Григорий Горин - Тот самый Мюнхгаузен Страница 4

Баронесса. Слава богу, и у вас не выдержали нервы!

Бургомистр (Рамкопфу). Генрих, как адвокат скажите: что ему грозит?

Рамкопф. Честно говоря, даже и не знаю… В кодексе не предусмотрен такой случай.

Баронесса. Двадцать лет тюрьмы! Я требую – двадцать лет! Столько, сколько я была за ним замужем.

Феофил. Для меня и это не спасение… Тюрьма, больница… Все равно скандал, сплетни – и мне всю жизнь оставаться корнетом!.. Господин бургомистр, давно хочу спросить: я могу изменить фамилию?

Бургомистр. Разумеется. Женитесь и возьмите фамилию жены.

Феофил. Легко сказать – женитесь! А кто пойдет за Мюнхгаузена?!

Бургомистр. Возьмите фамилию вашей матушки. Феофил фон Дуттен – красиво!

Баронесса. Перестань, Фео!.. Все равно будут говорить: «Это тот фон Дуттен, который бывший Мюнхгаузен». Лишний повод для шуток.

Феофил (в отчаянии). Значит, нет выхода? Нет! Дуэль, только дуэль!..

Входит Фельдфебель. Его парик сдвинут, под глазом здоровенный синяк.

Фельдфебель. Он идет, господин бургомистр!

Бургомистр. Что с вами?

Фельдфебель. Вы велели применить силу…

Бургомистр. Вам, а не ему!.. Где его нашли?

Фельдфебель. Он сидел в трактире.

Рамкопф (с усмешкой). Странное место для проведения войны.

Входит Мюнхгаузен. На нем военный мундир со шпагой.

Мюнхгаузен (весело). Добрый день, господа!.. (Жене.) Здравствуй, Якобина! Та отворачивается. Господин Рамкопф! Тот отворачивается. Здравствуй, сын! Феофил в бешенстве отбегает в угол. Вы позвали меня помолчать?!

Бургомистр. Это я вас позвал, дорогой Карл… Мне тут сообщили довольно странное известие… Даже не знаю, как и сказать. Ну… будто бы вы… объявили войну… Англии…

Мюнхгаузен (достав часы). Пока еще нет. Война начнется в четыре часа, если Англия не выполнит условий ультиматума.

Бургомистр. Ультиматума?

Мюнхгаузен. Да! Неделю тому назад я им выслал ультиматум!

Бургомистр (нервно). Кому «им»? Выражайтесь понятней!

Мюнхгаузен. Королю Георгу и парламенту. Я потребовал от них прекратить бессмысленную войну с североамериканскими колонистами и признать их независимость. Срок ультиматума истекает сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Если мои условия не будут приняты, я начну войну!

Рамкопф. Интересно, как это будет выглядеть? Вы станете палить по ним отсюда из ружья или пойдете в рукопашную?

Мюнхгаузен. Методы ведения кампании – военная тайна! Я не могу ее разглашать, тем более в присутствии штатских!

Бургомистр (решительно). Так!.. Господин барон, я думаю, нет смысла продолжать этот бесплодный разговор. Послав ультиматум, вы тем самым перешли всяческие границы! (Кричит.) Война – это не покер! Ее нельзя объявлять когда вздумается! Вы арестованы, господин барон!.. Фельдфебель, примите у господина барона шпагу!

Фельдфебель (нерешительно). Если он отдаст…

Мюнхгаузен. Господин бургомистр, не делайте глупостей. Я знаю, вы достойный человек, в душе вы тоже против Англии…

Бургомистр. Это никого не касается!

Мюнхгаузен. Моя война тоже касается только Англии и меня.

Бургомистр. Барон! Как старший по званию приказываю сдать шпагу!

Феофил (решительно подошел к отцу). Господин барон, я вызываю вас на дуэль!

Бургомистр (нервно). Подождите, Феофил! (Мюнхгаузену.) Сдайте шпагу!

Феофил (выхватил шпагу). Защищайтесь!

Мюнхгаузен (сердито). Да разберитесь вы между собой, в конце концов!

Вбегает Томас.

Томас. Господин барон, вы просили вечернюю газету!

Мюнхгаузен. Ну-ка? (Берет газету, просматривает, молча протягивает Бургомистру.) Тот смотрит в газету.

Феофил. Что там еще?

Бургомистр (упавшим голосом). Англия признала независимость Америки.

Мюнхгаузен (взглянув на часы). Без десяти четыре!.. Успели!.. Их счастье! (Всем.) Честь имею! (Уходит в сопровождении Томаса.)

Рамкопф. Немыслимо!

Баронесса (Бургомистру). Вы его отпустили?

Бургомистр. Что ж я мог?..

Рамкопф. Но ведь это чудовищное совпадение!

Баронесса. Вы не бургомистр – вы тряпка!

Бургомистр. Сударыня, ну что вы от меня хотите? Англия сдалась…

Затемнение

Картина третья

Просторное помещение городского суда. В центре – кресло, которое занимает ганноверский Судья – пожилой мужчина, в мантии и пышном парике. Рядом с ним сидят Бургомистр и Пастор. Чуть впереди – Баронесса, Рамкопф и Феофил. По другую сторону – Мюнхгаузен. В глубине сцены за клавесином сидит Музыкант.

Судья. Объявляю судебное заседание по делу о разводе барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена и баронессы Якобины фон Мюнхгаузен открытым!

Музыкант заиграл гимн герцогства Ганноверского. Все стоя выслушали его.

Господин бургомистр, прошу вас!

Бургомистр (обращаясь к зрителям). Господа! С большим волнением я приступаю к своей речи. Процесс, на котором мы с вами присутствуем, поистине можно назвать необычным и даже уникальным, ибо в каждом городе Германии люди женятся, но не в каждом разрешены разводы. Именно поэтому первое слово благодарности наш магистрат приносит его величеству герцогу Георгу, чья всемилостивейшая подпись позволила нам стать свидетелями этого праздника свободы и демократии!

Аплодисменты.

Господа! Нам выпало счастье жить в просвещенном восемнадцатом веке, навсегда сбросившем с себя рубище средневековья, прикрывавшее духовное невежество и мракобесие инквизиции. Сколько трагедий описывает нам история, сколько криков отчаяния доносится к нам из глубины веков – это крики супругов, лишенных возможности расстаться! Вспомним историю английского короля Генриха Восьмого, вынужденного послать на плаху свою супругу Анну Болейн и топором палача разрубить узы неудачного брака. Вспомним Иоанну Первую, Неаполитанскую, которая из-за любви к другому повесила собственного супруга на шелковом шнуре, который сама же сплела…. Нет, господа, мы не католики, чье застарелое ханжество не позволяет супругам расстаться, когда умерли их чувства. Но мы, слава богу, и не магометане, чье духовное невежество разрешает иметь несколько жен там, где достаточно одной. Мы лютеране, и учение, завещанное нам Лютером, гласит: «Неверное да будет уничтожено, истинное да будет узаконено!» (Садится.)

Судья (Пастору). Ваше преподобие, вы желаете сказать?

Пастор (вставая). Я с большим интересом выслушал речь господина бургомистра и благодарю его за слова, сказанные в адрес духовной консистории. Однако действия церкви нельзя было признать гуманными, если б она, благословляя разрыв супружества, не попыталась бы вначале его восстановить. Поэтому сейчас, обращаясь с этой высокой кафедры, я хочу сказать: дети мои! Внемлите своему духовному пастырю. Откройте нам причины, побудившие вас разрывать союз, благословенный Богом. Да не смутят вас эти стены и мантии, здесь не суд, а исповедь, и покаяние есть благо! (Садится.)

Рамкопф (вставая). Ваше превосходительство, разрешите?

Судья кивает в знак согласия.

Господа! Я являюсь адвокатом баронессы и хотел бы изложить вкратце суть дела, опуская, естественно, те пикантные подробности, которые могли бы поставить мою подзащитную в неловкое положение. Итак, двадцать лет назад здесь, в Ганновере, случайно встретились молодой барон Карл фон Мюнхгаузен и баронесса Якобина фон Дуттен. Ему двадцать пять, ей и того меньше, он унтер-офицер, она хороша собой, они словно созданы друг для друга… Их повенчали в Ганноверском соборе, и вскоре, в результате тех пикантных подробностей, о которых я обещал не говорить, у них родился мальчик Феофил, ныне сын истца и ответчицы, наш юный корнет.

Феофил (недовольно). При чем тут «корнет»?

Судья. Господа, прошу не перебивать!

Рамкопф. Я продолжаю… Любили ли супруги друг друга? Безусловно! Но нет, их жизнь не протекала тихо и безмятежно. Странный характер господина Мюнхгаузена, его склонность к преувеличениям и нелепым фантазиям часто омрачали супружеское счастье. Обращаю внимание суда на тот факт, что фантазии барона вспыхивали именно тогда, когда у него появлялся интерес на стороне. Стоило возникнуть мимолетному увлечению – Мюнхгаузен тут же начинал охотиться на тигров, летать на ядрах и тому подобное… Господа! Всякий муж, возвращаясь домой после недельного отсутствия, пытается обмануть жену, но не всякий додумается до того, чтобы утверждать, что он был на Луне! И все-таки моя кроткая, беззащитная подзащитная пыталась закрывать на это глаза. Она гасила пожар негодования во имя тепла семейного очага. Однако в последний год, когда господин Мюнхгаузен повстречался с некой девицей по имени Марта, дочкой аптекаря, его чудачества достигли апогея. Он стал уноситься к звездам, беседовать с Сократом и переписываться с Шекспиром. Этого уже ни один нормальный человек выдержать не может! И баронесса покинула замок. Вот и вся история! Вам, уважаемые судьи, решать: кто виновен в осквернении священных уз Гименея! Что касается вас, господин Мюнхгаузен, то баронесса поручила сказать мне следующие слова: «Карл! Я и сейчас готова все простить! Образумься, покайся, смирись, и я вновь прижму тебя к своей груди!» (Садится, довольный произнесенным.)