Вячеслав Дурненков - Вычитание земли Страница 4

Мальчик встает, берет бутылку и выходит из комнаты. Слышен шум сливаемой воды. Мужчина садится на стул. Мальчик входит и садится на свое прежнее место.

МУЖЧИНА. (со вздохом ). Алеша… Сегодня исполняется три года со дня нашего знакомства, так получилось, что ближе тебя у меня никого нет… Поэтому я хочу открыть тебе одну тайну. Пообещай, что об этом никто не узнает. А лучше поклянись…

Мальчик с ироничной улыбкой поднимает вверх правую руку.

МУЖЧИНА. Нет не так – словами… Алеша, о том, что ты все таки можешь разговаривать, знаю только я. Кстати, я собираюсь сообщить это твоим родителям, по крайней мере, чтобы моя душа напоследок была спокойна…

МАЛЬЧИК. А они вам поверят?

МУЖЧИНА. Почему нет?

МАЛЬЧИК. У вас плохая репутация, Сергей Иванович, на домофон в подъезде деньги не сдали, на ремонт тоже… Нелюдимый, ни с кем не здороваетесь… А если еще узнают, что я к вам бегаю, сейчас к дружбе дяденек с мальчиками знаете как относятся?

МУЖЧИНА. Ладно. Хочешь – молчи. Но сейчас пообещай, что о нашем разговоре никто никогда не узнает.

МАЛЬЧИК. Я вообще ни с кем, никогда и ни о чем разговаривать не собираюсь. Поэтому с легкостью даю вам это обещание.

МУЖЧИНА. Как ты знаешь, я приехал в сюда 45 лет назад на строительство плотины. Закончил институт и попал по распределению. Всех вещей – фанерный чемодан, ну и то, что на мне. На поезде еду, смотрю, а от красоты аж дух захватывает, а когда Волгу увидел… У нас ведь на Брянщине какие речки – курица вброд переходит, а здесь такое, маяковское все такое, силище-раздолье… Я в тамбуре папироску от волнения закурил и думаю – «Ну все, Сережа, здесь тебе и жить». На стройке тогда тяжело было, процентов восемьдесят рабочих – зеки, вниз в котлован смотришь, а там ватники, как жуки копошатся. Под меня сразу две монтажные бригады поставили, здесь уж пришлось психологией заняться, зеки – народ непростой. Хоть и охрана и чекисты кругом, а все равно требовалось ухо востро держать, заточку на мостках в бок сунут, еще шесть метров пройдешь, потом свалишься или бадья с цементом «случайно» сорвется, пока прикуривать будешь… А с нас ведь, со специалистов, по три шкуры за план срывали, так что через полгода и по фене ботал и чифирь пил… В общем, сжился с коллективом. Алеш, знаешь что, дай-ка я в кресло пересяду, а то спина затекла…

МАЛЬЧИК. Конечно.

Мужчина садится в кресло, мальчик на стул. Мальчик берет со стола сигарету и, прикурив, выпускает вверх струю дыма.

МАЛЬЧИК. Может чай поставить?

МУЖЧИНА. Не сейчас… Так вот, работа адская… Жили мы, специалисты, в бараке, от зековского ненамного отличался, зато столовая своя была, площадка волейбольная. Поначалу после работы от усталости с ног валились, но организмы молодые, крепкие, стали потихоньку привыкать, появилось свободное время. Ребята начали к девчатам похаживать, гармошка-бутылочка, меня с собой тащат… А я… А я чувствую, все – устал, поем и в тряпки, на потолок смотрю, пока сон не утащит. Веришь ли, за полгода книгу в руки не взял, да что там книгу, даже газет не читал… Хорошо, что у нас парторгом Михал Васильевич Кудинов работал, мужик отличный был. Как-то позвал меня на день рожденья дочки его младшей, выпили, вышли на веранду покурить… «Чего, мол, с тобой?», спрашивает, «ходишь как в штаны наложивший?». Я ему про хандру свою и рассказал. Тебе, говорит, нужно обстановку сменить. Как говорю, куда я могу со стройки уйти, у нас ведь как в лагере: шаг вправо, шаг влево – побег…

МАЛЬЧИК. Прыжок на месте – провокация.

МУЖЧИНА. Ну, Кудинов говорит – ладно, есть способ. Когда совсем невмочь будет, я тебя с Митей буду отпускать, по окрестностям помотаться. Митя – это его водитель личный был, на «Победе» ездил. Буду тебе пропуск выписывать, места у нас знаешь какие? Мы тут с Ольгой по юности-то все кусты пообломали. Кудинов сам из местных был, набросал мне карту и началось. Я старался не наглеть, хотя бы раз в неделю выезжать, ждал этого как праздника, к воротам за час бежал, Митя путевку оформит и вперед… Ты на самой реке-то был?

МАЛЬЧИК. Вот где пляж, это что?

МУЖЧИНА. Водохранилище это… Вот, а когда просто река… Митя мотор заглушит и спать, а я к реке, сяду, руки в воду опущу и так хорошо, спокойно становится. Как будто домой вернулся и нет вокруг ни зеков, ни котлована, а только блаженство студеное сквозь пальцы струится… Особенно мне одно место нравилось. На другой стороне утес, а на нем сосна притулилась. И смотрю я на эту сосну и думаю: вот дерево, прям как я… А я…

МАЛЬЧИК. Блядь!

МУЖЧИНА. Ты чего?

МАЛЬЧИК (трясет рукой ). Сигаретой обжегся – заслушался… Извините.

МУЖЧИНА. Вот однажды сидел я так, тут солнышко вовсю светит и вдруг чувствую – засыпаю. Набрал пригоршню воды, плеснул в лицо, и все… Вот здесь-то, Алеша, все и началось… Вот представь, как будто я и не я… (Трет виски .) Трясет как в лихорадке, смотрю – на мне камзол старинный, манжеты, на пальцах перстни, но руки не мои – старые, в пятнах. Лицо ощупываю, понять не могу, мое – не мое, в воду гляжусь, а там рябь. Я вскочил, смотрю – машины нет, да и дороги нет, а все как будто то же, только другое, деревьев больше, что ли… На утес смотрю, а там две сосны… И тут меня как прорвало, я говорить стал.

Мужчина встает и, отведя правую руку в сторону, нараспев читает.

«Сей славен российский кунштюк, промысел горший и разорение есть, то бо зде в дешеву пору во всем своем нарожане пребывати и всяко нашия тайности проявляя, к воде и питию пригожему али може быть корыстна, то бо зде палатки поставить, а такоже поселения, а со стороны землю выкопать и камнем диким выкласть. Воду из всех пяти фонтанов привести в четыре места сливаться, а именно: первую к поварне убогих, достальное в море, против дверей два схода сделати сквозь сени обеих палат сторонников. Ко всем работам офицеров приставить и имена дать, дабы на ком спросить, ежели не так или не поспеют. Ассамблеи же с монплезирами…. Ну да это уже не важно…

Садится, вытирает рукой лицо. Некоторое время молчит.

МАЛЬЧИК. А дальше, что?

МУЖЧИНА. А дальше голос был…

МАЛЬЧИК. Чей голос?

МУЖЧИНА. Воды… Ласковый такой голос… Сказано было, что теперь я тайный советник, и что теперь на мне большая ответственность. Узнал я, что через четыре года встречу Машу, что родится Светка, что жить я буду один, и что однажды…

Мужчина замолкает, глядя прямо перед собой.

МАЛЬЧИК. Что «однажды»?

МУЖЧИНА. Что однажды встречу тебя.

Некоторое время молчат.

МАЛЬЧИК. Так вот откуда вы знали, что я умею говорить…

МУЖЧИНА. Да, и не только это. Ты должен стать моим преемником, следующим тайным советником, и на тебя ляжет Великое Поручение, трудность которого, Алеша, переоценить не берусь…

МАЛЬЧИК. Что я должен сделать?

МУЖЧИНА. Взорвать плотину.

МАЛЬЧИК (встает ). Я, пожалуй, пойду, Сергей Иванович, скоро отец со смены придет…

МУЖЧИНА (делает резкое движение ). Постой, не уходи! Пожалуйста…

МАЛЬЧИК (вздыхает ). Допустим, я вам поверил, но скажите, зачем уничтожать плотину? Зачем?

Мужчина, кряхтя, поднимается, берет мальчика за руку.

МУЖЧИНА (торопливо ). Ты сам, Алеша, подумай… Это же какое для нее унижение! Это ты сам посуди, это же ее заковали, в камеру, считай, посадили! Да, я и такие как я, вот этими самыми руками! Но это же не жизнь, Алеша! Ты представь, что под ней деревни, церкви, она же, считай, на кладбище живет! У нас молодожены к памятнику первого советника цветы возят, года не живут – разводятся, там ведь гробы всплывают! Плохо ей, тяжко, помочь надо…

Мальчик вырывает свою руку.

МАЛЬЧИК. Не будет плотины – еще больше затопит. Вы себе противоречите.

МУЖЧИНА. А это потом будет, сейчас надо это делать! Наказ нам такой!

МАЛЬЧИК (сухо ). Я пошел, до свидания.

Мальчик выходит из комнаты, слышно как хлопает входная дверь. Мужчина падает на колени, начинает рыдать.

МУЖЧИНА. Не поверил! Не поверил!

Мужчина судорожно пытается встать, внезапно сереет лицом. Осторожно ложится на пол грудью.

МУЖЧИНА (тихо и спокойно ). Сей славен российский кунштюк…

Тут же с грохотом из перекрытых труб вырываются мощные струи воды. Свет некоторое время судорожно мигает и, наконец, гаснет. В наступившей темноте слышен плеск волн.

Занавес.