Андре Бретон - Как Вам угодно Страница 4

ЛЕТУАЛЬ: Случается, что я в течение многих часов меряю сотни шагов от дома до дома или от дерева к дереву, в сквере. Гуляющие улыбаются моему нетерпению, но я не жду никого.

СТЕНОГРАФИСТКА: Я никогда не забуду Вас.

ЛЕТУАЛЬ: Забытье как ветер собирает листья у дверных ступеней, потом снова разгоняет их.

СТЕНОГРАФИСТКА: Есть и другое, что взвивается вихрем, серые вечера праздников и те противоречивые распоряжения, что Вы отдаете. Это приближение полуночи, в руках удовольствия, когда удивление матери и братьев уже не примешь, и потеряешь всякое чувство ошибки. Тогда с закрытыми глазами клонишься к попечению дерева. Кажется, все кончилось, страха быть разбуженной нет. Большие магазины вспыхнут, и молитвы придут: земной рай далеко. Ты быстро обернешься на жестяное солнце, и сердцем примешь весь разбой, который только может сейчас происходить во всех концах света.

ЛЕТУАЛЬ: То, как Вы раскрываете журнал, чарует меня; но тот молодой человек, которого я отдал под арест, ничего Вам не сделал.

СТЕНОГРАФИСТКА: Случай раскладывает цветы, которые мы любим. Вам останется ставить свое счастье на зеленый.

Садится на корточки в углу комнаты.

ЛЕТУАЛЬ: Опасность появляется тогда же, что и Ваши черные волосы, эти маленькие руки на стене (Она кладет руки на решетку окна). Что это значит: Проход воспрещен? Очаровательное молчание Ваших губ отняло бы блеск у венца мученика с той же легкостью, что у карманного зеркальца. Но в моем случае нет никакого восторга. Действие завлекает меня так же мало, как все остальное, и если Вы внимательно посмотрите на мой галстук, не поверите увиденному в красивом кашемире очарованию, которого больше нет.

ЛЕФЕВБР, входит без стука: Шеф, у нас с товарищами будет к Вам разговор.

За ним Куртуа, Хирш и Леви.

Вы заставили нас обещать, что мы будем слушаться Вас без рассуждений, но нельзя все время работать, не зная, что делаешь.

ЛЕТУАЛЬ: Ну и что вы хотите, чтобы я вам сказал?

ХИРШ: Здесь как на каторге. В поте лица двигаем с места на место груз камней, не зная, поступит ли команда начать все сначала. Только занимаем вершину, как тут же оставляем ее.

ЛЕТУАЛЬ: А какое вам дело? Вам не платят за это?

КУРТУА: Не говоря уже о том, что стыдно смотреть, как через твои руки проходит столько бесполезных денег, как через руки кассира. Трудно возвращать бумажники. И после разбирательства - как знать, не вызовут ли проявления прямого благородства необходимости объясняться?

Одобрение собравшихся.

А как-то раз мы по Вашему приказу переоделись и следили друг за другом.

Общее возбуждение.

ЛЕТУАЛЬ, поднимается, заложив руки в карманы, смотрит в окно: Я не обязан давать никаких разъяснений. Если Вы недовольны, я вас не удерживаю (снова садится).

Молчание.

ЛЕТУАЛЬ: Лефевбр, к ночи будьте в Бютт-Шомон. Постарайтесь войти в доверие к первому, кто задержится на мосту. Найдите способ привести его сюда.

Лефебвр вопросительно смотрит на товарищей.

Вам понятно?

ЛЕФЕВБР: Да, шеф.

ЛЕТУАЛЬ, к Леви: Круглая капля воды в течение двух минут падает с облака, в котором она образовалась. Принимая во внимание, что до падения она была разделена на десять равных круглых капель между теми и другими - какое время будет падать все это скопище капелек? Мне нужно знать об этом сегодня же. (Двум остальным.) Я благодарю вас.

Выходят.

Телефонный звонок.

ЛЕТУАЛЬ, подходя к аппарату: Алло! Да, это я... Спасибо, неплохо... Ничего... Позже? Кто знает... Я давно уже видел, как все деревья теряют свои листья... Там есть все, о чем мечтаешь во сне, но этого "там" не существует. И всегда будет только - здесь... Я смотрю на капли дождя, которые как мгновения моей жизни стекают по стеклу... Часы, которые уже никогда не вернутся, кажутся веками... Тем лучше! Тех радостей, которые я долгое время желал, я больше не хочу - оттого, что они на расстоянии моих вытянутых рук. Я знаю и завтра, и послезавтра, и все остальные дни... Будущее это заросли, которые всегда перед глазами... В ушах плещет: это колокола славы...

Решительно входит ЛЕФЕВБР: Шеф, полиция, у Вас нет времени бежать.

ЛЕТУАЛЬ, будто издалека: Ты уверен в том, что говоришь?

Стучат.

ЛЕТУАЛЬ: Кто там? (Молчание.) Войдите.

ИНСПЕКТОР: Господин Летуаль?

ЛЕТУАЛЬ: Он самый.

ИНСПЕКТОР: У меня предписание в Вашем аресте. Будьте любезны следовать за мной.

ЛЕТУАЛЬ: Я отдам распоряжение и буду к Вашим услугам.

ИНСПЕКТОР: Вам вменяется...

ЛЕТУАЛЬ: Вы хотите, чтобы мне до этого было какое-то дело?

ЗАНАВЕС

Третье действие

Кафе в три часа пополудни. Двери слева и в глубине зала. Справа часы. Два игрока под часами.

МАКСИМ, лет 30-ти, светлые волосы, острая бородка.

ДЖИЛЬДА, темноволосая.

РАЗНОСЧИК-АЛЖИРЕЦ

Занавес поднимается, игроки молча раскладывают на сукне карты. За ними Джильда пьет красный ликер. Дождь.

Проходит официант, вытирает стол. Поднимает занавес и смотрит в окно.

1-Й ИГРОК: Гарсон, половину.

Партия возобновляется. Официант принимает заказ, усаживается в глубине зала и открывает журнал. Тишина.

2-Й ИГРОК: Если бы я знал, не срезал бы.

1-Й ИГРОК: Вы ошиблись.

Тасуют карты. Слышен возглас: "Да здравствует Родина!". Джильда достает из сумочки зеркало, пудрится, красит губы.

Входит Максим, в руке зонтик. Усаживается в глубине зала.

МАКСИМ: Так, посмотрим... Принесите мне "Рафаэль" с лимоном и чем писать.

Он будто ищет слова, он смотрит вокруг себя. Видно, что он все внимательнее к Джильде.

МАКСИМ: Ничего не видно. (Присаживается к Джильде.) Что за погода.

ДЖИЛЬДА: Дождь.

Молчание.

МАКСИМ: Вам не скучно?

ДЖИЛЬДА: Отчего?

МАКСИМ: Вы ждете кого-то?

ДЖИЛЬДА: Нет (улыбается).

Молчание.

ДЖИЛЬДА: Мне снилось, я еще в пансионе. В последний раз надеваю этот кружевной воротничок. Мои письма просматривались; сегодня вечером незнакомец перелез стену парка. Он сказал мне: "Вы плакали из-за шрама у меня на щеках". Ночь придет. Скоро не останется ничего, кроме ветряных мельниц.

МАКСИМ: Берешь или оставляешь. Внутреннее изящество, самые безумные жесты отчаяния. Выйти из церкви, разбрасывая драже.

ДЖИЛЬДА: Вы не такой, как другие.

МАКСИМ: Как не говорить себе по многу раз в день: это не вернется никогда!

Молчание.

ДЖИЛЬДА: Вы не закончили Ваше письмо.

МАКСИМ: К чему и дальше подавать признаки жизни? Вот уже три часа с четвертью, как я вижу Вас.

ДЖИЛЬДА: Инстинкт нравиться похож на колодец. Поверьте мне, брошки ничего не значат. Есть на бульварах в Париже такой мягкий спуск, что почти никто не пройдет, не поскользнувшись.

МАКСИМ: Самые трогательные из складных карт мира - те серебряные шары, в которых официантки время от времени поправляет салфетку. Птицы, сидящие в клетках, любят эти маленькие, блестящие сферы. Это все вернется, петь вместе с улицей или со швейной машинкой.

ДЖИЛЬДА: Я знаю свободу по некоторым, очень тонким, связующим.

МАКСИМ: Царства небес заселены убийцами. Там, еще выше, Вас ждет плаха. Не поднимайте пока головы.

ДЖИЛЬДА: Фотограф говорит: Не двигайтесь.

МАКСИМ: Я не хочу умирать.

ДЖИЛЬДА: Кто-то осмелился причинить Вам горе?

МАКСИМ: Не думаю; я только что вошел.

ДЖИЛЬДА: Это настоящий цвет Ваших глаз?

МАКСИМ: Локоть на столе похож на злых детей. Плод начального христианского воспитания, если доверять книгам - все, что только может быть позолоченным.

ДЖИЛЬДА: Иногда в этих рыбачьих сараях находят искусственные букеты, где он заходит в плетение вплоть до изюминки.

МАКСИМ: Нужно поднять шар, если он недостаточно прозрачен. Фонтан Обсерватории при восходе солнца.

ДЖИЛЬДА: Это красиво, песни улиц и леса.

Молчание.

МАКСИМ: Я не буду любить Вас вечно.

ДЖИЛЬДА: Я не требую другой правды, кроме нисходящей радуги. Когда-то, очень давно, мне говорили, что я красивая; сегодня я знаю, что просто мила.

МАКСИМ: Посмотрите, как летят птицы или как заходит луна.

ДЖИЛЬДА: Номера, которые достаешь в своей жизни, отмеченные в календаре дни печали - далеки от моих губ.

МАКСИМ: Длинные коридоры и облака составляют всю мою жизнь. Я не знаю ничего, кроме света моей лампы. Вы рядом со мной.