Говард Баркер - Возможности. Пьеса в десяти сценах Страница 4

Продавец. Ветер на набережной. Обычный злой ветер. (Пауза.) Обычный птичий помет на книгах. Обычные злые птицы. (Пауза. Вытирает книги.) Раньше меня возмущали птицы. Возмущал ветер. Но тогда я был молод. А теперь я говорю им: пожалуйста, испражняйтесь. Пожалуйста — дуй. Обычные выхлопные газы автомобилей. Все возрастающий поток автомобилей. Наши артерии забиты тревогой. Наши легкие повреждены выхлопными газами. Чистый заговор! И никто не знает об этом, кроме меня. Все вышло из-под контроля — настолько мы неподконтрольны! (Перебирает книги.) Вчера я продал книгу. Вернее сказать, я взял деньги и отдал книгу. Это именно то, что обычно означает продать. К сожалению или, напротив, к счастью, — поскольку едва ли не каждый поступок может оказаться промахом по зрелом размышлении, — не успел покупатель уйти, как по какой-то неведомой мне причине он вдруг вернулся, отдал книгу и попросил назад деньги. «Вы нарочно хотите помучить меня», — сказал я ему. Но, обдумывая свои слова уже ночью, я пришел к выводу, что этот странный поступок, в сущности, был для меня благодеянием: ведь книга осталась у меня, и, следовательно, знания, которые она содержит, по-прежнему хранятся в надежных руках. Считаю, что миссия продавца книг — быть осмотрительным с теми, кто завладевает книгами. (Пауза. Хлопочет над книгами.) Ясное дело, это не может долго так продолжаться. Этому не будет позволено длиться долго. Того гляди, они начнут действовать. Я и мои книги, мы будем уничтожены. Многие годы я живу с этим убеждением. И всегда интуитивно чувствовал, что такое время непременно наступит. Будут сожжены книги, и их продавцы — тоже. Вы думаете, костры имели место только в Средние века? Нет. И книги станут моим костром, а я — их костром. О, опять они испражнились на книги. (Вынимает грязную тряпку и вытирает одну из книг.) Мы не в силах ничего предвидеть! Совершенно не в силах.

Входит Мужчина. Пристально смотрит на Продавца. Тот чувствует этот взгляд.

Вот и полиция. (Продолжает вытирать книгу.) Я веду себя как подобает бродяге и таким образом не привлекаю внимания полиции и преступников. А тележка моя не выглядит как хранилище истины, способной перевернуть мир, — в ней бродяга всего-навсего хранит свой хлам.

Мужчина (с опаской). Ничего, если я…

Продавец. Пролистаете ее? Конечно, пролистайте.

Мужчина роется в книгах.

Меня окружают. И даже не стараются скрывать свои намерения. Если принюхаться, то можно почувствовать запах горелой бумаги и сжигаемой плоти. Но хотя меня ожидает уничтожение — вот косится на меня кривоглазое, — я не сдаюсь.

Мужчина (держа в руках книгу). Я повсюду искал ее.

Продавец. Что?

Мужчина. Повсюду.

Продавец. Смотрите — она самая и есть.

Мужчина. Действительно, самая что ни на есть та самая.

Продавец. О да! Та самая.

Мужчина. Сколько она стоит? На ней нет цены.

Продавец. Нет есть.

Мужчина (переворачивая книгу). Где? Вот это ее цена? Вы это серьезно?

Продавец. Совершенно серьезно: это ее цена. А что?

Мужчина (в изумлении). Но это ведь…

Продавец. Вы серьезно хотите, чтобы каждый ее прочел?

Мужчина. Но…

Продавец. Ее цена — это, прежде всего, выражение ее власти.

Мужчина. Возможно и так, но…

Продавец. В любом случае я не собираюсь ее отдавать.

Мужчина. Вы хотите сказать, что она не продается?

Продавец. Да.

Мужчина. Но она лежит на прилавке. И на ней есть цена.

Продавец. Вы полагаете, это значит, что я хочу ее продать? Нет, это ничего не значит. Ведь если я когда-нибудь пожалею о том, что продал ее, мне придется разыскивать вас. А куда вы к тому времени скроетесь, одному Богу известно. И потом, откуда мне знать, что вы способны понять ее смысл? Может, он за пределами вашего понимания. И тогда книга пропадет ни за что, все окажется напрасным: и старания автора, и того, кто ее печатал, и того, кто издавал. Все пойдет прахом. Преступно пропадет ни за что. Нет, я должен быть заранее уверен.

Мужчина. Но я нигде не мог найти эту книгу. Она мне нужна. Даже несмотря на то, что цена…

Продавец. …отнюдь не абсурдна.

Мужчина. Возможно, не абсурдна.

Продавец. А если принять во внимание фактическое отсутствие этой книги в продаже и мое нежелание продавать ее, то это до странности дешево.

Мужчина. Принимая во внимание, что вы не хотите ее продавать…

Продавец. Просто невероятно дешево, смехотворно дешево. А вы из полиции?

Пауза.

Мужчина. Я? Из полиции?

Продавец. Ну да. И тогда это объясняет ваше стремление ее приобрести. Ведь только полиция проявляет такую настойчивость в том, чтобы выслеживать литературу.

Мужчина. Уверяю вас, что я не…

Продавец. Не надо меня ни в чем уверять.

Мужчина. Мне просто нужна эта книга.

Продавец. Чтобы сжечь ее. А потом, поздно ночью, вы вернетесь, чтобы сжечь и меня. Но меня здесь уже не будет. Я буду далеко, но где — не скажу. А те, кому дорога истина, скажут: «Его здесь нет. Он далеко. На улицах другого города. Возможно, в Цюрихе…»

Мужчина. Послушайте, я порядочный человек, и мне нужны знания, которые, как я полагаю, может содержать эта книга. Я…

Продавец, «...или во Франкфурте. Да, во Франкфурте» — скажут они.

Мужчина качает головой и отходит.

Будьте прокляты, угнетатели!

Мужчина уходит.

Ненавижу сквернословить, но, чтобы избавиться от подобных типов, позволительно иногда и выругаться. Дерьмо! Вот, и голубь ненавидит мою торговлю, мое дело. (Вытирает прилавок грязной тряпкой.) Что ж, вполне понятно. Поглядите-ка, как их тут много и какие они все наглые, эти голуби! Чем больше гадят, тем больше во мне уверенности, что я — последний распространитель знаний. Сомнений нет: угнетатель возвратился к себе в участок, чтобы собрать людей. Скоро они будут здесь и изобьют меня до смерти, прямо на набережной, и никто не обратит на это внимания. Как убедительно он притворялся, что ему нужна эта книга! Она у меня уже двадцать лет. Раз пять я спасал ее от недостойных покупателей. Что за жуткая участь — не продавать книги! Лишь бы не продавать. Как я устал! Честно говоря, мне кажется, он заплатил бы в три раза больше указанной цены. Что лишний раз доказывает, как он не щепетилен. Насколько ещё меня хватит?! Как долго продлится эта одинокая жизнь? Если принюхаться, можно даже почувствовать запах горелых страниц.

Входит Женщина.

Продавец. Я закрываюсь. И так уже переработал сегодня. (Закрывает тележку куском ткани.)

Женщина. Вы продавец книг?

Продавец. Нет.

Женщина. Тогда почему…

Продавец. Это — свекла.

Женщина. Почему же у вас руки не покраснели?

Продавец. Вы все знаете. Почему вы меня преследуете? Я старый человек. Все эти годы они хотели уничтожить меня. Одному Богу известно, как я от них ускользал.

Женщина. Я вам помогу.

Продавец. Поможете?

Женщина. Да.

Продавец. Как именно поможете? Мне не нужна ваша помощь. Вы убийца. Обычно убийцы всегда сначала предлагают помочь. Но у меня есть свисток. И я буду свистеть до последнего вздоха, свистеть до конца, хотя это, конечно, мне не поможет: они не выйдут из машины и будут наблюдать оттуда.

Женщина. Ваша одинокая борьба…

Продавец. Я был женат, благодарю вас.

Женщина. А ваша неизбежная смерть…

Продавец. Что такое вы говорите? Смерть вообще неизбежна. Она была неизбежна уже тогда, когда я еще лежал в пеленках и кричал. Вы кто, философ? Не очень хороший философ. Спасибо, благодарю вас, я был женат.

Женщина. Правда?

Продавец. Что вы знаете о правде?

Женщина. В вашей тележке…

Продавец. Мне нужно идти. Я должен встретиться с одним человеком. Он владелец театра.

Женщина. А что вы сделали для простого человека?

Продавец. Я ни разу его не видел. А если вы будете так…

Женщина. Я накладываю арест на ваши книги. И забираю их. Я — мисс Лишман из Министерства образования.

Продавец. Такового не существует.

Женщина. Отпустите ручки тележки. Я официально опечатываю ваши книги. (Достает из сумки катушку липкой ленты.)