Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы - Дмитрий Николаевич Москалев Страница 6

За деньги не могу купить я искупленье,

Зато за деньги покупал я утешенье в наслажденьи,

За то платил, чего давно в помине нет…

Тень:

— Довольно, не терзай себя пустым,

Похвально то, что был хотя бы нелюдим,

Но статус, власть тебя так извратили,

Что и с монетами карманы сделались пустыми.

Мы улетим, пробило уж двенадцать,

Часам и нам не спать,

Победою дано походу увенчаться,

И не дано нам попусту пропасть.

Зигфрид:

— Куда меня зовёшь, о зло?

Тень:

— Я отражение твоё,

Не зло.

Зову лишь посмотреть твои плоды

Творенья, с обратной, тёмной стороны.

Зигфрид:

— Идём, не выдержу мученья,

Мои вески в сединах и спина не та,

И силы нет в руках, противна и еда.

Идём же!

Тень:

— Вся жизнь стремится к смерти,

И если смерти ты творец простой,

То в смерти ты найдёшь конец и свой.

Жизнь — как приведенье,

Внушает страх,

Кому и преступленье.

Зигфрид уходит, за ним движется его тень.

II

Городской притон, бордель, верхние палаты, наполненные оргией, шумом и дымом.

Зигфрид:

— Где мы?

Тень:

— Мы храм греха с тобою посещаем,

Здесь нет свечей, молитвы ни читают,

И над умершими монашки здесь не причитают.

Задушены любовь и ласка матерей,

Здесь двери, двери средь дверей

В палаты бархата, разврата,

Здесь вывеска — дорога ада.

Зигфрид:

— Кто здесь сокрыт?

Тень:

— Не матеря — блудницы,

Когда ты разорял станицы,

Они как мотыльки порхали,

И красотой блистали.

Они от грубости и нищеты

Так низко пали.

Их заманили палачи,

Что сладострастие для них? Не грех,

Когда оно лишь славится средь всех

Единственным прекрасным из мирских утех.

Едва ли их коснулось горе,

Как красоту они продать успели, как товар,

Покуда грим не смоет слёз их море,

Их красота — дешёвый дар,

Но вскоре, она угаснет навсегда,

Зачахнуть им и умереть –

Так предначертана судьба.

Зигфрид:

— Неужто это всё моё?

Тень:

— Твоё, твоё. Их не одна, их и не сотня,

Их Существо, изящна суть,

Для них давно уж не играет лютня,

Любви им жалок стал алтарь и путь,

Её уж в сердце не вернуть.

Зигфрид:

— И как же мне исправить всё, скажи мне?

Тень:

— Злодей не может этого исправить наперёд,

Он губит и коварствует и лжёт,

Живёт в довольном умиленье.

Он жмёт и сеет лишь своё поганое творенье,

Из мёртвых ведь никто уж не встаёт.

Зигфрид:

— Они не умерли, спасти их можно ли?

Тень:

— Увы…

Зигфрид:

— Но почему?

Тень:

— Они и живы и мертвы, как спят,

Но их сердца совсем пусты,

Заброшены, забыты,

И их мечты давно тобой убиты.

И это самый тяжкий грех –

Убить мечту для тех,

Каму даровано родиться в нищете,

Усугубить их положение в тройне,

С ехидной мерзкой на лице улыбкой.

Зигфрид:

— Не знал я. Есть на свете вещи хуже смерти!

Тень:

— О, смерть освобождает от оков,

Особенно от власти дураков.

Идём, предстало ль нам смотреть прелюбодейство,

Когда же дней прошедших свойство

Нас всё зовёт в поход к подножию лачуг,

И подворотен городских,

Где жизнь кипит, где нет и принципов людских.

Где в нищете едва ли мать готова

Второпях вскормить родного сына,

Ведь жизнь её, еда и быт — невыносимы.

Судьба — скотины.

III

Тень и Зигфрид появляются в городских трущобах. Ночь. Тень водит Зигфрида от лачуги к лачуге.

Тень:

— Как короток у жизни век,

Возможно станешь — раб, возможно — человек.

Зигфрид:

— По кругу водишь ты меня…

Тень:

— И этот круг второй,

Порой,

И стоит покружить,

Коль хочется ещё прожить.

Зайдём, здесь не услышишь ты

Весёлый смех детей, увы!

Помимо плесени, печной золы,

Здесь копошатся вши, клопы.

Здесь беднота — само богов творенье,

Она особенно так богачей стройнит,

Когда у тех от вкусных блюд живот болит,

Их не терзают угрызенья.

И это всё твоё соизволенье,

Когда рука во зло дела творит.

Еда — базарные объедки,

Из них супы, похлёбки едки,

И что лишь свет — подъём для них,

Для всех сирот, и вдов, больных,

Грядут вонючие, сырые будни,

И кабаков развязный гул,

Как в крупный док заходят судна,

Так в них, людей, вошёл порок.

В лачугах света нет,

Уж спят давно,

Им всё равно

На ваше омерзенье,

Которым вы, похабно открывая рот,

Хулите их, меж тем, используя как скот.

Зигфрид:

— Не верю я,

Что это всё творил лишь я, один!

Тень:

— Ты погоди, не пройден путь, мой господин!

Равно всё то, что может уровняться,

Скитаться то, что может по миру скитаться,

И жить, всё то, что может и дышать и мыслить, или говорить,

Но не в трущобах гадкие дела творить!

Их жизнь — не жизнь,

Им смерть — лишь облегченье,

Им в жизни есть одно лишь утешенье,

Напиться вечером, и обо всём забыть.

Когда людишек бог творил,

Он думал о хорошем,

Но он ли вас, злодеев породил?

Таких как ты, как плева от зерна,

Бог отделил, как явность ото сна.

Но только всем известный демон зла,

Который извиваясь со ствола

Спустился, и воплотился,

И переродился,

В чиновника, и книжного червя,

В тебя, в тебя ничтожество вселился.

Зигфрид:

— Не выносимо мне здесь находиться,

Хули, ругай меня, бичуй!

Тень:

— Не торопись, я обличу

Тебя во всех твоих делах,

Но содержание сего ни в двух словах,

Я выразить смогу,

Оно давно во книги поместиться норовит,

Твой грех, подобен древнему папирусу — он просто свит.

Зигфрид:

— Уйдём отсюда, не выносим мне здешний смрад!

Тень:

— Но как? Ведь в проведеньи божьем нет пути назад!

Что хуже ада может быть?

Лишь худший ад!

Зигфрид:

— Довольно…

Тень:

— Идём, идём, не суждено тебе в трущобах гнить,

Но будет позже с чем сравнить.

Прохлада нищенских могил,

Тебе остудит пыл,

Все те, кого убил и погубил,

Не зная ни имён, ни душ,

Они зовут тебя!

Зигфрид:

— Веди меня, ну что ж…

Глава 3. Волнение

Море ненависти в океане лжи

Пробираясь сквозь дебри лжи, светлый ум всегда ориентируется по солнцу, но, когда наступает ночь, его непременно преследуют упыри, стараясь скорее утащить в свое логово.