Валентин Катаев - Том 7. Пьесы Страница 55

Есаулова. Персюков?

Заведующая. А кто же еще?

Есаулова (яростно звонит). А вот мы сейчас увидим. Позвать Персюкова. (Звонит. Безрезультатно.) Передышкин! Передышкин!

За сценой гул голосов, крики.

Отбиваясь от каких-то людей, в комнату вскакивает растрепанный Передышкин, захлопывает за собой дверь и заставляет ее стулом.

Передышкин. Видите, что делается? Я больше не желаю, чтоб мне отрывали рукава. Еще покалечат.

Есаулова. Кто?

Передышкин. Кто? Возчики, грузчики, мраморщики, каменщики, штукатуры, прорабы, инкассаторы и композиторы.

Есаулова. Что ты, что… Зачем композиторы? Какие композиторы?

Передышкин. А что: композитор не человек? Написал симфонию — и пожалуйте денежки.

Есаулова. Какую симфонию?

Передышкин. «Триумф арифметики». Или, может быть, — геометрии. Не знаю, не заказывал, спроси у Персюкова.

За дверью сильный шум возмущения.

Видишь, какого рода картина? Все денег требуют. И правильно делают, что требуют. Заработал — плати. А нет — задержка зарплаты. За это, знаешь, не погладят. Надо платить.

Есаулова. Да много ли? Дай счета.

Передышкин. Полтораста тысяч.

Есаулова. Матушки!

Передышкин. Не считая «Триумфа арифметики».

Есаулова. Полтораста тысяч. Вы слышите? Поди скажи, чтоб они подождали.

Передышкин. Э, нет. Я домик Лобачевского не открываю. Я «Триумф арифметики» не заказывал. Я человек маленький, без воображения. Иди сама.

Есаулова. Хорошо.

Заведующая. Как же с аптекой?

Есаулова. А подите вы… Не до аптеки… (Открывает дверь.)

Толпа. Слышны голоса: «Хозяйка, зайди в сущность!» — «Ходим третий день!» — «Мне без денег не ворочаться». — «Прокурор велит заплатить!» — «У меня партитура срывается, оркестр стоит!» — и проч.

Вы меня знаете? Так я вам говорю: вам будет уплачено все до копейки. Час подождать вы можете? Один только час.

Голос. Час подождем.

Есаулова. Ну, вот и всех делов. А уж если через час не будет, тогда снимайте с меня голову.

Голос. Это безусловно. Тогда прямо к прокурору пойдем.

Есаулова. Хорошо, хорошо. Договорились? Договорились. (Закрывает дверь.) Ну, вы слышали? Что же теперь будет?

Неуходимов. Надо законсервировать строительство.

Есаулова. Да ты, друг мой, соображаешь, что говоришь? Едет сто сорок шесть человек стахановцев, Героев Советского Союза, знатных колхозников, выдающихся деятелей науки, искусства, литературы и техники плюс профессор Эйнштейн. Куда я их дену? Положу во дворе на солому? Скандал на весь мир! Нет, я лучше сдохну, чем не будет гостиницы.

Провизор. Извините за назойливость, но дело в том, что они уже привязали к ней железные веревки.

Есаулова. К кому?

Провизор. К аптеке.

Есаулова. Да провалитесь вы с вашей аптекой! Уходите! Вы видите, я занята. Господи, неужели у нас в городе ни у кого нет денег?

Ваткин. У местной промышленности миллионы маринуются.

Есаулова. Да, да. (В телефон.) Кирпичный, номер три. Директора. Выехал? Не скажете, куда выехал? С Персюковым? (Вешает трубку.) Куда-то выехал с Персюковым. (В телефон.) Ликерно-водочный. Директора. Уехал? Куда? С кем, с кем? С Персюковым? (Вешает трубку.) Персюков что-то делает за нашей спиной. (В телефон.) Кустарную артель «Заря». Председателя. Ушел? С Персюковым? (Вешает трубку.) Опять с Персюковым. У меня сердце не на месте. Ох, погубит нас Персюков.

Передышкин. Между прочим, еще один любопытный штрих: приехал областной прокурор.

Есаулова. Зачем?

Передышкин. А зачем областные прокуроры в район приезжают? За тем самым. Кто-нибудь сигнализировал — вот прокурор и тут.

Есаулова. Сама Павликова?

Передышкин. Сама Павликова. Лично. У Павликовой, заметь себе, еще ни один ответственный работник не выкручивался. Демон.

Есаулова. Ну вот мы, слава богу, и на скамье подсудимых.

Заведующая. Потому что среди белого дня на глазах у всех задвигать единственную аптеку в переулок — это пережитки средневековья.

Есаулова. Вы еще тут?

Провизор. Поверьте, если бы она была лично моя — между прочим, она действительно была моя, — я бы не поднимал вопроса. Раз надо — значит, может быть, действительно надо. Но когда дело идет о нашей социалистической аптеке…

Есаулова. Идите…

Заведующая. Хорошо. Мы пойдем. Мы останемся на своем посту до последней минуты.

Есаулова. Денег, денег. (В телефон.) Уксусный завод. Уксусный.

Передышкин. Придет Павликова — будет нам уксус.

Есаулова. Директора. Уехал? С Персюковым? Так я и знала.

Заведующая. Но имейте в виду, если произойдет ужас — ответственность ляжет на вас.

Есаулова. Идите. (В телефон.) Артель «Победа». Председателя. Уехал? С Персюковым? (Вешает трубку.)

Провизор. Ай-яй-яй! Пропала аптека.

Провизор и заведующая уходят.

Есаулова. С Персюковым… Что б это значило?..

Передышкин. С Персюковым, без Персюкова. Разница небольшая. Уж Павликова тут. Она, брат, на прошлой пятидневке в Егорьевском районе упекла всю головку за нарушение финансовой дисциплины на три года. Красота!

За дверью возобновляется шум.

Надо платить.

Есаулова. Надо.

Передышкин. А средства? Средства где?

Есаулова. Что же теперь делать, Передышкин?

Передышкин. Ага! Я предупреждал, что Персюков авантюрист. Я сигнализировал. А ты — что? «Ах, Передышкин, ты темный человек, ах, Передышкин, ты ничего не понимаешь, у тебя нет воображения». Говорила ты, что у меня нет воображения, или не говорила?

Есаулова. Ну, говорила.

Передышкин. А теперь: «Передышкин, что же делать?»

Пауза.

Не знаю, что делать. И не интересуюсь. У вас воображение? Вот вы и сидите с вашим воображением. А меня не запутывайте. Я человек маленький. Идите кланяйтесь Персюкову. У него воображения — хоть залейся. Девушки прямо так и мрут от удовольствия, когда он треплется. Не понравился ему, видите, город Конск. «По сю, дескать, сторону хребта». А хотя бы! Его это, видимо, не устраивает! Свиньи, говорит, тонут против городского театра, такое безобразие. Скажи спасибо, дурак, что хоть свиньи в городе есть. В других местах этого нет. Домик Лобачевского ему понадобился. А на кой черт нам домик Лобачевского? Что мы, профессора? Геометрия! Скажи пожалуйста! Типичные барские замашки. Все, видите, есть. Одной только геометрии не хватает. Или эта знаменитая гостиница «Волга». Зачем нам гостиница? Что у нас, Америка или Австралия? Надень очки, посмотри в окно, ты видишь? Жуть, что делается. Все перекошено, перековеркано, пыль столбом, — ни пройти, ни проехать. Что такое? В чем дело? Главную улицу, извольте видеть, асфальтируют. Бульвар разбивают. Разные статуи ставят: фарнезийский Геракл, Афина в борьбе с кипятильниками, с «титанами» этими самыми. Аптеку передвигают! Тьфу! Хороший, скромный, советский город превращают черт знает во что! А городской Совет только глазами хлопает. Но ничего. Павликова это безобразие прекратит. Она вам мозги вправит. Ох, товарищи, не завидую я вам. Ох, не завидую. (Уходит.)

Есаулова. Да, да. Пока не поздно. Отменить. Все отменить.

Неуходимов. А сто сорок человек почетных гостей?

Есаулова. Отменить.

Неуходимов. Да ведь срам!

Ваткин. А в тюрьме томиться не срам? Не слушай его, Ольга Федоровна. Отменяй. Пока не поздно.

Есаулова. Да. Нет. Да. Отменить. Отменить все. Неуходимов, бери список почетных гостей. Пиши телеграммы. Всем по порядку. Кто там сначала? Степанин? Пиши срочную Степанину. Так, мол, и так. Очень, дескать, извиняемся, но не приезжайте. Ничего не будет. Отменяется. Срам-то какой… (Вытирает глаза платком.) И профессору Эйнштейну, в Соединенные Штаты Северной Америки… (Сквозь слезы.) Дескать, извиняемся за беспокойство, но не выезжайте. (Всхлипывает.) И другим всем. По порядку. Извиняемся, дескать, за беспокойство, но не выезжайте. А я сейчас пойду и скажу людям, что денег нету. И снимите с меня голову.

Шум автомобиля.

Ваткин. Слышите? Слышите?