Николай Некрасов - Великодушный поступок Страница 3

Поверьте мне,-- не допущу,

Чтоб потерпел за грех мой Митя,

Я сам наказан быть хочу,

Его домой вы отпустите!

Укоры совести моей

Хочу раскаяньем исправить!

И не хочу к вине моей

Другой вины еще прибавить!

Я виноват, я это чувствую, простите, господин Миллер! простите! И поверьте, что я вперед буду лучше! Благородный поступок Мити сначала изумил и насмешил меня, потом проник до глубины сердца… я ужаснулся самого себя… Извините меня, товарищи.

Прости меня, мой Митя милый,

Великодушьем ты своим,

Как бы какой волшебной силой,

Всем сердцем завладел моим…

Полюбит, как родного, Митя,

Теперь тебя душа моя…

Митя (Миллеру).

Теперь и вы его простите

Так точно, как прощаю я.

(Заключает Ваню в объятья.)

Миллер (Мите). Поди обними меня, добрый мальчик… Вот, дети! будьте все на него похожи; действуйте так же великодушно; вы видите, он хотел собой для вас пожертвовать, но бог не допустил до этого; начав свое доброе дело, Митя, кроме того, избавил еще Ваню от дурной привычки быть скрытным и злопамятным. (Обнимает Митю.)

Митя. Но простите же его, добрый господин Миллер!

Миллер. Этого я не мог бы сделать без господина Шпринка, если б не был уверен, что он добр и охотно простит того, кто чистосердечно раскаивается и обещает исправиться… (Ване.) Прощаю вас, вы можете также идти домой, к своей маменьке, благодарите Митю…

Ваня. О, как хорошо быть добрым!

Миллер. И как легко! Стоит только положить себе правилом в жизни идти прямо и действовать открыто: честному человеку нечего стыдиться своих проступков… (Обращаясь к ученикам.) Ну, теперь вы все свободны, благодарите доброго Митю… Научитесь из этого примера быть добрыми, откровенными и незлопамятными… Играйте теперь и будьте спокойны! (Уходит.)

Хор учеников.

Мы недавно горевали,

Нам грозил голодный пост,

Просто так нас напугали,

Что мы все поджали хвост,

Но теперь мы все довольны,

Поиграем прежде здесь

И домой, счастливы, вольны,

Побежим конфекты есть…

А чтоб снова нам печали

Не случилося такой,

От проказ мы будем дале,

И пойдет всё чередой.

Мы теперь постигли ясно,

Что в проказах нет пути

И что истинно прекрасно --

Хорошо себя вести!

Варианты цензурованной рукописи (ЦР) ГЦТМ

С. 21.

После: Детский водевиль в одном действии -- Соч. Николая Перепельского

С. 22.

понимать / обижать

После: и позволит -- начато: но как оставить

Шпринку / Шприцу

С. 23.

Лоб его или затылок ~ как раз /

И как раз его затылок

Будет просто на п‹олу›

Шпринк / Шпруц

так / ‹опять?› так

тут / Начато: и они

С. 24.

Шпринк / Шпруц

Шпринк / Шпруц ‹›

Шпринк / Шпруц

Шпринк / Шпруц

С. 25.

Вы стул изломанный мне подали / Вы сударь стул изломанный мне подали

С. 26.

Миллер/ Господин Миллер

С. 27.

Перед: Ваня -- начато: На ‹чем?›

С. 28.

Шпринк / Штуц

Миллер /Господин Миллер

(Шпринку.) / (Штруцу.)

Шпринк / Штруц

Шпринк / Шрутц ‹›

Шпринк / Штуц

С. 29.

сестрицы что скажут / что скажут сестрицы

Что всё это / И что это

С. 30.

Ваня / Митя {По-видимому, описка.}

у Шпринка / у Шруца

просить отпуска / просить прощения

С. 31.

Я сам не знаю, отчего / Я сам не знаю почему

боялся я всего / боялся я всегда

С. 32.

у Шпринка / у Штруца

не допущу / я не хочу

мой Митя милый / любезный Митя

Полюбит ~ душа моя… / Ты братом будешь мне, мой Митя

С. 33.

не мог бы сделать / не могу сделать

Шпринка / Штруца

Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.

Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.

В 1841--1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).

Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и -- в особенности -- самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки "Горя от ума" и "Ревизора" не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.

Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было "Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни" (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых "детских водевилей". Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей "Утро в редакции" содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это "вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.

Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль "Шила в мешке не утаишь -- девушки под замком не удержишь", являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного "Невеста под замком". В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль "Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке". Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в "Утре в редакции", продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль "Актер" в отличие от "Феоклиста Онуфрича Боба…" имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.

В определенной степени к "Актеру" примыкает переводной водевиль Некрасова "Вот что значит влюбиться в актрису!", в котором также звучит тема высокого назначения искусства.

Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий -- 1842 -- год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей ("Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах", "Волшебное Кокораку, или Бабушкина курочка"). Однако в это время, жанровый и тематический диапазон драматургии Некрасова заметно расширяется. Так, в соавторстве с П. И. Григорьевым и П. С. Федоровым он перекладывает для сцены роман Г. Ф. Квитки-Основьянеико "Похождения Петра Степанова сына Столбикова".

После ряда водевилей, написанных Некрасовым в 1841--1842 гг., он впервые обращается к популярному в то время жанру мелодрамы, характерными чертами которого были занимательность интриги, патетика, четкое деление героев на "положительных" и "отрицательных", обязательное в конце торжество добродетели и посрамление порока.