Владимир Валуцкий - Зимняя вишня (сборник) Страница 5

Налившись яростью, Храмов исчез в домике и выскочил оттуда уже с дробовиком. В то же мгновение Алексей очутился на крыше.

— Сейчас переведу! — бормотал Храмов, щелкая курками. — Разойдись, язычники! — заорал он и прицелился в Алексея.

Но в это время опешившие было чукчи загомонили, толпа окружила Храмова, а Вуквутагин выхватил дробовик. Отбиваясь, Храмов упал.

Алексей торопливо спускался вниз, оглядываясь и крича:

— Только без самосуда! Без самосуда, товарищи!

За решеткой курятника сидит под замком сумрачный Храмов. Стоя на одной ноге, на него оцепенело глядит петух.

Алексей в самом прекрасном расположении духа собирает вещи. Сложил в мешок портянки, полотенце, подошел к столу и стал бережно завертывать в одеяло «Ундервуд».

Бывший управитель хмуро наблюдал за Алексеем.

— А со мной как же?

Алексей надел тулуп.

— Вопрос открытый. До выяснения вашей личности в разрезе мирового капитала… Советская власть решит.

— Нету такой власти, — уверенно заявил Храмов. — Не может ее быть.

— Привезу в Анадырь — увидите!

— Привезешь? На чем, интересуюсь? Или, может, я тебе собак буду добывать?

Алексей ничего не ответил, только снисходительно усмехнулся, подергал замок курятника и вышел на улицу.

Посреди стойбища горит костер.

Матово светятся куски сахара, поблескивают консервные банки: по старому обычаю, насытившись, надо покормить огонь — и чукчи бросают в костер остатки пищи. Чтото бормоча нараспев, морщинистый старик бьет в бубен.

К костру подошел Алексей.

— Отдыхаете, товарищи? — приветливо спросил он. Чукчи радостно загомонили.

— Ну вот, — сказал Алексей. — Теперь, значит, вам до наших всего хватит… а мне пора! Ехать надо! — Он кивнул в тундру и для большей убедительности нарисовал на снегу некое подобие пса и нарт.

Чукчи переглянулись и притихли.

Наконец заговорил старик. Он говорил долго и медленно, покачивая головой.

Когда старик кончил, Вуквутагин перевел:

— Он сказал — тебе не надо ехать.

— Почему не надо? — удивился Алексей.

— Порох давал, мука давал. Твоя хорош начальник. Ехать не надо!

— Да надо, надо! — Алексей обратился к чукчам. — Не начальник я вовсе! Взамен меня настоящего пришлют! А мне собак надо!

— Нету собак, — сказал Вуквутагин. — Ты хотим начальник.

— Да какой я начальник! — чуть не плача, крикнул Алексей. — Я же беспартийный!

Чукчи молчали и радушно улыбались. Где-то вдали залаяла собака.

Алексей прошел к столу и, не раздеваясь, сел.

— Что, собаки, — подал голос Храмов, — не признали новой власти?

— Помолчите, арестованный! — всхлипнул Алексей.

— Ничего, — сказал Храмов. — Мистер Стенсон приедет— он разберется, кто кого арестовал.

Посидев еще немного, Алексей снял бекешу, развязал машинку, заправил в нее чистый лист и начал печатать:

«Приказ № 1.

Исходя из революционной совести, реквизировать владение частного капитала (склад) для сохранения пошатнувшегося пролетарского здоровья граждан Уйгунана…»

Потом послышалось подозрительное шмыганье носом, и машинка застучала опять:

«Начальник Чукотки А. Глазков (согласно мандата)».

Снова белая предрассветная тундра, домик в одно окошко, северное сияние, догорающее в небе.

Из булькающего котелка торчат ощипанные куриные лапы. Храмов из-за решетки озабоченно потянул носом:

— Готово?

Новый начальник Чукотки поднялся с табуретки, стоящей возле курятника, и, не выпуская винтовки, сонно направился к печке. Когда он просунул котелок Храмову, тот неторопливо перекрестился, попробовал и отдал обратно.

— Недосолил!

Алексей принес соль, посыпал в котелок. Храмов попробовал снова.

— А теперь пересолил! Накормить — и того не можешь.

Крутя головой и морщась, Храмов приступил к еде. Через минуту что-то с грохотом упало.

Усиленно моргая, Алексей поднял с пола винтовку.

— Эй, власть! — засмеялся Храмов. — Не положено на посту спать!

— Стой! Кто идет? — вдруг вскочил Алексей, оборачиваясь к скрипнувшей двери.

На пороге стоял Вуквутагин.

Он подошел к столу и выложил несколько шкурок.

— Не надо сердитый начальник! Старик сказала — тебе шкурка будет, все будет! Только сердитый не надо, уезжай не надо!

— И мне ничего не надо, — мрачно сказал Алексей.

Но Вуквутагин решительно помотал головой:

— Так хорошо! — и направился к двери.

— Постой! — окликнул Алексей. Вуквутагин остановился.

— Погоди…

Некоторое время Алексей молчал, соображал.

— Ты, Вуквутагин, — наконец сказал он, — прежней властью обиженный… вроде как политкаторжанин… Знают, тебе особое доверие. На! — неожиданно заключил Алексей, вставая и протягивая винтовку. — Назначаю тебя при нем часовым. Садись, охраняй!

Вуквутагин послушно сел, а Алексей сразу же направился к лавке.

— А ну, брысь! — рявкнул из-за решетки Храмов. Вуквуагин испуганно вскочил.

— Садись! — приказал Алексей. — Чего испугался? Я начальник?

— Начальник…

— Ну так вот. Раньше он тебя — ик ектагып, а теперь ты его… Экспроприация экспроприаторов! Если чего — прямо стреляй.

Он упал на постель и мгновенно заснул. Со страхом поглядывая на Храмова, Вуквутагин опустился на табуретку.

На Чукотке начинается лето.

Тронулся лед в Беринговом проливе. Все дальше на север уносит ветер ломающиеся с грохотом белые поля. Нетронутым остается только ледяной припай.

Лето шагает глубже на материк. Под лучами солнца оттаивает тундра.

На бурых островках просохшей земли потянулись вверх цветы рододендрона.

— Вот теперь совсем другое дело!

Разомлевший на солнце кавказец поднес цветок к носу и шумно втянул воздух.

На улице перед домом, где еще недавно размещался Анадырский совет, толпится купечество в праздничных поддевках.

Маленький человечек в пенсне и шарфе торжественно выступил вперед и вручил хлеб-соль полковнику Петухову.

— Исполать тебе, доблестное воинство!

Петухов взял хлеб-соль. За его спиной переминались ободранные люди с винтовками.

— Ваши славные победы заставили большевиков отступить, — продолжал человек в пенсне. — Но и мы здесь не дремали! В условиях глубокого подполья мы сформировали правительство, и я как премьер счастлив предложить вам, господин Петухов, портфель военного министра!

Купцы захлопали.

Полковник Петухов отщипывал потихоньку от каравая по кусочку.

— Веселие Руси есть пити! — говорил премьер. — А посему во имя праздника я распахиваю навстречу освободителям двери своей аптеки. Спиритус вини!.. — Премьер сделал знак — и двое купцов подняли ружья.

— И пусть этот победный залп, — заключил он, — ознаменует конец большевизма во всех городах и весях Свободной Тунгусии!

— Эх, промазал… — Алексей опустил винтовку.

Услышав за спиной тихий смех Вуквутагина, он прицелился и выстрелил снова.

Вуквутагин засмеялся громче.

— Ай, начальник! — стонал он. — Надо нерпа стреляй!.. Море убивай не надо!

Храмов, которого тоже взяли на охоту, но ружья не дали, сидел поодаль и тоскливо смотрел в океан.

Достав еду, охотники принялись завтракать, отрезая по чукотскому обычаю мясо у самого рта.

— А тепло! — сказал Алексей, жмурясь на солнышке. — Задерживается что-то товарищ Зюков… Конечно, у него в Анадыре своих дел хватает. И с отчетностью ему без меня трудновато… Думаешь — простое это дело, новую-то жизнь строить?.. Чтоб у людей было всего вдоволь: и одежды, и дров… и чтоб грамотные все?..

— Интернационал? — спросил Вуквутагин.

— Социализм! Интернационал — это когда все пролетарии как братья. А социализм — это когда они еще и живут хорошо, в достатке. Понял?

— Понял… — ответил Вуквутагин, и, пошептав над остатками еды, аккуратно сложил их у берега.

— Опять?!

— Бога нет, бога нет!.. — виновато забормотал Вуквутагин.

Алексей вздохнул.

— Учиться тебе надо… срочно… Арифметику изучать, географию. Ну вот, страна твоя, все это… — Алексей широко развел руками. — Как называется?

— Лыгоравэтланутэнут!

— А согласно географии — Чукотка! А это? — кивнул Алексей на отдаленную полоску земли.

— Пынаквыльнутэнут!

— А согласно географии… — Алексей запнулся. — Храмов! Пынаквыльнутэнут что такое?

— Америка… — печально отозвался Храмов.

Алексей настороженно посмотрел на бывшего управителя, не спускавшего глаз с океана.

— А ну, идите-ка сюда, Тимофей Иванович…