Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии Страница 7

ШЕРИФ (сердечно). Эмиль, а почему ты не придешь ко мне?.. Для старого друга всегда найдется что-нибудь хорошее! (Бодро.) Правда, тебе не следует столько пить, приятель!

СВЕТАК (ядовито). А что еще я не должен?.. Что еще?! Я бы должен был, например, поцеловать твою любезную руку?!

ШЕРИФ (более холодно). Я ничего плохого не имею в виду. Просто сегодня нам нужно иметь нормальные головы…

СВЕТАК (взрывается). А почему до сих пор вам не нужно было?! (Злой, пьяный, но с достоинством.) Нет, Шериф, покорно благодарю… Целую ручки… С Божьей помощью я буду облизывать до самой пенсии…

ШЕРИФ (пожимает плечами, холодно). Как хочешь. Корчить из себя мученика — это самое простое дело! Когда тебе это надоест, приходи!

БЛАНКА (Светаку). И почему ты такой… (Наливает ему воды.) Ведь он хочет тебе помочь! Ведь люди должны помогать друг другу… не так ли?

МОНИКА. Конечно! Это по-христиански.

ШЕРИФ. И по-социалистически, Моника!

МОНИКА. К сожалению, не всегда так получается на практике.

БЛАНКА. Я, например, и в самом деле хотела Сумеду помочь… Мой шурин работал в образовании, я ходила к нему… (Безрадостно улыбается. Отпивает.) У того есть один железный принцип: оставьте его в покое — и у вас будет покой!

МОНИКА. Я люблю мужчин с принципами. Но не следует на них настаивать.

ФИЛИПП (оживленно). Прекрати, Моника — ты не понимаешь…

МОНИКА. Что не понимаю?..

ФИЛИПП. Совсем ничего!.. Ты тогда нигде не работала, поэтому молчи!

МОНИКА. Ты полагаешь, что я кормилась своим телом?.. (Пауза.) Впрочем, это была бы нелегкая работа!

ФИЛИПП. Ты сидела тогда дома и спокойно переводила… А мы служили! (Рассерженно.) Маленькие служащие большой эпохи, если изволишь… К примеру, я в то время был всего лишь обычным маленьким референтом… слугой всех господ… мальчиком для битья…

МОНИКА. И у тебя был совсем обычный страх маленького референта. (Приветливо.) И тем не менее я тебя понимаю, Филипп!

ФИЛИПП. Страх?.. Нет, Моника! Только ответственность! Ответственность за других!.. (Абсолютно уверенный в своей правоте.) Что ты об этом знаешь?.. Ты ни о ком не заботишься…. А я должен думать о шестерых…

ЛУПИНО (неожиданно). Не говори! Каждый называет это иначе, а это всего лишь страх… (Пауза.) Он въедается тебе в кости… как ревматизм, и ты сразу начинаешь хромать…

МОНИКА (с интересом). И у тебя «ревматизм», Лупино?

ЛУПИНО. Черт подери, на поле я не боялся самого большого грубияна… а вот перед управдомом ощущал адский страх… (Качает головой, задумывается и вдруг смеется.) На одной учебе нам говорили, что у футбольного мяча нет души… что «душа» — это, мол, понятие идеалистическое… вот так… (Обиженно.)

ДОКТОР. Категория.

ЛУПИНО. А когда мы ездили за границу, нас всегда сопровождал молчаливый ангел-охранник… (Пьет.) Действительно, страх — это ужасное, отвратительное чувство…

МОНИКА (сердечно). Я и не подозревала, что даже футболист способен на чувства.

ЛУПИНО. Потом уже начинаешь бояться… даже товарища… даже собственной тени… (Пауза. Вдруг искренне.) Сегодня я уже не удивляюсь, что испугался тогда старого пана!

Тишина.

СИРИУС. Сумеца?..

ЛУПИНО (взвешивает, потом быстро, словно хочет выдавить из себя что-то мучительное, нечистое). Мы оттачивали технику, небольшая тренировка перед поездкой, с какими-то деревенскими любителями футбола… и в перерыв в раздевалке появился он…

ШЕРИФ. На футболе?.. Не верю!

МАРЕК (напряженно). И что хотел?..

ЛУПИНО (поспешно). Он обратился ко мне на «вы» и дал мне такой небольшой сверток… И письмо… Профессору Черетти, Рим, название улицы я уже не помню… Он попросил, чтобы я перевез это через границу.

СИРИУС. А ты?..

МАРЕК. Что ты с этим сделал?

Тишина.

ЛУПИНО. Я никогда не забуду второй тайм! Сверток я спрятал в раздевалке, письмо в тренировочные штаны, оно жгло мне задницу, как нарыв… Вдруг я почувствовал, что у меня такие… деревянные ноги… Мечусь по траве, и все мимо и мимо мяча, а эти засранцы как раз выровняли счет… Играй, Лупино, злились ребята, не прогуливайся, ты, примадонна!.. А я думал только о Сумеце… Как он узнал, что мы сегодня будем здесь? И что вообще мы сегодня играем?.. Как узнал, что мы едем за границу? И зачем я пообещал ему, что захвачу, а потом там брошу в почтовый ящик? (Пьет.) Когда я пришел домой… «Ты в своем уме? — спросила меня жена. — Отнеси в госбезопасность».

Тишина.

МАРЕК. И ты отнес?..

ЛУПИНО (измученно). Вы не понимаете?.. Я испугался профессора… Я начал взвешивать… (Монике.) Ведь и у футболиста есть голова, а не только ноги… Все было… так загадочно, подозрительно… Его выпустили из заключения… может, он меня провоцирует, может, его выпустили не просто так… может, он — провокатор…

БЛАНКА. Кто?..

ЛУПИНО. Ну, провокатор, доносчик или что-то в этом роде… Я боялся, что меня с этим свертком сцапают… и уже потом никогда не пустят за границу… (Взвешивает.) Вообще-то я тот сверток…

МОНИКА. Отнес?..

ЛУПИНО. Сжег. И сверток, и письмо… — всё!

Тишина. ЛУПИНО растерянно стоит среди молчащих одноклассников.

Я боялся! (Филиппу.) Поэтому не разглагольствуй, приятель! У нас у всех был страх…

ДОКТОР. Лучше бы ты отнес это в госбезопасность! Он не сказал тебе, что в этом свертке?

ЛУПИНО. Я ему не поверил… Я боялся, что он меня выдаст…

ДОКТОР (беззлобно, по-деловому). Ты сжег четыре года его труда! Рукопись о Сенеке, ты, балда!.. (Тишина.)

ЛУПИНО (ко всем, тихо). Я знаю… мне неприятно… (Вдруг к Доктору.) А ты не очень-то выпендривайся, Доктор! Это ты присутствовал на суде, а не я!..

ДОКТОР. Что ты хочешь этим сказать?..

ЛУПИНО. И тогда ты участвовал только в бракоразводных процессах?..

ДОКТОР. Нет! (Спокойно.) Но и тогда я делал только так называемые «легкие» статьи! Кражи, убийства, растраты — обычные преступления, если это тебя так интересует…

МАРЕК. Легкие статьи! (Почти забавляясь.) Крестьянин, в тайне от властей, забил свинью, а вы влепили ему столько, сколько положено за убийство человека, если не больше…

МОНИКА (как бы между прочим). Из чего вытекает, что человеческая жизнь в то время имела приблизительно ту же цену, что и жизнь одного важного с точки зрения народного хозяйства животного.

ЛУПИНО (Доктору, наступательно). А кто придумывал эти «нелегкие» статьи?.. Эти судьи… прокуроры… ведь это были твои коллеги! Так почему же ты молчал?.. Почему не сказал им, что…

ДОКТОР (резко). Они ведь знали, что профессор не виновен… Не будь наивным, Лупино! Что я должен был им сказать?.. И кому?.. Тем паяцам, что исполняли роль судей?..

МОНИКА. А где они работают сейчас? (С интересом.) В юстиции или в цирке?..

ШЕРИФ. Ты — шутница, Моника! Какие мы теперь все мудрецы… И так отлично мы умеем все упростить… (Внушительно, убедительно.) А тогда… Сама справедливость должна была быть более суровой, потому что общая ситуация…

МАРЕК. Сейчас мы говорим о Сумеце, товарищ Кордош!

ФИЛИПП (лукаво, дипломатически). Минуту! Никакого товарища Кордоша! Здесь только Шериф! И у нас сейчас выпускная вечеринка… (Обескураживающе.) Так что не надоедайте и молчите!

МАРЕК (с горечью). В том-то и дело. Что все мы молчали, как вши под коростой!

СВЕТАК. Пссс!.. (Пьяно, таинственно.) Оказывается, что у людей и у вшей намного больше общего, чем предполагалось. (Пьет за всех.) Так что за здоровье, товарищи молчуны!..

МОНИКА. Статистика показывает, что свой откликнется только тогда, когда покушаются на его желудок… или кошелек. Денежная реформа или отсутствие в продаже лука.

МАРЕК. Да, тогда люди не молчат!