Двенадцатая ночь, или Что угодно Страница 3

И заживешь привольно, как твой герцог,

С ним разделив счастливую судьбу.

Я постараюсь к вам склонить графиню.

(В сторону.)

Мне нелегко тебе жену добыть:

Ведь я сама хотела б ею быть!

Уходят.

СЦЕНА 5

Дом Оливии.

Входят Мария и шут.

Говори сейчас же, где ты пропадал, а не то я вот настолечко губ не разожму, чтобы выпросить тебе прощение; за эту отлучку госпожа тебя повесит.

Ну и пусть вешает: кто повешен палачом, тому и смерть нипочем.

Это еще почему?

Потому, что двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Плоская острота. Знаешь, кто говорит: «двум смертям не бывать»?

Кто, почтенная Мэри?

Отважные воины. А у тебя хватает отваги только на глупую болтовню.

Что ж, дай бог мудрецам побольше мудрости, а дуракам побольше удачи.

И все равно за такую долгую отлучку тебя повесят. Или выгонят. А какая тебе разница — выгонят тебя или повесят?

Если повесят на доброй веревке, то уже не женят на злой бабе, а если выгонят, так летом мне море по колено.

Значит, ты уже не цепляешься за это место?

Нет, не скажи. Две зацепки у меня все-таки остались.

Выходит, что если одна лопнет, так другая останется, а если обе лопнут, то штаны свалятся?

Ловко отбрила, ей-богу, ловко! Продолжай в том же духе, и, если еще вдобавок сэр Тоби бросит пить, я буду почитать тебя за самую занозистую из всех дочерей Евы в Иллирии.

Ладно, негодный плут, придержи язык. Сюда идет госпожа: попроси у нее прощения, да как следует, с умом, — тебе же будет лучше. (Уходит.)

Остроумие, если будет на то воля твоя, научи меня веселому дурачеству! Умники часто думают, что они бог весть как остроумны, и все-таки остаются в дураках, а я вот знаю, что неостроумен, однако иной раз могу сойти за умника. Недаром Квинапал13 изрек: «Умный дурак лучше, чем глупый остряк».

Входят Оливия и Мальволио.

Благослови вас бог, госпожа!

Уберите отсюда это глупое существо.

Слышите, что говорит госпожа? Уберите ее отсюда!

Пошел вон, дурак, твое остроумие иссякло! Видеть тебя не могу! К тому же у тебя нет совести.

Мадонна, эти пороки можно поправить вином и добрым советом: дайте иссякшему дураку вина — и он наполнится; дайте бессовестному человеку добрый совет — и он исправится. А если не исправится, — позовите костоправа, и тот уж справится. Все, что поправлено, — только залатано: дырявая добродетель залатана грехом, а исправленный грех залатан добродетелью. Годится вам такой простой силлогизм — отлично; не годится — что поделаешь? Несчастье всегда рогоносец, а красота — цветок. Госпожа велела убрать глупое существо? Вот я и говорю: уберите ее.

Я приказала убрать тебя.

Какая несправедливость! Госпожа, cucullus non facit monachum15, а это значит, что дурацкий колпак мозгов не портит. Достойная мадонна, позвольте мне доказать вам, что это вы — глупое существо.

И ты думаешь, тебе это удастся?

Бессомненно.

Что ж, попытайся.

Для этого мне придется допросить вас, достойная мадонна: отвечайте мне, моя невинная мышка.

Спрашивай: все равно других развлечений нет.

Достойная мадонна, почему ты грустишь?

Достойный дурак, потому что у меня умер брат.

Я полагаю, что его душа в аду, мадонна.

Я знаю, что его душа в раю, дурак.

Мадонна, только круглый дурак может грустить о том, что душа его брата в раю. — Люди, уберите отсюда это глупое существо!

Мальволио, что вы скажете о нашем шуте? Он, кажется, начинает исправляться.

Еще бы! Теперь он все время будет исправляться, пока смерть не пришибет его. Старость только умным вредит, а дуракам она на пользу.

Дай тебе бог, сударь, скоропостижно состариться и стать полезным дураком. Сэр Тоби побьется об заклад, что я не лисица; но он и двумя пенсами не поручится, что ты не болван.

Что вы теперь скажете, Мальволио?

Не могу понять, как ваша милость терпит этого пустоголового мерзавца: недавно на моих глазах он спасовал перед обыкновенным ярмарочным шутом, безмозглым, как бревно. Видите, он сразу и онемел. Когда вы не смеетесь и не поощряете его, он двух слов связать не может. По-моему, умники, которые хихикают над остротами таких завзятых дураков, сами не лучше балаганных фигляров.

Мальволио, у вас больное самолюбие: оно не переваривает шуток. Человек благородный, чистосердечный и непредубежденный считает такие остроты безвредными горошинами, а вам они кажутся пушечными ядрами. Домашний шут не может оскорбить, даже если он над всем издевается, так же как истинно разумный человек не может издеваться, даже если он все осуждает.

Да ниспошлет тебе Меркурий умение складно врать14 в награду за твое доброе слово о шутах.

Входит Мария.

Сударыня, какой-то молодой человек у ворот очень хочет вас видеть.

От герцога Орсино, вероятно?

Не знаю, сударыня. Красивый юноша, и свита у него не маленькая.

А кто его не пропускает?

Ваш родственник, сударыня, сэр Тоби.

Уведите его оттуда, пожалуйста: вечно он несет всякую чепуху. Просто стыдно за него!

Мария уходит.

Пойдите вы, Мальволио. Если это посланец герцога, то я больна или меня нет дома — все что угодно, только спровадьте его.

Мальволио уходит.

Теперь ты сам видишь, сударь, что твои шутки обросли бородой и никого не смешат.

Ты так заступалась за нас, мадонна, словно твоему старшему сыну на роду написано быть дурачком. Желаю тебе, чтобы Юпитер не поскупился на мозги для его черепа, а то у одного из твоих родственников — вот и он, кстати! — pia mater16 совсем размягчилась.

Входит сэр Тоби.

Честное слово, он уже успел выпить! Дядя, кто это там у ворот?

Дворянин.

Дворянин? Какой дворянин?

Этот дворянин… (Икает.) А будь она неладна, эта маринованная селедка! — Как дела, дурень?

Достойный сэр Тоби!

Дядя, дядя, еще совсем рано, а вы уже дошли до такого неподобия!

Преподобия? Плевал я на преподобие! Пускай себе стоит у ворот!

Да кто же там, наконец?

Хоть сам черт, если ему так нравится, мне-то что? Уж кто-кто, а я врать не стану. Да что с вами разговаривать! (Уходит.)

Дурак, на кого похож пьяный?

На утопленника, дурака и сумасшедшего: с одного лишнего глотка он дуреет, со второго — сходит с ума, с третьего — идет ко дну.