Уильям Шекспир - Много шума из ничего Страница 4

А графа Хуана не было за ужином?

Я не видел его.

Какое кислое выражение лица у этого господина! Стоит на него взглянуть — и меня потом целый час изжога мучает.

Он очень меланхолического нрава.

Вот если бы взять среднее между ним и Бенедиктом, превосходный вышел бы человек: один — совсем истукан, ничего не говорит; другой, как любимый сынок, вечно болтает без умолку.

Значит, если бы половину языка синьора Бенедикта в уста графа Хуана, а половину меланхолии графа Хуана на лицо синьора Бенедикта…

…да еще вдобавок стройные ноги, дядюшка, и побольше денег в кошельке. О, такой мужчина покорил бы любую женщину в мире, если бы только мог заслужить ее благосклонность!

Право, племянница, ты никогда не найдешь себе мужа, если будешь так остра на язык.

Да, уж очень любит она бодаться.

Не страшно! Ведь говорят: «Бодливой корове бог рог не дает».

Так ты думаешь, что и тебе бог рог не даст?

Конечно, если он не даст мне мужа, о каковой милости я коленопреклоненно молю его денно и нощно. О господи! Бородатый мужчина — какой ужас! Да я лучше соглашусь спать на шерстяных простынях!

Может попасться и безбородый.

А что мне с ним делать? Одеть его в мое платье и сделать своей горничной? У кого есть борода, тот уже не юноша; у кого ее нет, тот еще не мужчина. Если он уже не юноша, он для меня не годится; если он еще не мужчина, я для него не гожусь. Лучше уж наймусь к вожаку медведей и буду водить его обезьян в аду.13

Что же это, ты намерена отправиться в ад?

Нет, только до ворот, дядюшка! Там меня встретит дьявол — этот старый рогоносец — и скажет: «Ступай на небо, Беатриче, ступай на небо! Тут вам, девицам, нет места!» Тогда я ему оставлю обезьян, а сама — к святому Петру на небеса. Он мне укажет, где помещаются холостяки, и тут пойдет у нас веселье день-деньской.

(к Геро)

А ты, племянница, надеюсь, будешь повиноваться отцу?

О, конечно. Кузина сочтет своим долгом присесть и сказать: «Как вам будет угодно, батюшка!» — Но смотри, кузина, пусть это будет красивый малый, а то лучше присядь в другой раз и скажи: «Как будет угодно мне, батюшка!»

Хорошо-хорошо, племянница. А я все-таки надеюсь в один прекрасный день увидеть тебя замужем.

Нет, пока бог не создаст мужчину из какой-нибудь другой материи, чем земля! Не обидно ли для женщины чтобы ею управлял комок земли? Отдавать отчет в своем поведении куску грубой глины!14 Нет, дядюшка, я этого не желаю. Все мужчины мне братья по Адаму, а выходить за родственников я считаю грехом.

Помни, дочка, что я тебе сказал: если принц будет просить твоего согласия, ты знаешь, что ему ответить.

Он погрешит против музыки, кузина, если посватается не в такт. Если принц будет слишком настойчив, ты скажи ему, что во всякой вещи надо соблюдать меру, протанцуй ему свой ответ. Потому что — поверь мне, Геро, сватовство, венчанье и раскаянье — это все равно что шотландская джига, менуэт и синкпес15. Первое протекает горячо и бурно как джига, и так же причудливо; венчанье — чинно и скромно, степенно и старомодно, как менуэт; ну, а потом приходит раскаянье и начинает разбитыми ногами спотыкаться в синкпесе все чаще и чаще, пока не свалится в могилу.

Ты все видишь в дурном свете, племянница.

У меня хорошее зрение, дядюшка. Днем могу даже церковь разглядеть.

Вот и маски, братец. Дадим им место.

Входят дон Педро, Клавдио, Бенедикт, Бальтазар, дон Хуан, Борачио, Маргарита, Урсула и другие, в масках.

Не угодно ли вам пройтись с вашим поклонником, синьора?

Если вы будете идти медленно, смотреть нежно и ничего не говорить, я готова пройтись с вами, — особенно чтоб уйти в сторону.

Вместе со мной?

Может быть, и так, если мне вздумается.

А в каком случае вам это вздумается?

Если мне понравится ваше лицо. А то вдруг, упаси боже, лютня окажется такой же, как футляр!

Моя маска — вроде крыши Филемоновой хижины: внутри нее — Юпитер.16

Так отчего же на ней нет соломы?

Говорите тише, если хотите потолковать о любви.

(уводит ее в сторону)

Хотел бы я вам понравиться!

А я бы этого не хотела — ради вас самих, потому что у меня очень много недостатков.

Ну, например, хоть один.

Я молюсь вслух.

Тем более вы мне милы: кто будет вас слушать, может приговаривать: «аминь».

Пошли мне боже хорошего танцора!

Аминь.

И убери его с глаз моих, как только танец кончится! Ну что же, пономарь?

Ни слова больше: пономарь получил ответ.

Я вас узнала: вы синьор Антонио.

Даю слово, нет.

Я вас узнала по тому, как у вас голова трясется.

Сказать по правде, я его передразниваю.

Нет, так ловко это проделывать умеет только сам синьор Антонио. И рука у вас сухая и с той и с другой стороны,17 точь-в-точь как у него. Узнала, узнала!

Даю слово, нет.

Полно, полно! Вы думаете, я не узнаю вас по вашему замечательному остроумию? Разве талант можно скрыть? Будет, не спорьте: вы — Антонио, вы — Антонио. Достоинства всегда обнаруживаются — и дело с концом!

Вы так и не скажете мне, кто это вам говорил?

Простите, нет.

И не скажете мне: кто вы?

Пока — нет.

Что я капризница и что все мое остроумие заимствовано из «Ста веселых рассказов»18 — это, наверно, сказал синьор Бенедикт.

А кто он такой?

Я уверена, что вы его отлично знаете.

Уверяю вас, нет.

Он ни разу не заставлял вас смеяться?

Да кто же он такой, скажите, пожалуйста!

Принцев шут, совсем плоский шут. Единственный его талант — выдумывать самые невероятные сплетни. Нравится он одним только распутникам, да и те ценят в нем не остроумие, а подлость. Он одновременно забавляет людей и возмущает их, так что они и смеются и колотят его. Я уверена, он где-нибудь здесь крейсирует. Хотела бы я, чтобы он причалил ко мне.

Когда я познакомлюсь с этим господином, я передам ему ваш отзыв о нем.

Сделайте милость! Он только разразится на мой счет двумя-тремя сравнениями; а если этого никто не заметит и не рассмеется, он погрузится в меланхолию — и тогда за ужином уцелеет какое-нибудь крылышко от куропатки, потому что в этот вечер шут не будет ужинать.