В раздумьях - Вячеслав Тихонов Страница 4

Легким движением я вырвал челюсть твари, она забилась в конвульсиях, захлебываясь собственной кровью. Другая попробовала наброситься сзади, но я опрокинул её на землю и растоптал её черепушку. Я убивал их одну за другой, шаг за шагом пробиваясь вперёд, по следам того путника.

В какой-то момент я снова почувствовал. Их страх. И свою силу.

Голоса вновь были рядом, они оплетали меня. Они стали моими глазами, теперь я видел всё. Они проникают под кожу, но сейчас я не боюсь их, больше у меня никого не осталось.

Тварей всё больше. Сердце бьётся, как мотор, перед глазами лишь мрак и бесконечные крики. Я обязательно найду ответы! Я впиваюсь им в глотки зубами, запускаю когти в их глазницы, срываю с них кожу.

В голове не осталось мыслей. Только голоса. Их вопли режут ножом изнутри. Они хотят защитить меня! И сочится сладкий сок. Он здесь повсюду. Моя кожа лопается. Теряю свою человечность.

Я проснулся в поту. Мне снился кошмар? Зашёл на кухню. Свет солнца тусклый, но жжёт лицо кислотой. Время капает, давит. Утро стремительно наступает, нужно торопиться.

Не могу есть. Тошнит. Выпил воды и сбежал.

Пока приводил себя в порядок и одевался, бросил беглый взгляд на зеркало. Всё тот же незнакомец в отражении. Это расстраивает. Когда я увижу себя? Или хотя бы вспомню, как я выглядел.

Каждое моё движение в доме сопровождали крики матери. Это она меня разбудила посреди коридора.

Заставила меня нарядиться, будто я интеллигент. Я так их ненавижу. Их образ красив. Они ходят на пьесы Чехова, читают Маркеса и Фромма, а на деле просто бляди и идиоты. Но я хочу быть одним из них. Этот образ, образ людей особенных, привлекает к себе. Люди простые, недалёкие, их часто любят.

Мать постоянно говорит об одном и том же, сколько себя помню, репертуар не менялся. Как я должен выглядеть на людях, а как нет. Что я должен говорить, чего говорить не должен. Что делать плохо, а что хорошо.

И когда она заткнется?

Тороплюсь скорее выйти за дверь. Раньше я часто срывался и делал больно другим. Даже близким людям. Сейчас я стараюсь держать себя в руках, но эмоций во мне меньше не стало. Теперь они жрут меня самого. Часто задумываюсь, правильный я сделал выбор? Я продолжаю надеяться на справедливость, но всё больше ловлю себя на мысли, что верю в детские сказки.

Я спускаюсь к улице, но замираю на последних ступеньках. Моя дрожь проходит. Как вокруг тихо! Как умиротворенно! Будто это место вовсе не часть этого суетливого мира.

Сейчас я боюсь одного — кто-то откроет дверь и уничтожит этот мирок. Вновь польются звуки, маховик вновь придёт в движение. Я дал себе слово — я убью того, кто решит нарушить эту идиллию. Кто бы это ни был, значения не имеет.

Но никто не пришёл. Проходит минута. Еще одна. Две. Пять. Нужно идти. Мысли толкают меня невидимой рукой.

На улице всё как всегда. Бесятся дети, сбиваются в стаи подростки, кряхтят старики. Мир так разнообразен и так неоригинален одновременно.

Мой глаз зацепился за фигуру мужчины. Почему он? Я вижу, к нему подбежал ребёнок, и он тут же поднял его высоко к небу. Подбросил. И поймал. Затем повторил. Слышу восторженные крики ребёнка и не могу оторвать глаз.

У меня никогда не было отца. Я часто задумывался, смог бы он научить меня быть мужчиной? Смог бы дать ответы на мои вопросы? Не могу долго думать об этом.

К этим двоим прибежала молодая девушка. Так торопилась. Счастливая семья. Их имён история не запомнит, они, вряд ли совершат что-то великое и не вызывают они той дрожи, что вызывал Паганини. Но есть что-то другое, что-то большее. Это чувство не будоражит, оно гораздо глубже. Я не заметил, как улыбаюсь.

Пока я брёл, я задумался, имею ли я право на счастье? В глазах собственной матери я неудачник, не оправдавший надежд. Я постоянно пытаюсь подстроиться под чьи-то стандарты, но никто никогда не попробует подстроиться под мои. Я проигравший. Я должен найти ответы, времени остаётся всё меньше.

Пока я иду, я вижу грустных, несчастных людей. Шарахаюсь от них, как от прокаженных.

Я иду так долго, будто в тумане. И тут резкая мысль, ковшом холодной воды прямо за шиворот, привела меня в чувства.

— Где я?

Оглянулся. Сам не заметил, как очутился вдалеке от автобусных остановок. Посмотрел на часы. Уже не успею. Это был последний промах. Теперь точно уволят.

Эта мысль меня не разозлила, я выдохнул и провёл взглядом вокруг себя. Осень. Её многие любят. Золотистые листья кружат вокруг, радуют чужие сердца. У меня под ногами догнивают точно такие же листья, но на них никто уже не взглянет.

Не хочу возвращаться домой. Я растерялся. И что теперь делать? Глаза поднялись к пасмурному небу.

— Я не знаю.

А мир вокруг не меняется. Всё идёт своим чередом.