Фридрих Дюрренматт - Визит старой дамы Страница 4

Оба. Вот мы и в Гюллене. Мы дышим, мы дышим, мы дышим этим воздухом, воздухом Гюллена.

Полицейский. А вы кто такие?

Оба. Мы при даме. Мы при даме… Она зовет нас Коби и Лоби.

Полицейский. Госпожа Цаханассьян будет жить в отеле «Золотой апостол».

Оба (весело). А мы слепые! А мы слепые!

Полицейский. Слепые? Тогда я вас провожу.

Оба. Спасибо, господин полицейский. Огромное вам спасибо.

Полицейский (с удивлением). Если вы слепые, откуда вы знаете, что я полицейский?

Оба. По вашему разговору. По вашему разговору. Все полицейские на свете разговаривают одинаково.

Полицейский (подозрительно). Вы хоть и приличные с виду мужчины, но, видно, не раз имели дело с полицией.

Оба (с радостным удивлением). Мужчины! Он нас принимает за мужчин!

Полицейский. Черт! А кто же вы такие?

Оба. Скоро поймете. Скоро поймете.

Полицейский (с недоумением). Однако вы, я вижу, весельчаки!

Оба. А нас кормят отбивными и ветчиной. Каждый день, каждый день.

Полицейский. На вашем месте я бы тоже веселился. Давайте руки, я вас провожу. Странный юмор у этих иностранцев… (Идет с ними в город.)

Оба. К Боби и Моби. К Роби и Тоби…

Смена декораций при поднятом занавесе. Станция и уборная уходят наверх. Холл гостиницы «Золотой апостол». Можно спустить сверху эмблему гостиницы — позолоченную фигуру апостола, которая так и останется висеть на середине сцены. Видны следы былого великолепия Сейчас все покосилось, облупилось, загрязнилось, обветшало. Бесконечная процессия слуг, которые вносят клетку и бесчисленные чемоданы, а потом уносят их наверх.

Справа сидят и пьют водку бургомистр и учитель.

Бургомистр. Чемоданы, видели, сколько чемоданов! А раньше пронесли клетку с диким зверем. Это — черный барс.

Учитель. Она сняла отдельную комнату специально для гроба. Странно.

Бургомистр. У знаменитых дам всегда свои причуды.

Учитель. Видно, она тут надолго расположилась.

Бургомистр. Тем лучше. Она у Илла в руках. Он называл ее — «моя дикая кошечка, моя колдунья». Он вытянет из нее не один миллион. Ваше здоровье, учитель. За то, чтобы Клара Цаханассьян воскресила предприятия Бокмана.

Учитель. И заводы Вагнера.

Бургомистр. И металлургическую фирму «Место под солнцем». Только бы они заработали, а там все пойдет как по маслу — и городская община, и гимназия, и вся наша жизнь.

Чокаются.

Учитель. Я-то уж ко всему притерпелся. Недаром больше двадцати лет правлю тетрадки гюлленских учеников. Но что такое страх, понял только час назад. Когда с поезда сошла старая дама, вся в черном, меня охватил ужас! Я подумал: вот она — парка, неумолимая богиня судьбы. И если бы ее звали не Клара, а Клото, все бы поняли сразу, что в ее руках нити человеческих жизней.

Входит полицейский и вешает каску на вешалку.

Бургомистр. Подсаживайтесь, вахмистр.

Полицейский (садясь). Служить в такой дыре радости мало. Но теперь мы оживем. Только что миллионерша с Иллом были в Петеровом сарае. Вот была трогательная картина. Оба полны благоговения, как в церкви. Неудобно даже было смотреть. А когда они отправились в Конрадов лес, я отстал. Ну и шествие! Впереди паланкин, рядом Илл, а позади камердинер и седьмой муж с удочкой.

Учитель. Сколько мужчин! Она гетера Лайда наших дней.

Полицейский. Да еще эти два толстяка. Сам черт тут ногу сломит.

Учитель. Ужас! Разверзлись врата ада!

Бургомистр. Не понимаю, что они там потеряли в Конрадовом лесу?

Полицейский. То же, что и в Петровом сарае. Обходят места, где когда-то бурлила их страсть.

Учитель. Неугасимый огонь! Как тут не вспомнить Шекспира? Ромео и Джульетту. Господа, я потрясен. Наконец-то наш город узнал кипение античных страстей.

Бургомистр. Ну что ж, выпьем за дорогого Илла, который не жалеет сил, чтобы облегчать нашу участь. Господа! За нашего любимого, за самого уважаемого гражданина нашего города и моего будущего преемника!

Эмблема гостиницы поднимается вверх. Слева входят четверо гюлленцев, вносят деревянную скамью без спинки. Первый встает на скамью, повесив на себя большое вырезанное из картона сердце с инициалами «А.К.». Остальные становятся полукругом с ветками в руках — они изображают деревья.

Первый. Мы теперь буки, мы теперь сосны.

Второй. Мы ели с зеленой хвоей.

Третий. Мы мох и густые заросли терна.

Четвертый. Подлесок и лисьи норы.

Первый. Мы вереницы облаков, мы птиц щебетанье.

Второй. Мы глухая чащоба леса.

Третий. Мы мухоморы и пугливые косули.

Четвертый. Мы шорох веток, мы призрак былой мечты.

Из глубины появляются двое громил, безостановочно жующих резинку; они вносят паланкин с Кларой Цаханассьян.

Рядом идет Илл. За ним бредут седьмой муж и дворецкий, который ведет за руки двух слепцов.

Клара Цаханассьян. Вот и Конрадов лес. Роби, Тоби, стойте.

Оба слепца. Роби и Тоби, стойте! Боби и Моби, стойте!

Клара Цаханассьян (выходит из паланкина, осматривается). Сердце, на нем — наши с тобой инициалы, Альфред! Буквы рассохлись, почти стерлись. Дерево выросло, оно стало толстым и старым, как мы с тобой… (Переходит к другим «деревьям».) Старая роща! Как давно я не бывала здесь, с самой юности, как давно я не пробиралась сквозь ветви, не ступала по темному мху… Эй вы, жвачные животные, мне опротивели ваши морды. Погуляйте-ка с паланкином там, за кустами! А ты, Моби, иди к ручью, по тебе соскучилась твоя рыбка.

Двое громил уходят с паланкином налево. Седьмой муж — направо. Клара Цаханассьян садится на скамью.

Гляди, косуля!

Третий убегает.

Илл. Охота сейчас запрещена. (Садится рядом с ней.)

Клара Цаханассьян. На этом валуне мы с тобой целовались. Больше сорока пяти лет назад. Мы любили друг друга в этих кустах, под этим буком, среди этих мухоморов, на этом мху. Мне было семнадцать, а тебе еще не было двадцати. Потом ты женился на Матильде Блюмхард, на ее мелочной лавочке, а я вышла замуж за Цаханассьяна, за его миллиарды. Он нашел меня в гамбургском публичном доме. Этот старый золотой жук запутался в моих рыжих волосах.

Илл. Клара!

Клара Цаханассьян. Эй, Боби! Сигару!

Оба слепца. Сигару, сигару!

Дворецкий подходит сзади, подает ей сигару и дает прикурить.

Клара Цаханассьян. Грешный человек, люблю сигары! Мне бы, конечно, полагалось курить сигары, которые выпускает мой муж, но нет у меня к ним доверия.

Илл. Я женился на Матильде Блюмхард ради тебя.

Клара Цаханассьян. У нее были деньги.

Илл. Ты была молода, красива. Тебя ждало будущее. Я хотел твоего счастья и ради этого пожертвовал своим.

Клара Цаханассьян. Ну что ж, это будущее настало.

Илл. Если б ты жила здесь, ты была бы такой же нищей, как я.

Клара Цаханассьян. Ты — нищий?

Илл. Разоренный лавочник в разоренном городке.

Клара Цаханассьян. Зато теперь деньги есть у меня.

Илл. С тех пор как ты ушла, у меня не жизнь, а ад.

Клара Цаханассьян. Я теперь сама сущий ад.

Илл. Дома мне поминутно тычут в нос нищетой; мы едва сводим концы с концами.

Клара Цаханассьян. Твоя Матильда не дала тебе счастья?

Илл. Главное, что счастлива ты.

Клара Цаханассьян. А как твои дети?

Илл. Они понятия не имеют, что такое идеалы!

Клара Цаханассьян. Ну, идеалы они еще найдут.

Илл молчит.

Илл. Я веду жалкую жизнь. Ни разу толком не выезжал из Гюллена. Один раз съездил в Берлин и один раз в Тессин, вот и все.

Клара Цаханассьян. И незачем ездить. Я знаю свет…

Илл. Потому что ты могла разъезжать.

Клара Цаханассьян. Потому что мир принадлежит мне.

Илл молчит. Она курит.

Илл. Теперь здесь все будет по-другому.

Клара Цаханассьян. Да.

Илл (осторожно). Ты нам поможешь?