Николай Чернышевский - Мастерица варить кашу Страница 6

Иннокентиев. Продолжайте, Платон Алексеич.

Клементьев. Я кончил.

Иннокентиев. Этого недостаточно.

Клементьев. Не могу ничего прибавить.

Иннокентиев. Как не можете? Зачем умалчивать о самом главном факте отношений Агнесы Ростиславовны к Наде, — о факте, который должен наполнять ваше сердце беспредельным уважением к ангельской деликатности, кротости, нежности души Агнесы Ростиславовны?

Клементьев. О каком же факте?

Иннокентиев. О родстве.

Клеме-нтьев. О родстве? Как, что такое?

Иннокентиев. А я думал, вы давно знаете. Неужели же Андрей Дементьич не сказал еще тогда, как вы ходили заниматься в нашей библиотеке? Как же он не говорил вам? Он был так дружен с вами.

Клементьев. Он был дружен со мною! Добрый Сидор Иваныч, он готов был тогда задушить меня. Он воображал, что я хочу волочиться за Агнесою Ростиславовною.

Иннокентиев. Так он ничего не говорил вам? Так вы не знали этого родства? Значит я проговорился перед вами! Эх! как же это я опростоволосился! (Качает головою.) Но, впрочем, что же за беда? Перед своим собратом, не важность и сказать лишнее. Даже все к лучшему. Теперь вы больше будете понимать благородство Агнесы Ростиславовны, и даже понятия о ее отце переменятся у вас. Видите ли… (молчит).

Клементьев. Ну, что же?

Иннокентиев. Да признаться, поусомнился, следует ли говорить.

Клементьев. Теперь поздно недоговаривать, Сидор Иваныч. Не скажете вы, буду разузнавать от других. Спрошу саму Надежду Всеволодовну.

Иннокентиев. Ну, от нее-то не узнаете, я спокоен в этом. Она сама ничего не знает.

Клементьев. Не может быть!

Иннокентиев. Нечему тут не мочь быть, Платон Алексеич. Ей было меньше недели от роду, когда ее мать умерла. От кого ж ей было узнать?

Клементьев. Пустяки; все-таки слышала от кого-нибудь.

Иннокентиев. Не от кого было. Теперь из нас, которые в живых, только трое и знаем это: Агнеса Ростиславовна, да мы с Андреем Дементьевичем, и все обещались ее покойному отцу хранить тайну. Благородный был человек, деликатный! Не любил сплетен, не хотел делать напрасного стыда людям.

Клементьев. Когда так, теперь уже не о чем вам молчать, Сидор Иваныч; мне все известно.

Иннокентиев. Ну, значит обманывали меня, Платон Алексеич, будто не знали, знали от Андрея Дементьича!

Клементьев. Знал ли, не знал ли прежде, теперь знаю вот что: отец Агнесы Ростиславовны получил богатство по смерти старшего брата. У этого брата был сын, умер в Москве раньше отца. Мать Надежды Всеволодовны была любовницею этого сына. Надежда Всеволодовна его побочная дочь.

Иннокентиев. Так и есть, вы обманывали меня: Андрей Дементьич все сказывал вам!.

Клементьев. Ничего не сказывал мне ваш Андрей Дементьич.

Иннокентиев. Так от кого же вы узнали? Значит от Нади, стало быть, в противность нашей уверенности, она знает все! О, какая же хитрая! Знает, и показывает вид, что не знает! И как могла дознаться? О, какая хитрая! Надобно расспросить ее обо всем, предупредить, чтобы не вышла наружу ее хитрость перед Агнесою Ростиславовною, не огорчила бы этого ангела! Наденька, где ты! Иди сюда, моя…

Клементьев (напрасно удерживая его). Не зовите. Не о чем расспрашивать ее. Она ничего не говорила мне.

Иннокентиев. Нет, нет, не обманете! Не от нее, то от кого же могли узнать?

Клементьев. Да от вас же.

Иннокентиев. Нет, из моих слов вы не могли узнать кто ее отец!

Клементьев. Да чего же тут не знать, когда ее отчество — Всеволодовна, а двоюродного брата Агнесы Ростиславовны звали Всеволод. Вы сами навели на эти мысли.

Иннокентиев. Нет, нет, этого вы не могли угадать, не обманывайте! Я сам давно знал все это и много думал, кто отец Нади, а не мог угадать, пока не открыли мне! О, нет, нет, вам это сказано, — не отпирайтесь: Она сказала! Надобно расспросить ее и предупредить. (Громко.) Надя, иди сюда, моя милая.

Клементьев (стараясь перебить). Не зовите ее, я не хочу видеть ее, пока не переговорю с Агнесою Ростиславовною; Надежде Всеволодовне тяжело говорить со мною, пока она не уверена в согласии Агнесы Ростиславовны на наш брак.

Иннокентиев (ничего не слушая, кричит между тем вес громче и громче). Надя, Наденька!.. Наденька, а, Наденька!.. Наденька.

Явление 13

Надя. Чего изволите, Сидор Иваныч?

(Клементьев хочет уйти. Иннокентиев хватает и держит его.)

Иннокентиев. Нет, не пущу! Должны присутствовать при допросе, а то скажете, что я спутал ее, спрашивал недобросовестно. (Кротко.) Скажи, милая Наденька, ты родственница Агнесы Ростиславовны?

Надя. Я никогда не говорю об этом, Сидор Иваныч; вы должны понимать, почему не говорю. Мне больно говорить, мне горько и думать об этом. Прошу вас, позвольте уйти.

Иннокентиев. Не могу позволить, милая Наденька. (К Клементьеву.) Видите, все обнаруживается, как я угадал! (К Наде.) Скажи, милая Надя, как же ты родня Агнесе Ростиславовне?

Надя. Не мучьте меня, Сидор Иваныч.

Иннокентиев. Мне жаль огорчать тебя, милая Наденька, но я обязан, — для твоей собственной пользы и для спокойствия той, спокойствие которой должно быть самою священною заботою для тебя. — Скажи, мой друг, не стыдись: в каких отношениях находилась твоя мать к твоему отцу?

Надя (с рыданиями). Этого не могло быть… Моя мать не могла продать себя, не могла ни обманывать, ни обирать, — она любила моего отца! (Бежит.)

Иннокентиев (ловит ее). Постой, милая Наденька, договорим.

Клементьев (отводит его руку, сам берет Надю). Позвольте, Сидор Иваныч, вы не умеете говорить. Надежда Всеволодовна, я слышал, что ваша мать была очень добрая, скромная женщина. Каковы бы ни были ее отношения к вашему отцу, они были благородны. Вы заслуживали бы презрения, если бы вы стыдились вашей матери.

Надя. Я не стыжусь ее, Платон Алексеич, мне только горько, что другие могут думать о ней дурно.

Клементьев. Я думаю о ней, как следует честному человеку думать о женщине кроткой и скромной. Со мною вам не должно быть горько говорить о ней. Расскажите же, что вы знаете о ней. Я не желал бы настаивать, но вы видите, это необходимо. Без этого Сидор Иваныч подымет шум, которого вы хотите избежать.

Надя (после раздумья). Как я выскажу то, что я предполагаю? Моя догадка должна показаться неправдоподобной даже для вас, Платон Алексеич.

Явление 14

Румянцев (вбегая). Агнеса Ростиславовна поймала козявочку. Хорошенькую, хочет показать вам.

Иннокентиев (Клементьеву). Видите, какое у нее сердце. Всегда хочет поделиться с другими всякою радостью. Я сейчас вернусь к вам. Вы, Наденька, не уходите. (Уходит с Румянцевым.)

Явление 15

Клементьев. Мне говорили, Надежда Всеволодовна, что наша матушка приехала в деревню родных Агнесы Ростиславовны больная.

Надя. И я так слышала, Платон Алексеич. Как приехала, так и не выходила из комнаты.

Клементьев. Надобно думать, ее здоровье было расстроено смертью вашего батюшки.

Надя. И я так думаю, Платон Алексеич, но… (молчит).

Клементьев. Что, Надежда Всеволодовна?

Надя. Я сказала вам, Платон Алексеич, у меня странные мысли об этом…

Клементьев. Говорите, нужды нет; покажутся ли они мне вероятны, или нет, вы не можете ждать от меня насмешки.

Надя. Ваша правда. Если я и ошибаюсь, мои мысли внушены мне любовью к матери, тут не может быть ничего смешного. Тот, которого называют моим отцом — Всеволод Серпухов, он не мог быть моим отцом. Говорят, он был человек с благородным характером, — и должно быть, это правда, когда моя мать так любила его, что поехала к его родным после его смерти. Такой человек не мог бы иметь любовницею любимую женщину и если б он был мой отец, моя мать была бы законною его женою.

Клементьев. Но быть может, они не могли повенчаться. Быть может, он был женат.

Надя. Нет, Платон Алексеич.

Клементьев. Или ваша матушка уже имела мужа.

Надя. Такой человек не мог обольщать чужих жен, и моя мать не могла изменить мужу.

Клементьев. Это слишком большое незнание жизни; иногда и самые лучшие люди отступают от правил житейского порядка. Это не бесславие, когда то необходимо и когда наши побуждения чисты.