Фридрих Шиллер - Вильгельм Телль Страница 7

Штауффахер

Да будет так, друзья. Теперь подайтеМне ваши руки честные. Как мы,Три мужа, тут сплотились непритворно,Так да сплотятся крепко, воедино —И для отпора и для обороны,На жизнь и смерть! — и наши три страны.

Вальтер Фюрст и Мельхталь

На жизнь и смерть!

Все трое, подав друг другу руки, некоторое время молчат.

Мельхталь

Слепой старик отец!Ты не увидишь дня освобожденья,Но ты его услышишь! Выси горСигнальными огнями запылают;Падут тиранов дерзкие твердыни,И к хижине твоей, страны святыне,Из городов придут и деревень,И в тьме очей твоих забрезжит день.

Расходятся.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

Замок барона Аттингаузена.

Готический зал, украшенный гербовыми щитами и шлемами. Барон, старик восьмидесяти пяти лет, высокого роста и благородной осанки, одетый в меховой камзол, стоит, опираясь на посох с рогом серны вместо набалдашника. Куони и шесть работников, с граблями и косами, окружили его.

Ульрих фон Руденц входит в рыцарской одежде.

Руденц

Явился я… Что вам угодно, дядя?

Аттингаузен

По древнему обычаю, сперваС работниками чашу разопьем.

(Пьет из кубка и пускает его вкруговую.)

Ходил я раньше с ними в лес да в полеИ взглядом их усердье поощрялИль в битву вел под стягом боевым;А нынче я в дворецкие лишь годен,И если солнце в замок не заглянет,То мне за ним невмочь подняться в горы.И все тесней, теснее жизни круг,Все ближе самый тесный круг, последний,Где жизнь замрет навек… Сейчас я тень,Недолго ждать — останется лишь имя.

Куони

(передавая Руденцу кубок)

Желаю здравствовать!

(Видя, что Руденц колеблется, брать ему кубок или нет, продолжает.)

И пусть у насОдно вино — одно и сердце будет.

Аттингаузен

Ступайте, дети… На заре вечернейДела родного края мы обсудим.

Работники уходят.

Я вижу, ты в дорогу снарядился.Ты в замок Альторф снова едешь, Руденц?

Руденц

И дольше медлить, право, не могу…

Аттингаузен

(садясь)

Но так ли это к спеху? НеужелиТак скупо юности отмерен срок,Что не найдешь для старика минуты?

Руденц

К чему? Я вам давно не нужен, дядя.Я в этом доме как чужой живу.

Аттингаузен

(пристально смотрит на него)

И жаль, что это правда, К сожаленью,Чужбиной стала родина тебе…О, я тебя не узнаю, мой Ульрих!В шелку блистаешь, горд пером павлиньим,Австрийский плащ пурпурный на плече…[7]И смотришь на крестьянина с презреньем —Не мил тебе его привет радушный.

Руденц

Почет ему охотно воздаю,Но прав своих ему не уступаю.

Аттингаузен

У Габсбурга в опале вся страна…Сердца всех честных граждан скорби полныИ возмущенья… Одного тебяНе трогает всеобщая печаль…Отступником тебя считают, тыНа сторону врага страны предался,Глумишься над народною бедой.За легкими утехами в погоне,Благоволенья Габсбургов ты ищешь,А лютый бич отечество терзает.

Руденц

Страна угнетена… Но отчего же?Кто вверг ее в подобную беду?Ведь только слово стоит произнесть —И гнета тяжкого как не бывалоИ милостив к нам снова император.О, горе тем, кто ослепил народ,Чтоб он не видел истинного блага!Да, все они из выгоды своейПротивятся, чтоб, три лесных кантона,Как прочие, австрийцам присягнули.Ведь им приятно на скамьях господскихС дворянами сидеть. А императорКак призрачная власть желанен им.

Аттингаузен

И это, Ульрих, от тебя я слышу?

Руденц

Вы бросили мне вызов — дайте кончить!..Какую вы себе избрали роль?Иль ваша гордость позволяет вамСтарейшиной, владетельным барономЗдесь править с пастухами наравне?Да разве дворянину не почетнейНа верность Габсбургам присягу датьИ в лагерь их блестящий перейти?Ну что за честь быть со слугою равным,С простолюдином заседать в суде?

Аттингаузен

Ах, узнаю соблазна голос, Ульрих!Твой жадный слух легко он обольстилИ сердце напоил отравой сладкой!

Руденц

Я не скрываю — глубоко в душеОтозвались насмешки чужеземцев,Мужицкой знатью обозвавших нас…Мне тяжело, что сверстники моиУже на поле брани отличились,Избрав знамена Габсбургов, а яВ досуге или в низменных заботахЛишь по-пустому время убиваю…Там подвиги свершаются, тудаМеня зовет блистательный мир славы,А здесь — мои проржавели доспехи.Ни звук задорный боевой трубы,Ни зов герольда на турнир блестящийВ долины эти к нам не проникают.Я слышу здесь одни пастушьи песниДа колокольчиков унылый звон.

Аттингаузен

Как ослепил тебя мишурный блеск!..Что ж, презирай отчизну! И стыдисьОбычаев ее, священных, древних!Твой час придет, и ты к родным горамСтремиться будешь с горькими слезами.А тот простой пастушеский напев,Которым ты пренебрегаешь гордо,Пробудит в сердце лютую тоску,Когда его в чужой земле услышишь.О, как могуча к родине любовь!Не для тебя тот мир, чужой и лживый.При гордом императорском двореЖить нелегко с душой прямой, открытой! Там доблести нужны совсем другие,Не те, что ты здесь приобрел в горах…Ступай же и продай свою свободу,Лен получи, стань княжеским рабом,Когда себе сам господин и князьТы на земле наследственной, свободной.Но нет, останься, Ули, со своими!Не езди в Альторф… О, не покидайСвятого дела родины своей!Ты знаешь, я в моем роду последний, —Мое угаснет имя, и в могилуПоложите вы мне мой щит и шлем.Так неужели при последнем вздохеЯ думать должен, что, закрыв глаза мне,Ты к чужеземцам явишься и тамСвободные, дарованные богомВладения как лен австрийский примешь?

Руденц

Мы Габсбургу противимся напрасно:Ему весь мир подвластен.[8] НеужелиОдни, с упорством нашим закоснелым,Мы цепь земель сумеем разорвать,Которой он, могучий, окружил нас?Его здесь рынки и суды, егоТорговые пути, — с коня под вьюкомИ то на Сен-Готарде платят сбор.Владеньями его мы, будто сетью,Окружены, опутаны повсюду…Защита ли империя для нас?Вы думаете, Австрия слабей?Бог — наш оплот, не император. ВеритьВозможно ль императору, когда,Нуждаясь в деньгах, чтоб вести войну,Он города стал отдавать в залог,[9]Что добровольно встали под защитуИмперского орла?.. Нет, мудрость намВелит — во времена тяжелых смутНайти себе могучего владыку.Имперская корона переходитПо выборам, и памяти у нейО службе верной нет. Зато услугиНаследственному дому — сев надежный.

Аттингаузен

Так, значит, ты куда умней отцов,Свободы самоцвет неоценимыйДобывших кровью, доблестью геройской?..Ты в Люцерн съезди, там спроси народ,Как их страну австрийцы угнетают!Что ж, и у нас они овец, коровПересчитают, пастбища обмерят,В лесах свободных запретят охотуНа зверя красного и на пернатых,Заставами нам преградят мосты.Нас разорив, поместий нахватаютИ нашей кровью будут побеждать…Нет, если кровь пролить придется нам,То лучше за себя: поверь, свободаКуда дешевле рабства обойдется.

Руденц