Эрки Ауле - Воробьи улетели Страница 3

Стрелка нажимает «Yes»

Роман: Знаешь, я хотел у тебя прощение попросить.

Мать: Прощение? За что?

Роман: Я был очень противный сейчас и тогда — утром. Я стал себе много позволять.

Мать: Перестань. Что ты, Рома, это я стала в последнее время какой-то нервной. Все время мешаюсь тут и… Ладно, я пойду на кухню… (Но не идет.)

Роман: Что ты стоишь?

Мать: Я думаю, что мне надо с тобой поговорить.

Роман: Ты думаешь, или тебе надо?

Мать: Я хочу. Я уже давно хотела. Только не знала как это сделать. Для меня это очень сложно, а для тебя тем более… Может ты отвернешься от компьютера?

Роман: Да, я слушаю.

Мать: Только ты не думай что я преследую какую-то конкретную цель… То есть, цель конечно есть, но она связанна только с тем, что я не имею права скрывать от тебя что-либо…

Роман: Что ты хочешь мне сказать?

Мать: Ты извини, но мне действительно очень трудно просто взять и сказать тебе это… Поверь мне, я последнее время по 10 раз в день представляю себе этот наш разговор и никогда не дохожу до конца. Мне даже не верится, что я сейчас смогу тебе все это рассказать.

Роман: Почему ты не веришь? Я слушаю, рассказывай!

Мать: Пойми сынок я хочу тебе рассказать это только потому, что я тебя безумно люблю… Хотя раньше именно поэтому я тебе и не рассказывала.

Роман: Это касается моей болезни?

Мать: Да, это касается тебя и в частности твоей болезни.

Роман: Вы с отцом трахались пьяными?

Мать: Рома, перестань…

Роман: Вы упали с дивана?

Мать: Перестань шутить. Хотя ты прав, это касается меня и отца тоже.

Роман: Я знаю. Когда я родился вы хотели меня сдать в детдом?

Мать: Да, но это не совсем так.

Роман: Ой, я вспомнил! Когда я родился, то сам захотел пойти в детдом.

Мать: Нет, мы взяли тебя из детского дома.

Роман: (Пауза) Как взяли? Как я туда попал?

Мать: А как туда попадают? Кто-то отдал тебя туда, а мы взяли.

Роман: Зачем?

Мать: Зачем?! У нас не было детей, и врач сказал, что у меня вообще их быть не может. А мне было тогда двадцать два. Как тебе сейчас. Мы с Виктором любили друг-друга, а ребенок — единственное, чего нам не хватало.

Роман: А кто… Кто мои родители?

Мать: Я этого не знаю. Этого никто не знает. Мы взяли тебя трехмесячным и нам сказали только, что мать-одиночка отказалась от своего ребенка… Рома, я тебе это рассказала только для того, чтоб ты понял как я тебя люблю… Господи, какая же я дура… Мне так не хотелось тебе этого говорить, но когда мы тебя взяли, мы уже тогда решили, что ты должен когда-то узнать правду… Я откладывала это столько лет, но теперь ты совершеннолетний и ты в праве знать правду… Только я боялась… Ах, дура я… Прости меня…

Роман: За что? За что я должен тебя простить? За то, что ты мне правду сказала или за то, что ты взяла меня из детдома?

Мать: Я не знаю Рома. Не знаю. Мне кажется что мне не следовало этого говорить… Я чувствую теперь себя предательницей…

Роман: Я что с рождения был не нормальным?

Мать: Роман… Ты нормальный… Ты всегда был нормальным. Когда тебе было семь месяцев, у тебя начались судороги… Мы пошли с тобой в больницу. Сначала говорили что это пройдет. Потом… потом сказали, что это наследственное. Мне предложили тебя отдать, пока ты еще ко мне не прирос… Ведь болезнь была неизлечима… Предложили тебя заменить…

Роман: Ну да, срок гарантии еще не прошел…

Мать: Но что значит заменить. Ты ведь был уже мой ребенок, я с тобой ночами не спала, нянчилась. Ты мне улыбался. Да и не было ведь у тебя никого в этой жизни, кто б тебя любил. И отклонения твои были лишь физические, а умственно ты был совершенно здоров.

Роман: Прости меня.

Мать: За что Ромочка?

Роман: Тебя муж бросил из-за меня?

Мать: Ты в этом не виноват. Перестань. Это были наши личные проблемы, и в этом не стоит кого-то винить…

Роман: Он ушел когда мне был год?

Мать: Год и два месяца.

Роман: Он ведь… не хотел меня оставлять?

Мать: Видишь ли Рома, все не так просто. Когда мы собирались тебя взять… Ребенок в семье — это всегда…

Роман: Он предложил выбрать между мной и им?

Мать: Нет. Это я сказала, что от тебя не откажусь и пусть он сам выбирает: либо мы все вместе, либо… Но он не бросил нас. Он сказал, что он должен подумать, что он должен для себя решить…

Роман: Двадцать лет все еще решает… Или может он канал в Африке строит?

Мать: Так, наверное уже и чайник вскипел… Пойду посмотрю. (Встает и уходит на кухню.)

Роман: А он что и не был в Африке никогда? (Идет за ней.) Может он где-то здесь, в соседнем доме живет? Могу я с ним познакомиться?

Мать: Подожди Рома, давай сделаем перерыв. Мне надо успеть обед приготовить. А то мне сейчас надо уходить… Иди закрой в комнате окно, а то дует.

Звонит телефон

Мать: Ой, кто-то звонит. Возьми трубку, не мешайся мне здесь. Слышишь. Ну иди.

Роман идет к телефону и поднимает трубку. Затемнение

Четвертая сцена

Спальня Виктора и Евы.

Ева сидит и курит. Входит Виктор, говоря по сотовому телефону.

Виктор: Ну все, короче. Я буду иметь ввиду. Ах, Санёк, как ты меня подвел. Надо было ко мне сразу. Ну, ну. Так можно было ведь позвонить… Короче так… Как ты завтра двигаешься? Слушай, тогда может встретимся? Да перестань… Какие дела! Ладно договорились, сразу как освободишься перезвони мне… Все, я жду. Ну давай. (Бросает телефон и прыгает прямо в одежде на кровать.)

Ева: Витя!

Виктор: Ага, сейчас дорогая. (Перезванивает). Слышь, Сань, только ты эту папочку захватить не забудь. Ну все.

Ева: Витя.

Виктор: Ну.

Ева: Ты меня любишь?

Виктор: Ну Ева, ты же знаешь.

Ева: Ты меня любишь?

Виктор: Конечно.

Ева: Что конечно?

Виктор: Конечно я тебя люблю.

Ева: Тогда ты должен мне кое-что пообещать.

Виктор: Хорошо, я обещаю, что не буду критиковать, показывай свои туфли.

Ева: Я не о туфлях… Ты звонил сегодня?

Виктор: Дорогая, мы же договорились, что завтра утром.

Ева: Мы не о чем не договаривались. Это ты сказал, что позвонишь утром. Вот телефон, звони.

Виктор: Хорошо, сейчас блокнот принесу.

Ева: Номер здесь.

Виктор: Да, да. Вот видишь как чудесно. Ты вообще-то то правильно делаешь. Настойчивость — это хорошо. Да я ведь и сам тебя просил быть со мной настойчивой. Черт побери, а как легко все-таки поддаваться своим слабостям. Да каким, к черту, слабостям. Я просто за двадцать лет не фига не изменился. Как был дураком, так им и остался. Поверь мне дело не в страхе, да к черту страх, я и не боюсь, я просто убегаю. А убегаю сам не зная зачем. Да и куда убегаю. Никуда не убегаю. Вот ведь он — я. Мне только кажется, что я сейчас где-то в нейтральной зоне, а ведь я стою все там же, на поле боя, только спину повернул и глаза закрыл. Мне ведь скоро и повернуться то некуда будет. Мне сорок шесть лет. Поздно в жмурки играть. Вот ты спрашиваешь почему я за двадцать лет так и не развелся? А я не знаю. Я все время отворачивался. Двадцать лет! В это время миллионы людей влюблялись, женились, умирали. А я стоял на месте и жмурился. Почему? Я вообще удивляюсь, как я в своей жизни чего-то добился. Да и добивался ли я чего-то….

Ева: Витя, я люблю тебя не потому, что ты большой, сильный и красивый. А потому, что ты такой же как и я, маленький, слабый и глупый.

Виктор: Да, ну спасибо тебе, и я такой же молодой как ты.

Ева: Нет. Вот тут ты не прав… Ты намного моложе меня. Поэтому я тебе и помогаю позвонить…

Виктор: Не, ну действительно смешно. Знаешь, президенту позвонить для меня сейчас проще. Похлопотать за кого-нибудь другого всегда легко, а так, когда самому… да и еще по…

Ева: Так… набрала… Зовет! Бери трубку!

Виктор (берет трубку): Але, здравствуйте… Кто говорит?… Ааа… А как ты думаешь кто это? Ну да я тут давно не звонил, да что там не звонил, вообще не общался, да не только с тобой… но ты не думай, это самое…

Затемнение.