Леонид Андреев - «Gaudeamus» Страница 6

Не стучась, входит заиндевевший с мороза О н у ф р и й. На нем драповое потертое пальто и башлык; руки держит в карманах. Подходит прямо к столу и молча смотрит, не поворачивая закутанной головы. Очень мрачен.

С т. с т у д е н т. А, Онуша! Ты?

О н у ф р и й. Я. Дома? (Идет в переднюю, чтобы раздеться, и заглядывает за перегородку.) А, это ты, Тенор? И лохмат же ты, братец.

С т. с т у д е н т. Дома, дома, Онуша, чай пьем. Раздевайся скорей, чайку выпьешь. Замерз? Сегодня, кажется, морозно?

О н у ф р и й. Замерз… А у тебя, Тенор, пальто-то с барашком… хорошо вы, тенора, живете. (Входит.) Где тут печка? А, черт, забыл: центральное отопление. Электричество, центральное отопление, тенора с барашком, только не хватает веревки, чтобы повеситься. Чаю давай, старик!

С т. с т у д е н т. Готово, налил. Сахару сам положи, я не клал – вон, в мешочке. Да ты что так мрачен, Онуша?

О н у ф р и й. Ничего. Водки пошли взять, полбутылки. Деньги есть? Тогда вели еще полбутылки взять, на всякий случай. Два дня маковой росинки во рту не было.

С т. с т у д е н т. Сейчас, Онуша, я сам с удовольствием выпью с тобою рюмочку.

О н у ф р и й (сердито). Зачем врешь, старик? Ведь совсем не можешь пить, а тоже, притворяешься! Тебя никто пить не заставляет – ты и молчи.

С т. с т у д е н т (смущенно). Да нет, я иногда с удовольствием.

О н у ф р и й. Ну ладно – иногда! Я и один выпью, не беспокойся, мне посторонней помощи не надо. Постой… Вели еще две головки луку взять да папирос «Бальные», десять штук шесть копеек.

С т. с т у д е н т. Хорошо.

Выходит. Онуфрий лениво пьет чай, морщится, потом иронически смотрит на перегородку.

О н у ф р и й. Тенор?

Т е н о р. Ну что?

О н у ф р и й. Тенор!

Т е н о р. Да что тебе надо?

О н у ф р и й. Ну и попадет же тебе, Тенор.

Т е н о р. От кого это?

О н у ф р и й. От кого следует, от того и попадет. Ты зачем вчера на собрание не пришел? Уклоняешься? На постельке отлежаться хочешь, мамон свой бережешь? Ну погоди, она тебе покажет!

Т е н о р. Ха-ха-ха! Не испугался!

О н у ф р и й. Она тебе покажет! Она тебе пропишет! Ты у нее запоешь, откуда голос возьмется!

Т е н о р. (сухо). Ты говоришь глупости. Ты шут гороховый!

О н у ф р и й. Она тебя приободрит! Она тебе кудри-то расчешет, волос к волосу положит! Полежал на теплой постельке и достаточно, иди-ка на мороз, братец. Она тебя, подлеца, в чувство-то приведет…

Т е н о р. (раздраженно). Прошу оставить меня в покое!

О н у ф р и й. Я-то оставлю, а вот погоди, придет она – и такое тебе святое беспокойство устроит, что лезь ты, Тенор, заранее под кровать. А я на кровати полежу: у меня нервы расстроены!

С т. с т у д е н т (входя). Развеселился, Онуша? А сейчас и водка будет.

О н у ф р и й (мрачно). Отошло немного… Это что у тебя за обновка? Гимнастика?

С т. с т у д е н т. Да, вчера купил. Я люблю по утрам гимнастику, освежает как-то. Советую и тебе, Онуфрий.

О н у ф р и й. Я и так свеж. Молодеешь все, старик?

С т. с т у д е н т (краснея). Молодею.

О н у ф р и й. Так… Шиллера-то, значит, по шапке, а вместо того – шведская гимнастика и массаж лица? Так! Из университета, значит, в гимназию поступишь, а из гимназии прямая дорога в детский сад… до чего ж ты думаешь дойти? Мой трезвый ум не в силах этого постичь.

С т. с т у д е н т (скрывая смущение, развязно). А вот выпьешь сейчас и поймешь. Эх, Онуша – жизнь для жизни нам дана!

О н у ф р и й. Скажи, пожалуйста, какая свежая новость. Это ты где же, в нынешних «Ведомостях» прочел?

Т е н о р. (выходя из-за перегородки). Ха-ха-ха! Онуша трезв и мрачен, привязывается ко всем. Налей-ка чаю, старик!

С т. с т у д е н т (торопливо). Ну, пустяки… Водка сейчас будет. Послушай, Онуфрий Николаевич, я хотел тебя спросить… Вчера я ушел раньше: о чем они еще говорили? Обо мне говорили? Я боюсь, что вчера я многих восстановил против себя, кажется, я был немного резок, особенно в ответе этому Паншину…

О н у ф р и й. Нет, не говорили. Чего им говорить?

С т. с т у д е н т. Но ведь я же один выступил против… ведь ты не говорил, ты только голосовал со мной, чему я очень рад, Онуфрий Николаевич.

О н у ф р и й. Ну и выступил, – дальше?

С т. с т у д е н т. Я и говорю: они должны быть… ну, возмущены, что ли?

О н у ф р и й. Нет.

Т е н о р. Старик все беспокоится, утешь его, Онуша.

О н у ф р и й. Нет. О тебе не говорили. А вот обо мне действительно говорили, хотя я тут же присутствовал… Смеялись, что я с тобою голосовал.

С т. с т у д е н т. Смеялись? Разве это так смешно?

О н у ф р и й. Должно быть, что смешно – смеялись весело. А кто говорит, что и грустно, хотя плакать и не плакали. Да не желаю я об этом говорить! И без тебя тошно, а ты, как балерина, перед носом прыгаешь. Садись и пей чай, я тебе налью. Сам налью, только сядь ты, пожалуйста! Ты мне горизонты закрываешь, а мой географический ум не может без горизонтов, как твой исторический – без фактов! Ну – пей!

С т. с т у д е н т (садясь, тревожно). Ты меня беспокоишь, Онуфрий Николаевич.

О н у ф р и й. Нет, это ты меня беспокоишь! И зачем я к тебе пришел? Да будет проклят тот день, неделя, месяц, год, когда… А, Капитон, наконец-то пожаловали!

Коридорный Капитон, лохматый и мрачный человек, вносит водку и закуску и ставит на стол.

К а п и т о н (кладет мелочь на стол). Сдачи.

О н у ф р и й. Холодно, Капитон?

К а п и т о н. На этом, как его… градуснике, что около генерал-губернатора, двадцать три показано. Не то двадцать шесть, не разберешь. К ночи еще холоднее будет, мороз лютый.

О н у ф р и й. Мрачный оптимист. Не верит в человека и раза три в году ловит чертей. Эй, мистик, почем дюжину чертей продаешь? Или у тебя оптовая торговля?

К а п и т о н (оборачиваясь, обиженно). Сами как станете ловить, тогда узнаете. (Уходит.)

Т е н о р. Не миновать тебе белой горячки, Онуша.

О н у ф р и й. Белая горячка требует, братец, фанатизма, а я человек холодный. За твое здоровье, старик!.. И не смотри ты на меня глазами загнанной газели, не терзай ты моего сердца! Я сейчас выть начну!

С т. с т у д е н т. Ты меня тревожишь, Онуфрий. Кроме шуток: они что-нибудь плохое говорили обо мне? Для меня это очень важно, Онуфрий, пойми меня. Ты же человек умный.

О н у ф р и й. Нет, не говорили.

С т. с т у д е н т. Ничего?

О н у ф р и й. Ничего.

С т. с т у д е н т (улыбаясь). Как будто меня и не было?

О н у ф р и й (пьет). Как будто тебя и не было… Да о чем ты беспокоишься, дядя? Ей-Богу, не стоит, серьезно тебе говорю. Наши все тебя любят и даже уважают, а если иногда кто посмеется, так без этого нельзя, прокиснуть можно, сам понимаешь.

С т. с т у д е н т. Паншин говорил глупости!

О н у ф р и й. Да его никто и не слушал. Эх, дядя, я бы на твоем месте и в ус не дул, раскрыл бы себе книжку да и читал – гляди все, какой я есть и какое во мне неудержимое влечение к идеалу! (Мрачно.) Эх, Блоха мне изменила, вот что гнусно! Ведь она тоже на задние ноги становится, на сходку идти хочет. (Пьет.) Души у нее нету, у Блохи! Я ему говорю: мне наплевать, что у тебя римский нос, у меня у самого греческий нос, пойдем к Немцу. А он говорит: иди один, потому что ты… с… стареть начинаешь, – я к Онучиной иду, почву подготовлять будем. Слыхал? И это Блоха, ничтожнейший из зверей, микроорганизм, почти бактерия. А что же остальные? Эх! (Пьет.)

Т е н о р. Сердиты?

О н у ф р и й. Сердиты.

Т е н о р. И на меня? Ведь я же не голосовал?

О н у ф р и й. Знают они, как ты свой голос бережешь! Лучше и на глаза им не показывайся, наикротчайшего Кости, и того тщательно избегай – он тебя в один раз уставом пристукнет! А там и еще кое-кто есть… похуже.

Т е н о р встает и беспокойно шагает.

Т е н о р. (останавливаясь). А на сходку пойдешь?

О н у ф р и й (мрачно). Пойду – как же не идти!

С т. с т у д е н т. Странный ты человек! Так зачем же ты голосовал против сходки?

О и у ф р и й. По убеждению. Ибо убежден, что несвоевременно. Хоть на кол меня посади, от убеждений не отступлюсь. (Наливает.)

С т. с т у д е н т. Так зачем же ты идешь?

О н у ф р и й (пьет). По принципу. Раз товарищи идут, так как же я могу не идти? Да после этого у меня не греческий нос, а просто безносие какое-то, шарообразная плоскость, ничем не прикрытая канализация! Что ты, опомнись!

Т е н о р мрачно уходит за перегородку.

С т. с т у д е н т (вставая). Но ведь это же вопиющая нелепость! Не понимаю!

О н у ф р и й. И понимать тут нечего… Дело ясное.

С т. с т у д е н т. Или я действительно что-нибудь просмотрел, не заметил, не оценил как следует – даже не в фактах, не в выводах, а вот в этой вашей психологии, которой я не понимаю.

О н у ф р и й. Вот именно: просмотрел.

С т. с т у д е н т. Да что? Объясни, пожалуйста. Ведь я же старался стать именно на вашу точку зрения, я отрешился от своих привычек, я изменил свой характер, даже манеру говорить… и кланяться! Ведь если бы… Наташа увидела меня, она бы не узнала… так я слился с вами настолько одною жизнью живу. И все-таки… (Смеется.) Какие пустяки! Я разволновался и говорю Бог знает что, ты не слушай. Выпей-ка лучше рюмочку да налей и мне, что-то захотелось.