Имран Касумов - Счастливый день Страница 4

Входит Мурсал, с ним Асриев и Чернышёв. Они продолжают свой ранее начатый разговор.

Мурсал (Чернышёву). Я это имел в виду, Иван Сергеевич, но грунты пойдут твёрдые.

Асриев. Алмазные долота пустим в ход.

Мурсал. Воды будут встречаться.

Чернышёв. Под давлением пойдём.

Мурсал. Придётся. Невиданная вещь, но придётся. (Замечает стоящее у дерева ружьё Дуньямалы-Киши.) Риск, говорят, — благородное дело.

Нури (подбежав к Гюльтекин, которая сидит на земле около виноградного куста, опустив голову на руки. Шёпотом.) Пришёл этот... твой.

Гюльтекин (не поднимая головы). Я слышу. Пусть.

Нури (увидев, что Мурсал взял ружьё Дуньямалы-Киши). Эй, дяденька! Это ружьё моего дедушки.

Мурсал. Да? Вот мы из него и пальнём. И постараемся одним выстрелом убить двух зайцев сразу.

Из виноградника выходит Дуньямалы-Киши. Его привлекли голоса чужих людей.

Дуньямалы. Погонишься за двумя, — ни одного не поймаешь.

Мурсал. А они (показывает на своих спутников) говорят, можно. Знакомьтесь, инженер Асриев, наш буровой мастер Чернышёв, Иван Сергеевич... Подтвердите, товарищи, — можно?

Чернышёв. На свете и не такое ещё бывает.

Асриев. Попробуем. Чем чёрт не шутит.

Мурсал (Дуньямалы-Киши). Слышали? Это же консилиум профессоров! Академиков нефти! Разве что-нибудь устоит перед ними?

Дуньямалы (печально, укоризненно). Я вижу, ты веселишься, парень. А я, старик, поверил было тебе. Думал, Мурсал — хороший человек, со светлой головой и горячим сердцем, а ты...

Мурсал (искренно, горячо). Верьте, верьте мне, отец! (Подходит к Дуньямалы-Киши.) Я едва могу опомниться. Честное слово. Мне пришла, понимаете, одна мысль... Я бросился к ним, а они тоже меня ищут... Мы думали, оказывается, об одном и том же... Идите сюда! Прошу вас. (Тянет Дуньямалы-Киши к дереву.) Сядьте... (Усаживает его на скамью.) Я вам сейчас представлю как бы разрез земли. Смотрите вверх: вот крона этого вашего дерева, — это ваши виноградники. Предположите.

Дуньямалы (подчиняясь). Предположить? Так.

Мурсал. А вот здесь, внизу, где лежит ваш патронташ, залегает нефть. Представляете? Мы, взяв ружьё, отходим в сторону и сверху (вскакивает на скамью) наклонно бьём по ней. (Нацеливает ружьё на патронташ.) Понимаете? С большой глубины мы со стороны добываем нефть.

Чернышёв. Это называется наклонным бурением!

Мурсал. А наверху остаются ваши виноградники. На здоровье! Мы к ним даже не подходим, но из-под них, уж не обессудьте, выкачаем нефть всю до капли. Это ещё невиданная вещь при таких грунтах, но...

Асриев. Это и будет одним выстрелом сразу по двум зайцам.

Мурсал. Именно!

Гюльтекин (внимательно слушавшая Мурсала). Мурсал!..

Дуньямалы. Погоди. (Мурсалу.) Ты сказал, виноградники остаются?

Мурсал. Да, да. Остаются нетронутыми.

Дуньямалы. Я не верю своим ушам. Нури! Я не сплю?

Нури. Нет, дедушка. Ты сидишь с открытым ртом.

Дуньямалы. И ты мне не снишься сейчас, дерзкий мальчишка? (Мурсалу.) Я не могу поверить... Прости, не могу.

Мурсал. Очень трудно поверить, я вас понимаю, но скоро вы убедитесь, что всё будет именно так, как я говорю.

Чернышёв. Будет, будет. Мы по-хозяйски.

Асриев. И наша техника это позволяет и кадры у нас есть... Сохраним виноградники.

Дуньямалы. Если это всё правда, то это... очень хорошо.

Гюльтекин (вскакивая на ноги). Вот здесь где-то, в глубине сердца, что-то подсказывало мне: всё будет хорошо, не может быть, чтобы Мурсал...

Дуньямалы. Девушкам всегда кажется, что всё самое лучшее рождается только в их сердце.

Мурсал. А когда забьёт новый мощный фонтан и из новой скважины, где-нибудь в двух километрах от вас, хлынет поток нефти, мы её так и назовём «Виноградной». Хотите?

Дуньямалы. Я сегодня постарел на десять лет и вновь помолодел на тридцать!

Мурсал. Да... денёк сегодня... (Вытирает платком лицо.) Труднее его у меня ещё не было за всю мою жизнь... (Взглянув на Дуньямалы-Киши.) А если учесть, что мне предстоит сегодня ещё один разговор...

Гюльтекин бросается в сторону и прячется за куст. Дуньямалы-Киши молча и внимательно смотрит на Мурсала, потом так же молча подходит к узелку, в котором была еда, и вынимает из него деревянную солонку.

Дуньямалы. На, возьми. Береги!

Мурсал. Солонку? (Берёт.)

Дуньямалы (сурово). По щепотке — в день, в месяц — горсть, в год — килограмм. Желаю съесть вам с Гюльтекин вместе сто пудов. (Повернувшись, уходит.)

Мурсал стоит, ошеломлённый таким неожиданным поворотом событий. Асриев и Чернышёв смеются над его растерянным видом.

Мурсал. Гюльтекин! Скажи скорее: я не сплю? (Ищет её глазами.)

Гюльтекин (выглядывая из-за куста и улыбаясь). Нет, родной, ты не спишь. Ты стоишь с открытым ртом (направляется к Мурсалу.)

Мурсал. Значит, я наяву слышу дерзкие слова моей любимой? (Радостно.) Нури! Дорогой! (Обняв мальчика.) Спой что-нибудь, племянник, спой!

Нури. Хорошо, только вы, пожалуйста, больше не ошибайтесь: я в консерваторию не собираюсь, я буду лётчиком.

Мурсал (подняв Нури на руках, ставит его на скамью и ласково держит за плечи). Лётчиком хочешь быть, мужчина? Ладно, будь. Летай, парень! Забирайся высоко-высоко, за облака и даже выше, и будь настоящим — смелым и отважным — сталинским соколом! Но помни, когда будешь летать и когда однажды увидишь сверху на земле огромные чудесные виноградники, а вокруг них нефтяные промыслы и светлый красивый город, то знай, Нури, что летишь ты над бывшим своим маленьким селом.

Гюльтекин (став рядом с Мурсалом и прижавшись к нему). Помаши нам рукой тогда, Нури.

Нури. Вы не увидите. Я буду высоко-высоко!

Мурсал. Ничего. Мы будем знать, что ты охраняешь наш мирный труд, и будем спокойно продолжать своё дело — строить на своей земле коммунизм!

Нури запевает

ЗАНАВЕС