Юрий Нагибин - Колокола Страница 4

Иван. Газеты надо читать, поп, а не один Псалтырь.

Баба. Больно грамотный стал.

Иван. Точно! И тебе, баба Паня, советую! Сползла бы с печи да послушала умные речи лектора!

Мужик. Не дадим колокола срывать!!!

Иван. Ты, Силыч, не шуми! Лучше пойди да перепрячь хлебушко, какой от государства утаил. Мы твой тайничок знаем!

Мужик. Небось комса донесла?

Иван. Не оскорблять смену! Заткни хлебало!

Мужик. Сам заткнись! Развонялся!

Баба. Народ от тебя устамши!

Иван. Э нет! Ты не путай! Настоящий народ в поле! Он с вами не пошел! А здесь собрались одни пузатые да Богом обиженные!

Мужик. Да чего с ним говорить. Не дозволим колокола трогать, и баста!

Иван. За мной! (Скомандовал Иван и с вооружившимся активистом, прорвав цепь, кинулся в сторону церкви. Толпа ринулась следом.)

Свет гаснет, тихо звучит «Варшавянка».

По хозяйству хлопочет Марина. Входит Наталья Александровна.

Наташа. Я думала, у тебя тут теплее.

Марина. Откуда теплу взяться? Готовлю на двух полешках!

Садятся, пьют чай. Молчат. Тихо звучит «Варшавянка».

Марина. Сергей Васильевич, поди, совсем замерз!

Наташа. Зря он шубу заложил!

Марина. Мне бы, дуре, подменить его!

Входит Рахманинов. Сгорбившись, стуча нога об ногу, держа руки за пазухой, дрожа и не двигаясь с места, стоит вконец закоченевший человек. Наталья Александровна и Марина помогают ему раздеться. Рахманинов садится за стол и обнимает горячий чайник.

Большая пауза.

Наташа. Без происшествий?

Рахм. Так точно! Впрочем, я видел Ивана!

Марина. Где?

Рахм. Возле нашего дома. Он проехал на грузовике. Вид самый боевой: выправка, патроны крест-накрест!

Марина. Вот неугомонный. И сюда принесло!

Рахм. Ваш жених — человек слова: обещал «достать» меня в Москве и достал.

Марина. Да не бойтесь, Сергей Васильевич… Он больше шумит!

Марина наливает чай и уходит.

Наташа (заметила что-то неладное в глазах Рахманинова). Что с тобой? Неужели тебя так расстроила встреча с Иваном?

Рахм. Не больше, чем все остальное! Я просто не могу забыть, как он в Ивановке выбрасывал мой рояль из окна. Но дело не только в Иване. (Пауза.)

Наташа. Что-нибудь серьезное?

Рахм. Наташа!.. Я нищий! На имение Ивановку я потратил почти все, что за свою жизнь заработал. И ее больше нет!.. Жалкие гроши, оставшиеся в банке, не выдают на руки, да их не хватит и на полгода. Гастролей нет и не будет! Артистическая жизнь кончилась — всерьез и надолго. (Пауза.) Я нищий музыкант. Я работал как пахарь, как сапожник, как фабричный, как каторжник, а меня приравняли к банкирам, ростовщикам, спекулянтам. Отобрано все. На очереди квартира! Товарищ Черняк уже говорил об уплотнении — хорошее новое слово «уплотнение»!

Большая пауза.

Наташа. Ну, дальше?

Рахм. Я получил приглашение из Швеции. Условия сносные. А там, глядишь, подвернется что-нибудь другое.

Наташа (после паузы). Что-нибудь другое. А ты не боишься, что гастроли затянутся?

Рахм. Не вынуждай меня к тому, что я все равно не могу сказать. Разве Родину бросают? Сейчас мы должны жить только сегодняшним днем. Мне надо зарабатывать… (Пауза.)

Наташа. Значит, мы уезжаем?

Рахм. На гастроли! Не вечно же будет ночь над Россией… Вернутся и свет, и музыка. А всеобщий Иван отложит винтовку, которая слишком легко стреляет…

Затемнение.

С одуряющей силой звучит 2-я часть Второй симфонии, картина вьюги, метели.

По верхней дорожке проходит закутанная в шубу и платок Марина, дежурившая вместо Рахманинова, за нею плетется Черняк.

В комнате ощущение беспорядка в связи с отъездом хозяев. Входит Марина, раздевается. Услышав окрик, вышла, вернулась с Иваном. Иван останавливается в стороне, осматривается.

Марина. Явился, не запылился! Чего встал, проходи! Сколько в Москве, а весточки не подал.

Иван. Да мы контриков добивали. По суткам не спамши. А ты почем знаешь, что я в Москве?

Марина. Как не знать, когда ты на грузовике мимо нашего дома катаешься!

Иван. Верно, мать честная! Проезжали мы тут. Чего же не откликнулась?

Марина. Это Сергей Васильевич тебя видел. Он дежурил…

Иван. А я его не признал. Куда все подевались?

Марина. А ты нешто к ним в гости пожаловал?.. Уехали! На гастроли!

Иван. Это куда же?

Марина. В Швецию.

Иван. К буржуям? Бежали, значит. Как крысы с тонущего корабля.

Марина. Ладно врать-то. Не на сходке.

Иван. Опять ты за них заступаешься?

Марина. Поехал человек с концертами. Что ему тут с голоду умирать?

Иван. Как народ, так и он… Чем он лучше?

Марина. Он — Рахманинов. Таких, как мы, тринадцать на дюжину, а таких, как он…

Иван. И одного нет!

Марина. Выматывай! А то дежурного позову.

Иван. Валяй! Он у меня сразу назад в мамку запросится!

Марина. Эх, грубило! Ладно, герой, жрать хочешь?

Иван. Люблю тебя, Марья! Всю жизнь по тебе тоскую! А все из-за этих… Заели они твой век.

Марина. Опять за свое. Картошек сварить?

Иван. И поджарить можно, я сальце принес. (Достал сверток, отдал Марине.) Теперь ты вольная птица! Так что собирайся и — айда!

Марина. Это куда же?

Иван. Домой! В Ивановку. Посылают меня на родину, революцию доделывать.

Марина. А я-то зачем?

Иван. Хорошее дело! Жена должна жить при муже. Мы завтра окрутимся и на вокзал.

Марина. Никуда не поеду. Мое место здесь!

Иван. Чего тебе тут делать! Мышей сторожить?

Марина. Не мышей, а имущество. Квартиру. Только отвернись — мигом все растащат!

Иван. Может, хватит, Марина? Ну, служила людям — ладно, но нельзя же барахлу служить. Нельзя жизнью жертвовать из-за ложек, поварешек. Неужто я тебе дешевле, чем их шмотки?

Марина. Не в шмотках дело. В доме. Должен быть дом, чтоб люди вернулись.

Иван. О себе хоть немножко подумай!.. И обо мне. Стареем мы! Сейчас еще можно семью заложить, а дальше что?

Марина. Богом тебе клянусь, как вернутся, я приеду к тебе, где б ни был ты!

Иван. Господи! Две любви были у меня за всю жизнь: ты и революция. А я только революции нужен, с ней и останусь. Думал, вдвоем поедем, но к тебе разве достучишься?

Марина. Ты давно достучался, Ваня! Считай, что я поехала с тобой. Только другим поездом… А сейчас не томись понапрасну. Я постирушку затеяла, давай грязное белье, и самого тебя помою.

Растерявшийся было Иван осмелел, снимает с себя доспехи — кожаную куртку, пулеметные ленты, кирзовые сапоги…

Звучит финальная музыка — этюд № 4 (образ дороги, несущейся сказочной тройки-птицы).

Конец I акта

АКТ ВТОРОЙ

Справа — место действия Рахманиновых (его квартира, и сцена, и номера в гостинице, и т. д.). Слева — все, что касается российских сцен (вход в подмосковную квартиру, сцены отступления Красной Армии и, наконец, сцена под Сталинградом). Звучит этюд № 4 (образ дороги — сказочной тройки-птицы).

Ведущий (на фоне музыки). Началась изнурительная, выматывающая работа, не оставляющая времени для творчества. Любитель налаженного, прочного быта лишился точки прикрепления к земной тверди. Его дом был на колесах, как у цыгана, хотя кибитка имела вид комфортабельного пульмановского вагона и тащил ее мощный локомотив, а не заморенная лошаденка. Лос-Анджелес, Атланта, Филадельфия, Бостон, Чикаго. Приехали, отыграли концерты и снова в путь. В безостановочной гонке минуло десятилетие. Недолгий отдых Рахманиновы проводили в Швейцарии.

Этюд № 4 затихает, звучит 3-я часть Элегического трио (образ душевного смятения, отчаяния).

Вид на берег озера. За чайным столом Рахманинов и Наталья Александровна.

Рахм. Кажется, я нашел, что нужно. Прекрасный вид, кругом вода. Правда, говорят, место дождливое. А разве в Ивановке не шли все время дожди?