Андрей Платонов - Том 6. Дураки на периферии Страница 38

Районный старичок. Здравствуйте! Тушите лампу, чего вы здесь сидите!.. Я из райцентра пеший пришел, за соревнованием гляжу!

Районный старичок берет из угла горницы красное знамя, свертывает его, берет к себе, а из своего запаса выделяет рогожное знамя и ставит его взамен.

Вершков. Ты за что нас обижаешь?

Районный старичок. Не заслужили, значит. Обыкновенное дело! (Уходит).

Хоз. Боюсь, Суенита Ивановна раздражаться будет…

Вершков. Это ничто… Надобно, Иван Федорович, что-нибудь народу дать, он не евши, плачет, лежит на земле.

Хоз. Я не слышу.

Вершков. Тут не слушать надо, а думать. Ну, послушай!

Растворяет окно правления. Слышна ругань мужчин и женщин — и редкий, отдаленный плач детей, мирный по своим звукам.

Хоз. Они не плачут, они ссорятся.

Вершков. Они друг друга грызут, это хуже слез. Народ от голода никогда не плачет, он впивается сам в себя и помирает от злобы.

Хоз. Закрой окно. Сколько дней Суениты Ивановны нету?

Вершков (закрывает окно). Девятые сутки ушли.

Хоз. А ты разве не хочешь есть?

Вершков. Нет, я живу от сознания, разве у нас от пищи проживешь?

Хоз. Пойди позови ко мне Ксюшу!

Вершков. Пользы не будет… Но сходить можно. (Уходит).

Хоз (один). Боже мой, жизнь, в чем твое утешение? Надо отчетность в райземотдел кончать…

Приходит Ксеня.

Ксеня. Я и сама бы пришла, я проснулась уже. (Дует в лампу и тушит ее. За окном, стоит ранний солнечный день). Давай наряд на задание.

Хоз. Ксюша! У тебя сердце болит — пусть оно отдохнет.

Ксеня. Это еще что такое за новости такие. А вдруг да ГПУ ребенка моего догонит, а я здесь, значит, лодырничала? Вот так симпатично будет!

Хоз. Ксеня, принеси мне чего-нибудь химического, я ослабел.

Ксеня (укрощаясь). Ну сейчас. А молочка не хочешь? У меня в грудях скопилось, все равно выдавливать на землю буду. Женское молоко полезно.

Хоз. Ну ступай, подои сама себя, принеси в бутылочке. А химию тоже не забудь!

Ксеня. Ладно уж. Без порошков-то жить не можешь!

Хоз. Умру.

Ксеня уходит.

Хоз. Я чувствую тепло человека в этой стране… Отчет в райзо закончен, слава богу. Книги писал, а никогда так не радовался. (Расписывается с размахом). Хороню!

Брань, крики женщин и плач детей слышатся сквозь закрытое окно. Быстро входит Вершков, за ним Берданщик с ружьем.

Вершков. Слышишь, как бормочут? Тебе надо, Иван Федорович, теперь на Берданщика опереться, у него ружье, он районной властью утвержден!

Берданщик. Это зря: ни к чему! Народ только между собой будет злиться, это всегда так, а посторонних он никогда не тронет.

Хоз. Ты, Филька, классовый враг! Народ надо кормить.

Берданщик. Вот верно сказано! Мы, старики, все знаем!

Вершков. А чем ты накормишь его? Только политически! Лозунг выпустишь из ума!

Хоз. Берданщик, возьми его под арест! Ты видишь — кулак проявляется!

Берданщик. Я вижу. Твое руководство работает хорошо.

Хоз. Отведи его в наш тюремный кузов, какой Антошка сделал.

Берданщик. Отведу. А народ кормить ты не раздумал?

Хоз. Нет. Исполняй свою службу!

Берданщик. Сейчас. Иль ты обиделся? (Выталкивает прикладом Вершкова вон). Иди прочь, двоякий человек! (Уходят оба).

Прибегает Ксеня с бутылочкой молока.

Ксеня. Дедушка Иван! Чего-то у нас там делается такое! Все орут, томятся, друг друга раздражают!

Хоз (беря у Ксени бутылочку). Твое молочко-то?

Ксеня. Мое. Из груди своей тебе нацедила, да не поспела всю бутылку налить — мужики так и рвут из рук, лопать хотят. Сначала облатки проглоти! (Дает Хозу порошки в облатках).

Хоз. Сколько у нас детей в колхозе — без твоего с Суенитой?

Ксеня. Обожди… (Считает шепотом). Семеро!.. Двоих схоронили — пятеро!

Хоз. А много у тебя молока в груди еще осталось?

Ксеня. И старого и малого накормлю — и в резервный фонд останется!

Хоз (отдает ей бутылку с молоком обратно). Ступай корми всех детей своим молоком. Сколько успеешь, пока себя всю иссосешь.

Ксеня (радуясь и удивляясь). А верно, дедушка Хоз! Чего я себя, дура, берегла, только мучилась!

Хоз. А мужчинам и женщинам дай из аптеки по одной химической облатке. Пусть съедят их, скажи, я велел, я тоже ими кормлюсь — второй век живу.

Ксеня. О, они умные, они терпеливые, дедушка Хоз! Им чуть-чуть дай только, у них сразу сердце болеть перестанет!

Хоз. Накорми их, Ксеня, из груди своей и из аптеки.

Ксеня. Иду, дедушка… (Уходит).

Хоз (глотает облатки и пережевывает их). Хорошо. Питательно!

Пауза.

Хоз (один). Буду жить на свете как Берданщик-сторож — стеречь случайности и фонды!

Незаметно, неслышно входит смеющаяся Суенита. Углубленный Хоз не видит ее.

Суенита. Здравствуй, дедушка Хоз!

Хоз. Суенита! Ты вернулась к нам, удивительная моя! А где твой ребенок?

Суенита. У нас в колхозе. Сейчас я его Фимке Кощункиной понянчить отдала, больше меня никто не видел. И Ксюшкин мальчик тоже цел — я обоих принесла, они живы!.. Сделай мне доклад о положении хозяйства!

Хоз. Обожди ты с этими бесчеловечными делами: хозяйство, доклад, положение! (Открывает окно в колхоз: в колхозе тихо, ничего не слышно, стоит светлое позднее утро). Тихо стало, народ наедается… Дай я тебя поцелую по старости лет!

Суенита. Ну ладно, поцелуй — я не засохну.

Хоз целует Суениту в лоб.

Хоз. Вечная моя! Как давно я искал тебя — сто лет.

Суенита. Я тогда на свете не была — напрасно искал.

Хоз. Я рождения твоего ожидал.

Суенита. Поздно явился — я уж сама рожаю.

Хоз. Я народ здесь кормлю. Мое руководство работает хорошо.

Суенита. Мы проверим.

Хоз. А хлеб наш колхозный и овцы где? Ты отняла их у классового врага?

Суенита. Мы догнали наш парусник на аэроплане. Потом его повернул к Астрахани катер ГПУ и взял на буксир.

Хоз. Ашурков где, я спрашиваю!

Суенита. Когда морское ГПУ начало гнаться за ними, они спустили в море половину нашего хлеба. Сорок овец потопили — остальные целы, и избушку нашу бросили — она поплыла-поплыла… А ребятишки наши, мой и Ксюшин, в трюме лежали, их сам Ашурков нянчил и плакал по ним, когда они его арестовали…

Хоз. Приличный человек!

Суенита. Да. Он меня любил когда-то в девушках, до ликвидации классов…

Хоз. Где хлеб и овцы наши, я тебя спрашиваю?

Суенита. Их Ашурков на нашем паруснике домой к нам из Астрахани везет.

Хоз. Какой Ашурков?

Суенита. Бантик бывший. Он по ветру едет, скоро мы парус на море увидим. С ним агент ГПУ плывет, до нас провожает.

Пауза.

Хоз. Ничто не ясно… Откуда же ты явилась?

Суенита. Из Астрахани же, старый человек! Мы с Антошкой и с детьми на аэроплане до совхоза долетели, а оттуда пешие прошли. Понимаешь ты? А Федьку Ашуркова я велела ГПУ простить и дать мне на воспитание, я из него колхозника-ударника сделаю, он годится лучше наших, я знаю! Он кроткий будет!

Хоз. Значит, это и есть классовая борьба! Ну что ж — пускай вращаются пустяки!

Суенита. А ты думал, это одно убийство!

Хоз. Хорошо. Классовый враг нам тоже необходим: превратим его в друга, а друга во врага — лишь бы игра не кончилась. А есть чего мы будем, пока Ашурков твой с добром приплывет?

Суенита. Химию, старичок! Ты игры не понимаешь!

Вбегает Ксеня и обнимает Суениту.

Суенита. Ксюша, мы опять с тобой две матери!

Ксеня. Опять, Сунечка моя!

Суенита. Дедушка Хоз, пошли ко мне Фильку Вершкова. Я его арестую.

Хоз. Я его уже арестовал!

Суенита. Ты молодец! Тогда пойди приведи его!

Хоз. Я схожу. Только несерьезно это все! (Уходит).87

Суенита. Ксюша, ну что?.. Где наши ребятишки?