Валентин Катаев - Том 7. Пьесы Страница 68

Даша. Я не знаю. Какие Петушки?

Андрей. Главный ихний узел сопротивления. Деревня Петушки. Ну, как же! Петушки все знают… Это какой госпиталь? Далеко от фронта?

Даша. Далеко. Может быть, слышали — город Щеглы?

Андрей. Не слыхал. Где это?

Даша. На Волге.

Андрей. Ух ты! Мамаша, выходит, я тяжело ранен? Не пойму — куда?

Даша. В грудь навылет. Пуля прошла на два сантиметра ниже сердца.

Андрей. Ага. То-то у меня будто что-то давит в спине. Ай!

Даша. Поэтому нельзя подыматься и поворачиваться. Если надо, вы скажите, я вас поверну. А сами не ворочайтесь!

Андрей. Спасибо, мамаша. А ноги целы?

Даша. Левая нога сильно задета.

Андрей. Ступня и пальцы?

Даша. Да.

Андрей. Понятно. То-то у меня левая ступня ноет и довольно-таки крепко пальцы болят. Как пошевелишь, так они и болят. А вся нога — как бревно. Не двинешь. Что она у меня, в лубках, что ли?

Даша. Да. Только вы так много все-таки не разговаривайте. Вам еще нельзя.

Андрей. Хромой не останусь?

Даша. Вам свет из окна не мешает? В глаза не бьет? Может быть, немного прикрыть?

Андрей. Спасибо, мамаша, не стоит. Пускай мне солнышко посветит.

Даша. Почему вы меня называете «мамаша»?

Андрей. А как же! Сиделка — стало быть, мамаша.

Даша. Разве я такая солидная?

Андрей. По голосу будто нет. А по наружности — не скажу. Перевязка мешает как следует видеть.

Даша. Не подымайтесь, не подымайтесь! Я сама. (Становится так, что Андрей ее лучше видит.) Ну?

Андрей. Верно, на мамашу не похожи. Скорей всего сестра. Да и то младшая. Сестренка.

Даша. Так и зовите.

Андрей. Ладно. Сестренка! (Смеется. Вдруг, что-то вспомнив, делается озабоченным.) Сестренка, а документы мои не пропали? Записная книжка, комсомольский билет… (Застенчиво.) Фотокарточка одна была. В порядке?

Даша. Все в полной сохранности. В канцелярии госпиталя. По специальному акту.

Андрей. Ладно. Сестренка… а нельзя ли мне сюда фотокарточку? Это очень для меня дорогая вещь.

Даша. Можно. (Вынимает из книги и подает ему фотокарточку.) Она?

Андрей. Она. (Рассматривает.) Ловко. Под самую пулю попала.

Даша. Это кто? Наверное, ваш… близкий человек?

Андрей. Да, самый близкий. Нравится?

Даша. Не знаю. Слишком кудрявая.

Андрей. Э! Давайте карточку! (Делает резкое движение — боль.) Ох!

Даша. Лежите, лежите! Я пошутила. Хорошенькая девушка.

Андрей. Хорошенькая? (С укором смотрит на Дашу.) Сестренка, сестренка! Много вы понимаете! Не хорошенькая, а лучше не бывает.

Даша. Как зовут?

Андрей. Ее?

Даша. Ну да.

Андрей. Не знаю.

Даша. Вот те на! Как же так? Близкий человек…

Андрей. Так получилось. Пришли на фронт подарки. В моей посылке вместо письма вот эта карточка. А на карточке ни адреса, ни имени, ни фамилии. Только два слова: «Самому храброму».

Даша. Да, я знаю. Ужасно глупо.

Андрей. Что глупо?

Даша. Что она так написала.

Андрей. Это почему же?

Даша. А если он не самый храбрый?

Андрей. Коли не храбрый, то, значит, и не стоит такой девушки. Такую девушку заслужить надо. Ведь вы посмотрите.

Даша. Да уж видала. Выходит дело, влюбились?

Андрей. Влюбился? Нет, сестренка, не то слово. Со мной так еще никогда не было. Первый раз в жизни. Верьте слову. Как глянул — так будто родное лицо увидел. Такое родное, что уж роднее не бывает на свете. Еще роднее сестренки. Будто я ее всю жизнь, с самых малых лет, знал и любил. Будто с ней в школе на одной парте сидел. И только потом будто забыл. А тут взглянул на карточку и снова вспомнил. И уж на всю жизнь. Вы чего там делаете? Смеетесь? Вы не смейтесь.

Даша. Я не смеюсь. (Вытирает слезы.)

Андрей. Это — как в романе Пушкина «Евгений Онегин». Татьяна еще не была знакома с Евгением, даже карточки его не видела, а он уж ей снился и был для нее самый любимый… На всю жизнь. Так и она для меня самый дорогой, самый любимый человек. На всю жизнь.

Даша. Как же вы ее теперь найдете?

Андрей. Не знаю.

Даша. А вдруг никогда не встретитесь?

Андрей. Непременно встречусь. Не может быть, чтоб мы в жизни не встретились. Она моя боевая подружка. Мы с ней вместе в атаку на Петушки ходили.

Даша. Ну, ладно, встретились — а вдруг она вас не полюбит?

Андрей. Тогда будет для меня плохо.

Даша. Она полюбит вас.

Андрей. А ну как останусь хромой? У меня, сестренка, что-то нога слишком тяжелая.

Даша. Не думайте об этом. Вам волноваться не полагается. Лежите и поправляйтесь. Все будет хорошо. И больше не разговаривайте. На первый раз хватит. Спите. А я посижу возле вас.

Андрей. Я вам, наверное, уже здорово надоел?

Даша. Не говорите глупостей. Спите. А я почитаю.

Андрей. Что вы читаете?

Даша. «Войну и мир».

Андрей. Читайте громко.

Даша. У меня третий том.

Андрей. А и не надо с начала. Читайте, откуда остановились.

Даша. Это не годится.

Андрей. Ничего, пожалуйста!

Даша. Ну ладно. Только вы все-таки постарайтесь заснуть. (Читает.) «Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться, он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую из всех людей в мире ему более всего хотелось любить тою новою, чистою… (вытирает глаза) любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что-то. Князь Андрей облегченно вздохнул, улыбнулся и протянул руку. — Вы? — сказал он. — Как счастливо! — Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрагиваясь губами. — Простите! — сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. — Простите меня! — Я вас люблю, — сказал князь Андрей. — Простите… — Что? Простить? — спросил князь Андрей. — Простите меня за то, что я сде… лала, — чуть слышным прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрагиваясь губами, целовать руку. — Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, — сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо, так чтоб он мог глядеть в ее глаза».

Андрей держит перед собой карточку и смотрит на нее.

«Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко-сострадательно и радостно-любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади них послышался говор…»

Андрей (испуганно). Слушайте.

Даша. Что?

Андрей. Здесь написано… (Показывает карточку.) Смотрите… «От Даши Ложкиной». Той же самой рукой. Этого раньше не было. Кто это написал?

Даша. Даша Ложкина написала.

Андрей. Где она?

Даша. Здесь. (Снимает косынку.)

Андрей (узнавая). Это ты?

Даша. Это я, Андрюша.

Андрей. Даша! Ты! (Делает движение к ней.)

Даша. Не надо. Не подымайся. Я сама. (Низко склоняется и нежно и долго целует Андрея.)

Входит Селявина.

Занавес.

Действие пятое

Уличка в городе Щеглы. Скамеечка. Садик перед домом, где живут Ложкины. Два крыльца: одно — на улицу, другое — в садик. Весна. Сирень. Видна Волга, отражающая весеннее небо с облаками.

Федя входит.

Федя (устало). Ну и городок! Будьте здоровы. Тридцать процентов девушек — Вали, и ни одной подходящей. Уморился. (Садится на скамеечку.)

Проходит 1-я девушка.