Ричард Шеридан - Школа злословия Страница 6

Крэбтри. Вот, сударыня. И это сделано в единый взмах хлыста и к тому же верхом.

Джозеф Сэрфес. Поистине Аполлон на коне, честное слово, сэр Бенджамен.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ах, что вы, сэр! Такая безделица.

Входят леди Тизл и Мария.

Миссис Кэндэр. Я должна получить список.

Леди Снируэл. Леди Тизл, я надеюсь, мы увидим сэра Питера?

Леди Тизл. Он обещал не замедлить явиться, леди Снируэл.

Леди Снируэл. Мария, дорогая моя, у вас грустный вид. Пойдемте, я посажу вас сыграть в пикет с мистером Сэрфесом.

Мария. Я не очень-то люблю карты, но, впрочем, как вам угодно.

Леди Тизл (в сторону). Неужели мистер Сэрфес сядет с ней играть? Я думала, он воспользуется случаем поговорить со мной, пока сэра Питера еще нет.

Миссис Кэндэр. Нет, я не могу! Вы все такие злые, что лучше с вами не знаться.

Леди Тизл. А что такое, миссис Кэндэр?

Миссис Кэндэр. Нашей приятельнице мисс Вермильон отказывают в праве считаться красивой.

Леди Снируэл. О конечно, она хорошенькая.

Крэбтри. Я очень рад, что вы такого мнения, сударыня.

Миссис Кэндэр. У нее прелестный свежий цвет лица.

Леди Тизл. Да, когда он свеже наведен.

Миссис Кэндэр. Ах, что вы! Клянусь вам, это у нее естественный румянец. Я сама видела, как он появлялся и исчезал.

Леди Тизл. Я охотно верю, что вы могли это видеть: он исчезает на ночь и снова появляется утром.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Да, сударыня, и он не только появляется и исчезает, но больше того: его приносит и уносит горничная.

Миссис Кэндэр. Ха-ха-ха! Как я ненавижу, когда вы так говорите! Но уж сестра ее, во всяком случае, очень красива или была когда-то.

Крэбтри. Кто это? Миссис Эвергрин? О господи! Да ведь ей пятьдесят шесть лет.

Миссис Кэндэр. Вы на нее клевещете: пятьдесят два, пятьдесят три в крайнем случае, да и по внешности ей не больше.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Да разве можно судить о ней по внешности, когда нет возможности увидеть ее лицо?

Леди Снируэл. Ах, если миссис Эвергрин и старается до некоторой степени скрыть следы времени, то согласитесь, что она делает это с большим искусством, и, во всяком случае, это много лучше, чем та небрежность, с которой вдова Окр штукатурит свои морщины.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Леди Снируэл, вы несправедливы к бедной вдове. Дело не в том, что она плохо владеет кистью, а в том, что, закончив свое лицо, она так неумело соединяет его с шеей, что напоминает реставрированную статую, где знаток сразу видит, что голова современная, а туловище античное.

Крэбтри. Ха-ха-ха! Хорошо сказано, племянник!

Миссис Кэндэр. Ха-ха-ха! Вы меня смешите, но я, ей-богу, ненавижу вас за это. А что вы скажете о мисс Симпер?

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Скажу, что у нее прелестные зубы.

Леди Тизл. Да, и поэтому, если она не говорит и не смеется (а такие случаи очень редки), она никогда не закрывает рта, а всегда держит его приоткрытым — вот так. (Показывает свои зубы.)

Миссис Кэндэр. Ну можно ли быть такой злой?

Леди Тизл. Но я согласна, что это все-таки лучше, чем то, как миссис Прим пытается скрыть потерю своих передних зубов. Она стягивает губы, так что рот у нее становится похож на копилку, и все ее слова выскальзывают как бы сплющенными — вот так: «Как вы поживаете, сударыня? Очень хорошо, сударыня».

Леди Снируэл. Превосходно, леди Тизл. Я вижу, что и вы умеете быть колкой.

Леди Тизл. Когда защищаешь друзей, это простительно. Но вот и сэр Питер пришел испортить нам настроение.

Входит сэр Питер Тизл.

Сэр Питер Тизл. Сударыни, мое почтение. (В сторону.) Боже милостивый! Вся компания в сборе! Что ни слово, то человек загублен, я уж чувствую!

Миссис Кэндэр. Я рада, что вы пришли, сэр Питер. Тут все были до того безжалостны, и леди Тизл не лучше остальных.

Сэр Питер Тизл. Я уверен, это должно вас очень расстраивать, миссис Кэндэр.

Миссис Кэндэр. Ах, они ни за кем не признают никаких достоинств; даже миссис Пэрси, нашего друга, они не находят доброй.

Леди Тизл. Толстую вдову, которая была на вечере у миссис Кэдрил?

Миссис Кэндэр. Ах, ее полнота — это ее несчастие! И она прилагает такие старания, чтобы от нее избавиться, что грешно над ней смеяться.

Леди Снируэл. Вот именно.

Леди Тизл. Да, я слышала, она питается одними кислотами и сывороткой, шнуруется при помощи канатного ворота, и нередко в самый жаркий летний полдень вы можете видеть, как она с косицей на затылке, вылитый барабанщик, верхом на приземистом пони мчится крупной рысью по скаковой дорожке, пыхтя изо всех сил.

Миссис Кэндэр. Я вам очень признательна, леди Тизл, за ее защиту.

Сэр Питер Тизл. Хороша защита, нечего сказать!

Миссис Кэндэр. Ах, леди Тизл так же ко всем строга, как мисс Саллоу.

Крэбтри. Курьезная особа эта мисс Саллоу с ее претензиями всех судить — неуклюжая разиня, ни к чему на свете не пригодная.

Миссис Кэндэр. Право же, вам не следует быть таким суровым. Мисс Саллоу — близкая мне родственница по мужу, а что касается ее лично, то она заслуживает всяческого снисхождения, потому что, смею вас уверить, нелегко приходится женщине, которая хочет казаться девочкой в тридцать шесть лет.

Леди Снируэл. Хотя, спору нет, она все еще красива. А что у нее воспаленные глаза, так в этом нет ничего удивительного, когда она вечно читает при свечах.

Миссис Кэндэр. Это верно. Или ее манеры: я, честное слово, нахожу их замечательно изящными, тем более что она не получила никакого воспитания. Вы же знаете, ее мать была простой модисткой где-то в Уэльсе, а отец варил в Бристоле сахар.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ах, обе вы слишком снисходительны!

Сэр Питер Тизл (в сторону). Недурная снисходительность! Про свою же родственницу! Боже милостивый!

Миссис Кэндэр. Я, знаете, не могу спокойно слышать, когда говорят плохое про моих друзей.

Сэр Питер Тизл. Ну еще бы!

Сэр Бенджамен Бэкбайт. О, у вас возвышенная душа! Мы с миссис Кэндэр можем часами слушать, когда леди Стукко рассуждает на нравственные темы.

Леди Тизл. На мой взгляд, леди Стукко может служить отличным десертом после обеда: она удивительно напоминает французский марципан с сюрпризами — снаружи раскрашено, а внутри изречение.

Миссис Кэндэр. Да я никогда не соглашусь высмеивать моих друзей! Я это всегда говорю моей кузине Огл, а вы знаете ее притязания на роль судьи в вопросах красоты.

Крэбтри. А у самой при этом внешность, нелепее которой трудно встретить, — это какая-то коллекция составных частей, собранных со всего земного шара.

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Так, например, у нее ирландский лоб…

Крэбтри. Шотландские кудри…

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Голландский нос…

Крэбтри. Австрийские губы…

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Кожа испанки…

Крэбтри. И зубы китаянки…

Сэр Бенджамен Бэкбайт. Словом, ее лицо похоже на табльдот в Спа, где все обедающие принадлежат к разным национальностям…

Крэбтри. Или на мирный конгресс после всеобщей войны, где все участники, даже оба глаза, тянут каждый в свою сторону, и только нос и подбородок подают надежду на сближение.

Миссис Кэндэр. Ха-ха-ха!

Сэр Питер Тизл (в сторону). Боже милосердный! Особа, с которой они обедают по два раза в неделю!

Леди Снируэл. Фи, какие вы оба противные злюки!

Миссис Кэндэр. Нет, я вам не позволю так смеяться, потому что разрешите вам сказать, что миссис Огл…

Сэр Питер Тизл. Простите, сударыня, но языки этих добрых джентльменов все равно ничем не остановить. И все же, миссис Кэндэр, если я вам скажу, что дама, которую они обижают, близкий мой друг, вы, надеюсь, не станете ее защищать.

Леди Снируэл. Ха-ха-ха! Хорошо сказано, сэр Питер! Но вы жестокий человек — вы слишком флегматичны, чтобы язвить самому, и слишком раздражительны, чтобы терпеть чужое остроумие.

Сэр Питер Тизл. Ах, сударыня, истинное остроумие всегда сродни добродушию. Они ближе, чем это вам кажется.

Леди Тизл. Вы правы, сэр Питер. По-моему, они в таком близком родстве, что никогда не могут соединиться.